— И ты знал об этом? — осведомилась Джинни.

— Да. А учитывая, что судья пошел в библиотеку сразу после ужина, приблизительно без четверти семь, мы можем определить, что гиосцин добавили в сифон от половины шестого до без четверти семь — в промежутке длиной чуть более часа. Что нам нужно выяснить — это когда в течение этого промежутка судья выходил из библиотеки, предоставляя отра… другому человеку доступ туда. Мэри слышала, как судья шел в подвал в половине шестого, а Мэтт видел его спускающимся с лестницы в самом начале седьмого, но кто-нибудь видел его во время этого получаса?

Я обвел взглядом лица, видя на них лишь пустоту.

— Надо подождать и спросить его, что происходило в эти полчаса, — сказал я.

— Беда в том, — пробормотал Туиллс, — что до ужина все имели доступ в библиотеку…

— Кроме меня, — заявила Джинни. — Я была в городе.

— Хорошо, кроме тебя. Теперь что касается подноса. В течение десяти минут после того, как Мэтт отнес его наверх и оставил в комнате миссис Куэйл, любой из нас имел к нему доступ.

Мэтт тяжело вздохнул. Его рука снова двигалась вверх-вниз по лацкану пиджака.

— Ты забываешь, Уолтер, что я спустился сразу после того, как оставил поднос. А отец может подтвердить мое пребывание в столовой перед ужином.

Во время последовавшей паузы Джинни соскользнула со стола и с усмешкой посмотрела на брата:

— Хороший из тебя юрист, Мэтт, нечего сказать! Ведь именно ты относил поднос, поэтому имел реальную возможность добавить яд в тосты. А теперь ты заявляешь: «Я невиновен, так как имею алиби на после того, как дело сделали».

Мэтт не рассердился — он выглядел испуганным и беспомощным.

— По-твоему, я отравил собственную мать?

— А по-твоему, это сделал кто-то из нас?

Маленькая фигурка доктора Туиллса словно увеличилась, когда он шагнул в центр группы, собравшейся вокруг Мэтта.

— Тише! — пронзительно крикнул он. — Успокойтесь, черт бы вас побрал!

Все отпрянули под его свирепым взглядом, и разговоры прекратились. Несмотря на свои пять футов и три дюйма, Туиллс выглядел весьма внушительно.

— Такое поведение ни к чему нас не приведет, — продолжал он более спокойно. — Эта проблема для мистера Марла и меня, и мы намерены ее решить. Конечно, если вы не хотите вмешательства полиции. Лично мне все равно — это только сняло бы груз с моей души…

На какое-то мгновение мне показалось, что Джинни собирается заплакать.

— Прости, Мэтт, — пробормотала она. — Ты знаешь, что я не имела это в виду… Но, Уолтер, все это выглядит абсолютно нереальным! Это похоже на игру в убийство, где Джефф играет роль окружного прокурора, задавая вопросы, и рано или поздно обратится к кому-то: «Вы виновны?» Тот ответит: «Да», и игра закончится… Но я знаю, что это не игра, — в том-то и весь ужас…

В ее голосе послышались истерические нотки.

— Ну, — отозвался Туиллс, по-видимому сожалея о своей вспышке, — в каком-то смысле это действительно игра, Джинни. Твои родители в безопасности. Сестра дежурит у твоей матери, а твой отец заперт в моем кабинете. Но ради всеобщего спокойствия в этом нужно разобраться. — Его голос вновь стал агрессивным. — Теперь пусть все идут спать, а мы с мистером Марлом обо всем позаботимся.

Я никогда не мог понять, как Туиллсу удалось с ними справиться. Конечно, несостоявшиеся трагедии не взволновали его ни в малейшей степени, а остальные были так расстроены, что любой, проявляющий твердость, мог подчинить их своей воле. Разумеется, они протестовали. Кларисса высокомерно произнесла, теребя нитку бус:

— Ты что-то слишком раскомандовался, Уолтер.

Но он бросил на нее сердитый взгляд, и она сразу же умолкла. Мэтт продолжал бормотать, что он адвокат и не желает быть отстраненным от каких бы то ни было совещаний…

Вскоре комната опустела. Было решено, что я останусь ночевать в доме. Я настоял на кушетке в библиотеке, понимая, что этой ночью едва ли удастся выспаться.

Остальные задержались в холле. Мэри боялась идти наверх одна, и Мэтт поднялся с ней, обнимая ее за плечи и громко ухая, чтобы отогнать привидений. Кларисса больше не сказала мужу ни слова и последовала за братом и сестрой. Все говорили громко и вызывающе. Только Джинни была бледна и молчала…

Свет погасили, и дом погрузился в темноту. Не знаю, почему я дрожал, стоя в коридоре, — ведь все было таким знакомым. Или не было? Вероятно, от распадающегося сознания исходят какие-то химические выделения, смешивающиеся с пылью и покрывающие плесенью предметы, которые их окружают, подобно тому как гниение тел отравляет атмосферу склепа. В головах этих людей, чьи лица проплывали перед моим мысленным взором, стучали молоточки гнева, ненависти и разочарования, и в одной из этих голов молоточек проделал трещину. Они продолжали жить обычной жизнью, но коррозия невысказанных слов проникала во все уголки дома, делая его сырым и холодным. Тайком стиснутый кулак, взгляд над кофейной чашкой были единственными внешними признаками убийцы, который избрал самый зловещий путь безмятежно улыбающегося отравителя.

Неяркий желтый свет исходил только от лампы на втором этаже, рисуя на нижней стене силуэты лестничных перил, зловещие очертания пальто и шляп на вешалке. С лестницы доносились слабые скрипы, и я смотрел на нее в поисках еще одного, спускающегося, силуэта, но не видел никого. Портреты на стенах вздрагивали от ударов ночного ветра. Стоя спиной к парадной двери, я огляделся вокруг. Туиллс в библиотеке бросил в камин что-то тяжелое, очевидно разводя огонь…

Поверх моего плеча раздался быстрый и резкий стук в парадную дверь.

Глава 7

ВТОРОЙ УДАР

Туиллс вылетел из библиотеки, как будто ожидал этого стука. Когда он отодвинул засовы и открыл дверь, мы увидели угрюмого мальчишку-посыльного, протягивающего желтый конверт.

— Приспичило среди ночи… — буркнул мальчишка. — Распишитесь здесь.

Туиллс расписался в квитанции и дал мальчику доллар, потом закрыл дверь и поманил меня в библиотеку, все еще изучая телеграмму.

— Это для Джинни, — сообщил он и хладнокровно вскрыл ее.

— Слушайте! — возмутился я. — Что, черт возьми, вы делаете?

— У меня есть на то веская причина. Хм… Так вот зачем она сегодня ездила в город. Она не книгу брала в библиотеке, а отправляла телеграмму. И вот ответ. Взгляните.

— Какое нам дело…

— Тогда я вам прочту, — спокойно прервал меня доктор. — Здесь написано: «Приеду сразу же. Что ты имеешь в виду, сообщая, что все наши неприятности закончатся через несколько дней? Старик сдался? С любовью, Лэт».

— Кто такой Пэт?

— Пэт Росситер. Два сердца бьются как одно. — Он подмигнул мне и просунул руку под пиджак, прижав ее к груди, дабы проиллюстрировать два сердца.

— Вам не кажется, — сказал я, — что вы бы могли лучше изображать Купидона, если бы не…

— Я не изображаю Купидона, черт побери! — Доктор яростно подпрыгнул. — Ладно, я сам этим займусь. Подождите минуту.

Я ждал, пока он зажигал щепки под дровами в камине, а потом работал мехами, как очкастый гном.

— То, что вы думаете, абсурд, — заявил я.

— Откуда вы знаете, что я думаю?

— Ну…

— Вы не знаете, а делаете поспешные выводы! — воскликнул доктор, повернувшись и злорадно тыча в меня пальцем. — Вот чем вы занимаетесь. Смотрите!

Огонь начал потрескивать. Туиллс взял телеграмму и бросил ее в камин.

— Вот так! Я боялся, что молодая дурочка пошлет такую телеграмму, и знал, что она получит такой ответ. Как бы вам понравилось, если бы остальные гиены добрались до него?

— Я все еще не понимаю хода ваших мыслительных процессов, доктор, — пожаловался я. — Но так как я не в состоянии предугадать их направление, продолжайте.

Туиллс сел, загадочно улыбнулся и достал трубку, которую начал неторопливо набивать.

— Существуют моменты, которые я хотел бы обсудить, — сказал он. — Особенно один из них — наиболее странную черту всего дела.

— Руку?

— Чепуха! Рука — это спектакль. Неужели вы не понимаете, что самое странное — это поведение семьи?

— В каком смысле?

Туиллс нахмурился, продолжая набивать табаком трубку:

— У вас есть братья или сестры?

— Нет.

— Так я и думал. В таком случае вы не вполне способны это разглядеть. В семье могут быть ссоры и неприязненные отношения. Но когда наступает настоящий кризис, все держатся заодно. А наша компания этого не делает.

— Я по-прежнему не понимаю.

— Пораскиньте мозгами, черт побери! Разве вы не видите, что они слишком легко отнеслись к заявлению, будто один из них отравил их родителей? Нормальные люди вели бы себя так? Они бы обыскали дом в поисках посторонних, стали бы обсуждать, какие враги из города или еще откуда-нибудь могли это проделать, а прежде всего вызвали бы на ковер горничную, не сомневаясь, что это ее работа. Они бы подозревали всех, но только не одного из них!

— Звучит разумно…

— Еще бы! Вместо этого они бесстрастно выслушивают наши обвинения и готовы обвинять друг друга. Узнайте почему, и вы раскроете дело! — Доктор разжег трубку и с триумфом посмотрел на меня. — Они не поинтересовались, заперты ли все двери и окна! Конечно, у судьи имеются враги, которые могли здесь спрятаться. Но они даже не упомянули подобный, наиболее очевидный вариант. Это неестественно!

— Но ведь предположение о постороннем притянуто за уши, не так ли?

— Вы все еще не понимаете мою точку зрения! — Доктор сделал беспомощный жест. — Разумеется, это притянуто за уши. Для нас — но не для них. Это первое, на чем они должны были настаивать, — уверять, что кто-то прятался в кладовой или еще где-нибудь, а потом проделал грязную работу, хотя бы послать за горничной. Но никто из них даже не подумал об этом.