— Нет!

— Ну вот и хорошо. Кажется, у нас уже намечается какой-то прогресс, — бесстрастно сказала Карина. — Но если вы думаете, что я позволю вам до бесконечности валить на себя чужую вину, то вы ошибаетесь. Не позволю. Можете уйти и хлопнуть дверью, если пожелаете, но я не отступлюсь.

Эйлин пристально посмотрела на нее.

— Правда, — произнесла Карина и кивнула головой.

— Я думала, что ваш долг — помочь мне избавиться от чувства вины.

— Только если эта вина ваша, — возразила Карина.

* * *

Ближайшая к полицейскому участку библиотека находилась на углу улиц Свободы и Мейсон. Это место некогда носило название Улица Шлюх, а теперь на ней красовались кафе, лавки и магазинчики, в которых торговали изысканными драгоценностями и антиквариатом. Туристы валили на территорию 87-го участка, и к ним липли карманники и грабители. Карелле и Брауну больше нравилось, когда на этой короткой улице теснились публичные дома.

В справочном отделе библиотекарь рассказал им, как нужно работать со старыми газетами. Через три недели после поступления в библиотеку газеты переснимаются на микропленку. Так что если джентльменам нужен какой-то материал из, скажем, февральской газеты, то им придется работать с микропленкой, а если их интересуют мартовские газеты, то они, возможно, найдут их в справочном отделе.

Сыщики сидели за длинным столом, освещенным висячими лампами с зелеными абажурами, и сосредоточенно просматривали газеты за прошлый месяц. Они искали рекламу, приглашающую публику на зрелище на открытом воздухе, которое Глухой мог бы использовать для задуманного им подлого дела. Апрель только начинался, и мало у кого из продюсеров могла возникнуть безумная мысль давать представление на открытом воздухе для многочисленных зрителей в такую плохую погоду, какая сейчас стояла на дворе, но...

Двадцать первого марта в город с двухнедельными гастролями приехал цирк, свое последнее представление он дает в это воскресенье. Можно ли рассматривать собравшихся под тентом зрителей как колоссальное толпу? Ривера описывал толпу так: «ее нельзя окружить стеной». И у тента нет стен.

Так? Уж не цирк ли выбрал Глухой для своих пакостей? Если это так, то обещанное событие произойдет в центре, в Старом городе. Там, возле полуразрушенного мола, построенного голландцами много лет назад, установлен огромный тент.

Труппа называется Le Cirque Magnifique[21]. Прямо из Парижа, если верить рекламе. Карелла переписал информацию в блокнот и сказал Брауну:

— А вот на это что скажешь?

Реклама начиналась так:

Тони Беннет

В сопровождении

оркестра Каунта Бейси

и

трио Ральфа Шейрона

Реклама занимала целую страницу. Под снимком улыбающегося Тони сообщалось:

В пятн, и суб., 3 и 4 апр. Начало в 8 ч, веч.

Концерты состоятся в Маджесте, на арене «Холли-Хиллз».

— Арена — открытое место? — поинтересовался Браун.

— Она без крыши, — пояснил Карелла. — А зрителей там соберется до черта. Это уж точно.

— Но можно ли их назвать толпой, собравшейся под открытым небом?

— В нашем случае вряд ли. Он говорит «без границ, без стен». А арена...

— Глухой?

— Нет, Ривера. Я уверен, что собравшиеся на арене зрители никак не составят такую толпу, какую он описал.

И они снова принялись просматривать страницы, заполненные рекламами различных представлений.

В воскресенье, пятого апреля, согласно плану зрелищ, организуемых фирмой «Кока-Кола», выступит с вечерним концертом Лайза Минелли. В городском оперном театре, называемом Айсопера. Это помещение имеет стены и поэтому не соответствует описанию Риверы, а значит, и Глухого тоже.

В городе гастролируют Пегги Ли и Мел Торме. Они дают концерты в разных клубах. Опять не подходит под описание.

— Это должно произойти в городе? — спросил Браун.

— Почему ты спрашиваешь?

— За мостом состоится пара представлений.

— Сомневаюсь, что он предупредил бы нас, если...

— Да, — согласился Браун.

— По-моему, это состоится где-то в городе. А ты как думаешь?

— Так же.

— Концерт на прогулочном теплоходе, — сообщил Карелла.

— Что за прогулка?

— Вокруг Айсолы. Известный ансамбль.

— У теплохода нет стен, — рассуждал Браун. — Но имеют ли вообще какое-то значение размеры толпы? Он называет ее множеством людей. Увеличивающимся множеством.

По-моему, это не имеет ничего общего с толпой на теплоходе. Скорее похоже...

— Вот, — произнес Карелла.

Он смотрел на огромную, во всю страницу, рекламу в сегодняшней утренней газете. В ней сообщалось следующее:

Первый банк дает

в выходные дни бесплатные концерты

рок-и рэп-ансамблей

Они состоятся на Коровьем Пастбище в Гровер-Парке.

Первый концерт начнется в субботу в час дня, а второй закончится ровно в полночь в воскресенье. В низу рекламы было написано:

Постановка фирмы «Виндоуз Энтертэйнмент, инк.»

Как и полагали Мейер с Хейзом, смены надзирателей в приюте на Храмовой улице совпадали со сменами в полицейском ведомстве. Они удачно выбрали время для засады. Она приходилась частично на вечернюю смену и частично на ночную. Сыщики рассудили, что никто не станет выносить из манежа купленные городом для ночлежников товары в такое время, когда на улице много людей. Место, где находился приют, никак нельзя было назвать оживленным, но на прилегающих улицах располагались магазины и рестораны, так что с десяти до половины одиннадцатого там было довольно оживленно, а потом опять все замирало. В четверг в 22.15 сыщики подъехали к приюту, потушили фары, откинулись на спинки сидений и стали наблюдать.

Хейз жаловался на тех, кто испоганил ему зубы, говорил Мейеру, что боится встречаться с Анни Ролз. Она ведь и не подозревает, что его зубы потеряли свой блеск. Мейер посоветовал ему посмотреть на дело с лучшей стороны. Совет Хейзу не понравился.

— Не вижу в этом ничего хорошего, — огрызнулся он. — Я позволил уговорить себя снять эмаль с зубов, а теперь мне говорят, что она никогда не восстановится. Что в этом хорошего?

Мейер наблюдал за большим кирпичным зданием на другой стороне улицы и размышлял. Вот уже третью ночь они сидят здесь в засаде и до сих пор ничего не высидели. Придется, наверное, на этом закругляться. Он напрямик высказал Хейзу свои сомнения относительно надежности его осведомителя Фрэнки, чокнутого мужика с безумными глазами, щеголявшего в форменной шапке сторожа.

— Откуда он все это узнал, а? — допытывался он.

— Зубной врач? Он сказал, что делал такое однажды для фэбээровцев. А я должен был сказать, что не желаю, чтобы он делал со мной то, что проделывал с теми ослами. Вот, что я должен был ему сказать. А теперь эмаль не восстановится.

— Я тебя спрашиваю об осведомителе, — сказал Мейер. — О Фрэнки.

— Он говорил, что видел, как они выносили продукты и вещи.

— Когда?

— Говорил, что все время.

— Днем? Ночью? Когда, Коттон?

— Ну какого черта ты распсиховался? Это же мои зубы, будь они неладны.

— Мне кажется, что мы здесь зря теряем время. Вот почему я немного раздражен, если можно так выразиться, а вовсе не психую.

— Мейер, само собой разумеется, что если они разворовывают проклятое имущество, то делают это ночью.

— В эти две ночи они ничего не выносили, — возразил Мейер.

— Четверг — самая воровская ночь, — с уверенностью сказал Хейз.

Мейер внимательно посмотрел на него.

— Он сказал, что там все надзиратели этим занимаются.

По очереди, и делят выручку между собой, — разъяснял Хейз. — Выносят каждый раз понемногу.

— Как это понимать — понемногу? Кусок мыла каждые полгода?

— Нет. Полдюжины одеял, коробку зубной пасты — вот как. Через определенные промежутки времени. Так что имущество исчезает незаметно.

— А Лафтон с ними заодно?

— Заведующий? Мой парень ничего не говорил о нем.

— Твой парень, — проговорил Мейер.

— Да.

— Мужик, с которым ты там подружился глухой ночью, туп, как пень. И ни с того ни с сего сразу же стал для тебя «своим парнем», словно проверенный осведомитель, — разорялся Мейер.

— А мне он показался надежным, — оправдывался Хейз.

— А почему четверг — самая воровская ночь? — поинтересовался Мейер.

— Это что, загадка? — спросил Хейз.

— Ты сказал: «Четверг...»

— Не понимаю, — недоумевал Хейз. — Почему четверг — самая воровская ночь?

Кто-то вышел из приюта.

Мужчина в коричневой куртке и темных брюках. Без шляпы. В руках он нес большую картонную коробку.

— Что ты на это скажешь? — спросил Мейер.

— По-моему, он не надзиратель.

— Ты же видел только надзирателей, работавших в ночную смену.

— Задержим его?

— А коробка как будто тяжелая. Правда?

— Давай подождем немного. Пусть он отойдет подальше от приюта, а то засветим засаду.

Они подождали. Мужчина, шатаясь, шел по улице, тяжелая коробка оттягивала ему руки. Сыщики наблюдали за ним. Вот он свернул за угол, и в тот же момент они выскочили из машины и побежали вдогонку. Он шел по тротуару, сгибаясь под тяжестью своей ноши. Они догнали его на середине квартала, зашли с обеих сторон.

— Полиция, — тихо сказал Мейер.

Мужик уронил коробку. Если бы он еще при этом сделал лужу, Хейз нисколько не удивился бы. Коробка упала на тротуар с таким грохотом, словно была нагружена железным ломом. Мейер открыл ее и заглянул внутрь.

— Где вы все это взяли? — спросил он, разглядывая полдюжины старых котелков, кружек и мисок.

— Мое, — ответил мужик.

Он был небрит, давно не мылся, и от него несло, как от протухшей камбалы. Коричневая куртка так пропиталась грязью, что буквально превратилась в жесткий панцирь. На ногах у него были изношенные до дыр высокие кроссовки.