Энтони Беркли - Отравление в Уичфорде

И, не теряя времени далее, она подошла к камину и нажала кнопку звонка.

— Прекрасная погода сегодня, не так ли? — безмятежно спросила она. — Я всегда считала, что ранней осенью выпадают самые лучшие дни в году.

— Да, по вечера становятся короче, — пробормотал Роджер, машинально отдавая дань общепринятым банальностям.

Две минуты спустя Роджер и Алек уже шагали по короткой подъездной аллее к дороге. Неестественной скованностью движений они напоминали двух школьников, которых еще может видеть око школьной учительницы. Об этом Роджер тоже подумал.

— Из-за этой замечательной леди я чувствую себя так, словно мне всего три года, — сказал он с нескрываемым, хотя и невольным восхищением. Роджер всегда был справедлив. Любой человек, который способен был заставить его почувствовать себя трехлетним малышом, вызывал у него восторг. И в данном случае восторг был самой высшей пробы, о чем он нисколько не жалел.

— А у меня она вызвала такое ощущение, будто я самый отпетый дурак, заметил фотограф.

— Да, это наше интервью нельзя назвать удачным, хотя я скорее бы предпочел эту даму ужасной крошке Сондерсон в любой день года, даже ранней осенью. Миссис Аллен относится к тому редчайшему образцу истинной леди, перед которой я снимаю шляпу. Какая ледяная выдержка! Бедному старому Шерингэма не удалось отколупнуть ни малейшего кусочка льда. Она отшвырнула пас как пару гнилых яблок, и надо только удивляться тому, что не в мусорное ведро.

Алек внезапно хохотнул и откровенно признался:

— Должен сказать, мне приятно видеть, как ты иногда тоже получаешь по шее, Роджер.

— Ты — невоспитанная, мстительная шавка, Александр, — мило улыбнувшись, ответил Роджер. — Пожалуйста, постарайся не давать выхода своим низменным инстинктам.

Они в молчании прошли через ворота и автоматически повернули направо.

— Но можно ли назвать это интервью неудачным? вдруг спросил Роджер. Что мы хотели услышать? Голос, вопиющий в пустыне? Нет. Голос, звучащий в гостиной миссис Аллен? Но мы его услышали. Иначе говоря, нам повезло. Дело не в том, что мы лицезрели ее так недолго. А в том, что мы вообще ее видели. Мы решили во что бы то ни стало получить личное впечатление от этой леди, не так ли? Ну что ж, я теперь абсолютно уверен, что такое личное впечатление получил, а ты?

— И двух минут оказалось для этого достаточно, — подтвердил Алек. — Что ты о ней думаешь?

Роджер призадумался.

— Эта миссис Аллен, — начал он с осторожностью, женщина с необыкновенно сильным характером и решительная. По моему скромному мнению, если ее спровоцировать, она будет capable de tout[10]. Я выразился по-французски, — добавил он, — так как это звучит гораздо деликатнее, чем если грубо заявить, что она способна на Убийство, буде понадобится, — а мне ужасно не хотелось бы выражаться с грубой прямолинейностью.

— Но будь я проклят, если могу представить, что такая Женщина способна на убийство, — решительно возразил Алек.

— Это потому, — мягко упрекнул его Роджер, — что ты продолжаешь видеть только очаровательную внешность и совершенно не замечаешь потаенные и бурнокипящие чувства. Для чисто повседневной работы, констебль Грирсон, вы годитесь отлично, чтобы, например, разузнать, кто спер метлу из привокзального зала ожидания, но на фоне великих сыщиков, которые работают в высших сферах человековедения, вы только белое пятно.

— Ух ты! — кратко ответил на это констебль Грирсон.

— А теперь, — таинственно сообщил Роджер, поворачивая налево, — мы навестим мисс Мэри Блауэр. Будем надеяться, что в этих палестинах нам повезет больше.

Мисс Блауэр оказалась легкой добычей. Уильям Бентли все еще проживал в доме своего покойного брата, и, как это предвидел Роджер, большая часть домашнего персонала оставалась еще при нем, — разумеется и Мэри Блауэр, к особе которой Роджер и Алек получили доступ в тот же момент, как она открыла дверь.

— Как замечательно, — сказал Роджер, широко улыбаясь. — Мисс Блауэр, я представляю газету "Дейли курьер" и буду вам очень признателен, если вы позволите обменяться с вами парой слов.

— О, так вы газетные джентльмены! — ответила мисс Блауэр, вздернув голову. — От вас одни только мучения, чес-слово. А я-то думала, что вы со мной уже все покончили.

В то же мгновение, как она вздернула голову, Роджер понял, с кем имеет дело. То была хорошо сложенная девушка с грубовато-смазливым продолговатым лицом, широкоскулая, большеротая, с искоса поставленными глазами. Такая внешность в большинстве случаев свидетельствует об абсолютном отсутствии нравственного чувства. Этот тип лиц часто встречается в низших слоях англо-саксонского населения. Семь из десяти женщин с такой внешностью прохаживаются по вечерним улицам Лондона с определенной целью, и Роджер сразу понял, что Мэри Блауэр, поступив в прислуги, ошиблась в выборе призвания — хотя уже и вступила на путь исправления ошибок.

Он постарался придать взгляду и голосу столько восхищения, сколько они могли выразить, не нарушая приличий.

— Ах, по наша просьба носит чрезвычайно специфический характер, мисс Блауэр. По правде говоря, мы в нашей газете "Курьер" пришли к выводу, что самая интересная фигура, причастная к делу, — это вы. Ведь это вы проявили инициативу и прозорливость, заявив об отравленной бумаге для мух, а ваше поведение на всем протяжении дела — самое образцовое. Оно достойно восхищения.

Такая преамбула оказалась в высшей степени плодотворной.

— Бож-же мой! — воскликнула пораженная Мэри Блауэр.

— Фактически, — продолжал Роджер, несколько понизив голос, — мы в "Курьер" думаем, что если бы не вы, то и дело об отравлении в Уичфорде никогда бы не возникло. И чтобы заинтересовать наших читателей, мы хотели бы сделать газетную полосу, всецело посвященную вам.

— Не имею ничего против, чес-слово, — согласилась мисс Мэри Блауэр, слегка порозовев от удовольствия.

— Ну что ж, тогда не проведете ли вы нас куда-нибудь, где можно поговорить? О, между прочим, позвольте мне представить вам моего друга и коллегу мистера Себастьяна Овцемоя[11], одного из самых блестящих представителей молодого поколения фотокорреспондентов, — и доверительно, однако достаточно громко, добавил: Поверьте, мисс Блауэр, он перспективный человек.

Мисс Блауэр окинула покрасневшего от похвалы коллегу Роджера приветливо-любопытствующим взглядом, который говорил, однако: "Да, возможно ты и перспективный, а я уже известная женщина".

— Ну что ж, коли так, мистер…?

— Моя фамилия Парабутл[12], поспешно добавил Роджер. — Я Персивал Парабутл.

— Ну, коли так, мистер Парабутл, то, может, войдете? Думается, я найду какое-нибудь укромное местечко, чтобы нам поговорить.

Ничтоже сумняшеся, Роджер последовал за Мэри Блауэр, а Алек — за Роджером. Они прошли через просторный холл в большую комнату, очевидно гостиную, очень не похожую на ту, которую они недавно посетили. Вместо строгого изящества последней эта комната носила на себе явный отпечаток раскованности. Глубокие кресла в веселых сине-оранжевых чехлах были забиты бело-синими подушками. Висели сине-оранжевые занавески. Обои тоже пестрели сине-белыми полосами. Здесь теснилось несколько маленьких столиков, пуфов, красовалось множество безделушек и всяких веселых пустячков. Нельзя было бы сказать, что комнату отличает дурной вкус, но по сравнению с простой гостиной в доме миссис Аллен эта бросалась в глаза. И Роджер отметил это различие с удовлетворением. Именно такая гостиная могла соответствовать вкусам женщины, фотографию которой ему принесла Шейла.

— Не будет никакого вреда, если мы и в гостиной посидим, — заметила мисс Блауэр. — Мистер Альфред и мистер Уильям уехали в город но делам.

И с довольно важным видом она уселась в одно из глубоких кресел, и чепчик горничной с фартуком составили с креслом довольно странный контраст. Роджер встал спиной к холодному камину, а перспективный человек, положив аппарат на один из маленьких столиков, уныло переминался с ноги на ногу возле него.

— Так, значит, мистер Альфред тоже, как мистер Уильям, живет здесь?спросил Роджер.

— Да, и уже почти два месяца проживает, это точно.

— А я и не знал. Ну, с чего же мы начнем? Давайте с отравленной бумаги для мух. Вы когда-нибудь прежде видели, чтобы в комнате у миссис Бентли моют в воде такая бумага?

— Нет! Никогда! Вот поэтому я и подумала, что это чудно, понимаете?

— И что же именно вы подумали, увидев такое, мисс Блауэр?

— Ну, я подумала, что это как-то чудно. Так и подумала: вот чудно-то!

— А почему вы подумали, что это чудно?

— Ну потому что прежде я ничего такого не видела. А еще — мы ею никогда не пользовались. У нас всегда в ходу липучки были.

— А каким образом вы поняли, что эта бумага опасна?

— А на ней было написано "Отравленная бумага для мух. Опасно. Ядовито" — что-то вроде этого.

— Понимаю. А давно вы здесь служите?

— В ноябре два года исполнилось.

— Как вам казалось, Мистер и миссис Бентли жили дружно до их ссор в последнее время?

— Нет, куда уж там дружно! Все время норовили голову друг другу откусить.

— Как по-вашему, миссис Бентли расстроилась, когда ее муж заболел?

— Вот еще, расстроилась. Ну, конечно она притворялась, что расстраивается, но я-то видела ее насквозь.

— О, значит, она притворялась?

— А она всегда была хитрая. Как все эти иностранцы.

— Несомненно, — любезно подтвердил Роджер. — Ну а теперь, мисс Блауэр, я хочу, чтобы вы мне рассказали обо всех своих впечатлениях касательно мистера и миссис Бентли. Например, до всех этих событий вам миссис Бентли правилась?

— Ну нисколечко, мистер Парабутл, — и мисс Блауэр презрительно фыркнула. — С самого первою раза, как я только в глаза ее увидела, она мне не понравилась. Ну, настоящая кошка, эта миссис Бентли — кошка да и только. Я ее никогда не выносила.