– Нам бы пригодилось хорошее секретное оружие, – с надеждой произнес маршал военно-воздушных сил.

Профессор Экштейн, по мнению многих – виднейший ученый Британии, с первого взгляда казался крайне незначительной персоной. Маленького роста, со старомодными бачками и астматическим кашлем, он всей своей манерой поведения словно бы просил прощения за то, что существует. Он издавал всяческие звуки типа «ах», «хр-рпф», «мр-рх», сморкался, кашлял и застенчиво пожимал руки присутствующим, которым его представляли. Многих здесь он уже знал и приветствовал их нервными кивками. Сев на стул, который ему указали, он обвел кабинет рассеянным взглядом, поднес руку ко рту и принялся грызть ногти.

– Здесь присутствуют главы всех министерств, – произнес сэр Джордж Пэкхем. – Нам очень хочется услышать ваше мнение о том, что можно предпринять.

– О, – сказал профессор Экштейн, – предпринять? Да-да, предпринять…

Все молчали.

– Мир катится в бездну анархии, – сказал сэр Джордж Пэкхем.

– Похоже на то, правда? По крайней мере, судя по газетам. Не то чтобы я им верю: право, чего только не придумают эти журналисты! Никакой достоверности в заявлениях.

– Насколько я понимаю, профессор, вы недавно сделали какие-то очень важные открытия, – ободряюще произнес Седрик Лейзенби.

– А, ну да, сделали. Да, сделали, – немного оживился профессор Экштейн. – Изобрели жуткое химическое оружие на случай, если оно когда-нибудь понадобится. А еще, знаете ли, бактериологическое, биологическое оружие, смертельный газ, который подводится к обычным газовым горелкам, вещества для заражения воздуха и водных источников. Да, при желании, я полагаю, мы могли бы дня за три уничтожить половину населения Англии. – Он потер руки. – Так вы этого хотите?

– Что вы, ни в коем случае. Боже мой, конечно нет! – Мистер Лейзенби был в ужасе.

– Да, вот именно. Вопрос не в том, что у нас не хватает смертоносного оружия, наоборот, у нас его слишком много. Трудность будет как раз в том, чтобы не погубить поголовно все население страны. Понимаете? В том числе и верхушку общества. Например, нас. – Он хрипло захихикал.

– Но мы хотим вовсе не этого, – настаивал мистер Лейзенби.

– Вопрос не в том, чего вы хотите, а в том, что у нас имеется. А то, что у нас имеется, – убийственно, смертоносно. Если вы хотите стереть с лица земли всех, кому еще не исполнилось тридцати, что ж, я думаю, это можно было бы устроить. Но должен предупредить: многие из тех, кто постарше, тоже погибнут. Трудно, знаете ли, отделить одних от других. Лично я был бы против. У нас есть несколько очень хороших молодых ученых. Жестокие ребята, но способные.

– Что же случилось с миром? – внезапно спросил Кенвуд.

– В том-то все и дело, – ответил профессор Экштейн. – Мы не знаем. Нам это неизвестно, несмотря на все наши знания о том и о сем. Мы теперь знаем немного больше о Луне, мы много знаем о биологии, мы научились пересаживать сердце и печень, скоро, видимо, дойдет дело и до пересадки мозга, хоть и не знаю, что из этого получится. Однако мы не знаем, кто занимается тем, что сейчас происходит. Но кто-то ведь занимается! Идет какая-то очень сильная закулисная возня. О да, это проявляется по-разному: криминальные группировки, банды наркодельцов и тому подобные, которыми из-за кулис руководят несколько светлых, проницательных умов. Это уже бывало то в одной стране, то в другой, иногда в масштабах всей Европы, но сейчас смута уже распространилась и на другое полушарие и, наверное, доберется до самого Полярного круга, прежде чем мы с этим справимся. – Похоже, ему самому понравился поставленный им диагноз.

– Люди злой воли…

Выждав минуту-другую, профессор Экштейн продолжал:

– Да, можно сказать и так. Зло в противовес злу; зло, творимое во имя обогащения или власти. Знаете ли, трудно добраться до сути. Даже сами эти бедные юнцы не знают, в чем дело. Они жаждут насилия и упиваются им. Им не нравится наш мир, им надоел наш материалистический подход ко всему. Они презирают многие наши скверные способы делать деньги, наши надувательства, они не желают видеть вокруг нищету. Они хотят, чтобы мир стал лучше. Что ж, наверное, его и можно было бы сделать лучше, если хорошенько над этим поразмыслить. Но вся беда в том, что если вам хочется непременно что-то убрать, то вы должны что-то предложить взамен. Как говорится, природа не терпит пустоты. Черт побери, это ведь сродни пересадке сердца: удаляя сердце, необходимо заменить его другим, здоровым, причем вы должны иметь его под рукой и только тогда лишать пациента старого. Между прочим, я думаю, что таких вещей лучше вообще не делать, но меня все равно никто не станет слушать. Впрочем, это не моя область.

– Газ? – предложил тему полковник Манроу.

Профессор Экштейн просиял:

– О, у нас полно всяких газов. Имейте в виду, некоторые из них довольно безобидны: мягкие, так сказать, средства устрашения. Но есть и другие! – Он сиял, как самодовольный торговец скобяными изделиями.

– Ядерное оружие? – предположил мистер Лейзенби.

– Не шутите с этим! Вы ведь не хотите заразить радиацией всю Англию или даже весь континент?

– Выходит, помочь вы нам не можете, – решил полковник Манроу.

– Нет, пока положение дел не будет известно подробнее, – ответил профессор Экштейн. – Я сожалею. Но я хочу, чтобы вы поняли: большинство из того, над чем мы теперь работаем, опасно. – Он сделал ударение на последнем слове. – В самом деле опасно. – Он с беспокойством взирал на присутствующих, подобно взрослому человеку, с опаской поглядывающему на ребятишек, играющих со спичками.

– Ну что ж, благодарю вас, профессор Экштейн, – сказал мистер Лейзенби без особой теплоты в голосе.

Профессор, правильно поняв, что разговор окончен, улыбнулся всем и поспешно ретировался.

Мистер Лейзенби дал выход своим чувствам, даже не дождавшись, пока закроется дверь.

– Эти ученые все одинаковы, – горько констатировал он. – Никакой от них пользы. Никогда не предлагают ничего разумного. Все, на что они способны, – это расщепить атом, а потом внушать нам, как опасно использовать его на практике!

– Ну и на черта он нам сдался, – грубо заявил адмирал Блант. – Нам бы что-нибудь простенькое, вроде гербицида с избирательным действием, который бы… – Он внезапно прервался. – Что за черт?

– Да, адмирал?

– Ничего, просто это мне о чем-то напомнило, но не могу сообразить, о чем именно.

Премьер-министр вздохнул.

– В приемной есть еще какие-нибудь научные эксперты? – спросил Гордон Четвинд, с надеждой глядя на часы.

– По-моему, там старый Пайкавей, – ответил Лейзенби. – У него есть какая-то картинка или рисунок, а может быть, карта или что-то еще, и он хочет это нам показать.

– А что это?

– Не знаю, какие-то пузыри.

– Пузыри? Что еще за пузыри?

– Понятия не имею. Ну ладно, – вздохнул он, – давайте на них взглянем.

– И Хоршем тоже здесь.

– Может быть, у него есть для нас что-нибудь новенькое, – предположил Четвинд.

Тяжело ступая, вошел полковник Пайкавей с рулоном бумаги, который с помощью Хоршема был развернут и с некоторыми затруднениями укреплен так, чтобы было видно всем сидящим за столом.

– Масштабы не совсем те, но это приблизительно объясняет саму идею, – прокомментировал полковник Пайкавей.

– А что это значит и значит ли это что-нибудь вообще?

– Пузыри? – пробормотал сэр Джордж, ему в голову пришла мысль: – Это что, какой-то новый газ?

– Хоршем, давайте докладывайте вы, – предложил Пайкавей, – вам ведь известна общая идея.

– Только то, что мне сообщили. Вы видите приблизительную схему ассоциации, управляющей миром.

– И что же это за ассоциация?

– Группы людей, обладающие властью или контролирующие ее средства.

– А что означают эти буквы?

– Они обозначают человека или название группы. Это пересекающиеся круги, которые сейчас уже покрыли земной шар. Кружок с буквой «О» обозначает оружие. Некий человек или некая группа контролирует все типы вооружений: взрывчатку, пушки, винтовки. Во всем мире оружие производится по плану, отправляется якобы в неразвитые, отсталые или воюющие страны, но там не задерживается. Почти сразу же его переправляют в другие места: для партизанской войны на Южноамериканском континенте, для поддержки бунтов и восстаний в США, для хранения на складах «черных сил», в различные страны Европы. «Н» обозначает наркотики: целая сеть поставщиков доставляет их из разных хранилищ, все типы наркотиков, от самых безобидных до смертоносных. Руководство этой сети, по-видимому, находится в Ливане и заправляет всеми делами через Турцию, Пакистан, Индию и Центральную Азию.

– Они делают на этом деньги?

– Немыслимые суммы, но это не обычная организация наркодельцов, здесь есть нечто гораздо более страшное: наркотики используются для того, чтобы покончить со слабой частью молодежи, обратить ее в полное рабство. Эти рабы уже не могут жить и работать без наркотиков.

Кенвуд присвистнул:

– Скверная картина! Неужели вы совершенно не знаете, кто эти поставщики?

– Некоторых знаем, но лишь мелкую рыбешку, а не настоящих хозяев. Их главная база, как нам представляется, находится в Центральной Азии и Ливане. Оттуда наркотики переправляются в автомобильных шинах, в цементе, в бетоне, в самых разных деталях оборудования и в промышленных товарах. Все это расходится по всему миру и под видом обычных товаров поступает в места назначения. Буква «Ф» – это финансы. Деньги! В центре всего этого – денежная паутина. Спросите мистера Робинсона, он вам расскажет про деньги. По нашим сведениям, деньги по большей части приходят из Америки, а также из Баварии. Крупным источником финансов служит Южная Африка, это золото и бриллианты. Большая часть финансов стекается в Южную Америку. Один из главных контролеров денег, если можно так выразиться, – очень могущественная и умная женщина. Она уже стара, ей, должно быть, недолго осталось жить, но она все еще сильна и активна. Ее имя – Шарлотта Крапп, ее отец владел заводами в Германии. Она и сама оказалась финансовым гением. Вкладывая деньги в разных частях мира, она получала огромные прибыли. Она владеет транспортом, машиностроительными заводами, промышленными концернами. Живет она в огромном замке в Баварии и оттуда направляет денежный поток в разные части земного шара. Буква «У» обозначает ученых, новые научные исследования о химическом и биологическом оружии. Многие молодые ученые переметнулись на сторону противника, таких, как мы считаем, особенно много в США, и они преданы делу анархии.