Кремер перевел дыхание. Он посмотрел на меня, не увидел ничего вдохновляющего и вернулся к Вульфу.

— Я расскажу вам, почему я здесь. Те трое людей — повар, человек, помогавший ему, и человек в столовой — Фриц Бренер, Феликс Корбет и Золтан Мэхэни — они все были предложены вами. Все близки вам. Я хочу знать о них или, по крайней мере, о двоих из них. Хорошо, я могу исключить Фрица. Во-первых, трудно поверить в то, что Золтан не знает, кто взял первые две или три тарелки или кто из них вернулся обратно за другой тарелкой, а также трудно поверить, что Феликс не знает, кто обслуживал Пайла.

— Действительно, — согласился Вульф.

— Они профессионально обученные люди. Но их уже спрашивали.

— Да. Их спрашивали. Также трудно поверить, что Гудвин не видел, кто обслуживал Пайла. Он видит все.

— Гудвин здесь присутствует. Обсудите это с ним.

— Сейчас я хочу знать ваше мнение о моей теории, поскольку с ним я уже беседовал. Я знаю вашу и не отвергаю ее, но есть и другие альтернативы. Во-первых, факт. В металлическом контейнере для мусора в кухне, не в ведре для прочих отбросов, мы нашли кусок бумаги, простой белой бумаги, свернутой в трубочку и завязанной тесьмой. Лаборатория обнаружила крупинки мышьяка. Единственные два четких отпечатка принадлежат Золтану. Он говорит, что увидел ее на полу в кухне под столом некоторое время спустя после того, как начался обед, но не может сказать, когда поднял ее и выбросил в контейнер, а его отпечатки пальцев на ней потому, что он развернул ее, чтобы убедиться, что там ничего нет.

Вульф кивнул.

— Как я и предполагал. Кусочек бумаги.

— Да. Я не говорю, что это уничтожает нашу теорию. Она могла всыпать его в сметану, не оставив отпечатков пальцев, и она, конечно, не бросила бы его на пол, если был бы хоть какой-нибудь шанс, что на бумаге есть ее отпечатки пальцев. Но на ней отпечатки пальцев Золтана. Что неверного в теории, то, что Золтан отравил одну из порций и увидел, что ее берет нужная девушка? Я отвечу сам. Во-первых, Золтан заявил, что он не знал, к которому из гостей какая девушка прикреплена. Но Феликс знал, и они могли быть в сговоре. Во-вторых, все девушки отрицают, что Золтан указывал, какую тарелку они должны взять, но вы знаете, как это может быть. Он мог сделать это так, что она не знала. Что еще в этом неверного?

— Это не только несостоятельно, это почти вопиюще, — заявил Вульф. — Почему, в таком случае, одна из них вернулась за второй тарелкой?

— Она была смущена. Нервничала. Просто глупая.

— Вздор. Почему же она не призналась в этом?

— Напугана.

— Я не поверю в это. Я спрашивал их до вас. — Вульф махнул рукой. — Чепуха, и вы это знаете. Моя теория — это не теория, а разумное убеждение. Я надеюсь, что это будет установлено. Я предложил мистеру Стеббинсу осмотреть их одежду, чтобы выяснить, не сделала ли какая-нибудь из них кармана. Она должна была сделать его легкодоступным.

— Он это сделал. У них у всех были карманы. Лаборатория не обнаружила никаких следов мышьяка. — Кремер вытянул ноги. — Мы вполне следуем вашей теории. Но я бы хотел спросить вас об этих людях. Вы знаете их.

— Да, я знаю. Но я не отвечаю за них. Возможно, на их совести дюжина убийств, но они не имеют никакого отношения к смерти мистера Пайла. Если вы следуете моей теории — скорее, моему убеждению — я считаю, вам следовало бы выяснить последовательность, в которой женщины брали тарелки.

Кремер покачал головой.

— Мы этого не выяснили, и я сомневаюсь, что мы сможем это сделать. Все, что у нас есть, — это куча противоречий. Вы их хорошо напугали, прежде чем мы до них добрались. Мы узнали о пяти последних, начиная с Пегги Чоут, которая обнаружила, что Пайл уже обслужен, и дала тарелку вам, а затем, но вы уже знаете. Вы это сами выяснили.

— Нет. Я узнал об этих пяти, но не о том, что они были последними. Возможно, между ними были и другие.

— Их не было. Это установлено совершенно точно. Эти пять были последними. После Пегги Чоут последние четыре тарелки были взяты Эллен Джаконо, Норой Ярет, Кэрол Эннис и Люси Морган. Затем эта Фэри Фабер, которая была в уборной, но для нее тарелки уже не было. Последовательность, в которой они брали тарелки перед этим, первые семь, мы не можем из них вытянуть, кроме первой Мэриэнн Квин, вы не смогли тоже.

Вульф поднял руку.

— Нет. Вы оставили их в суматохе, страшно напуганными, и пошли в столовую, чтобы продолжить с мужчинами. Ваше собственное частное расследование убийства, а закон — к черту! Я был удивлен, когда только что, позвонив в звонок, увидел здесь Гудвина. Я полагал, что вы послали его по делам, типа позвонить в агентство, откуда они взяли девушек. Или найти линию связи между Пайлом и одной из них. Или вы уже больше в этом не заинтересованы?

— Я волей-неволей заинтересован, — заявил Вульф. — Как я сказал помощнику окружного прокурора, это на моем счету то, что человек был отравлен пищей, приготовленной Фрицем Бренером. Но я не посылаю мистера Гудвина по бесполезным поручениям. Он один, а у вас дюжина. И если есть что-нибудь, что можно выяснить через агентство или путем наведения справок о знакомствах мистера Пайла, ваша армия это откопает. Они, конечно, уже занимаются этим, но, если бы они нашли след, вас бы здесь не было. Если я посылаю Гудвина…

Зазвонил дверной звонок, я поднялся и вышел в холл. Дверь в кухню приоткрылась, и Фриц просунул голову в щель, но, увидев меня, скрылся обратно.

Я повернулся и посмотрел на дверную панель и понял, что преувеличивал, когда говорил Вульфу, что все двенадцать так или иначе заняты. По крайней мере, одна занята не была. На ступеньках стояла Эллен Джаконо.

Глава 4

Я сразу подумал, что если Кремер уже сказал все, что намеревался, и вскоре направится к выходу и натолкнется в холле на Эллен Джаконо, то она может смутиться и не дать мне свой номер телефона, если она пришла для этого. Поэтому, открыв дверь, я приложил палец к губам и жестом приказал ей войти.

Ее темные глаза выразили сильное удивление, но она вошла, и я закрыл дверь, а затем, открыв дверь в большую комнату, приказал ей знаком войти и вновь закрыл дверь.

— Что случилось? — прошептала она.

— Сейчас уже ничего, — сказал я. — Эта дверь звуконепроницаема. В конторе с мистером Вульфом сидит полицейский инспектор, и я подумал, что, наверно, вы уже имели достаточно неприятностей с фараонами за последнее время. Конечно, если вы хотите с ним встретиться…

— Нет. Я хочу видеть мистера Ниро Вульфа.

— О'кей. Я скажу ему, как только уйдет фараон. Садитесь. Это не должно длиться долго.

Между этой комнатой и конторой есть дверь, но я пошел вокруг, через холл, и туда же вошел Кремер. Он промаршировал мимо, ничего даже не пробурчав для вежливости, но я подошел к двери и выпустил его, а потом пошел в кабинет и сказал Вульфу:

— Одна из них сидит у меня в передней комнате. Эллен Джаконо, смуглая Геба, которая была прикреплена к вам, но отдала икру мистеру Крейсу. Мне задержать ее, пока я не достану всех остальных?

Он поморщился.

— Что она хочет?

— Видеть вас.

Он вздохнул.

— К черту. Веди ее сюда.

Я пошел и открыл дверь в соседнюю комнату, сказал ей, чтобы она вошла, и проводил к красному кожаному креслу.

Она была в нем более живописна, чем Кремер, но производила не такое сильное впечатление, как в первый раз. У нее были мешки под глазами и кожа немного поблекла. Она сказала, что только что покинула окружную Прокуратуру, и если пойдет домой, то ее мать снова накинется на нее, а браться и сестры вернутся из школы и начнут шуметь, а она так или иначе решила увидеть Вульфа. Ее мать старомодная женщина и не хотела, чтобы она была актрисой. Это начинало звучать так, будто она пришла, чтобы получить место, где можно немного выспаться, но Вульф прервал ее.

Он резко сказал:

— Я не понимаю вас, мисс Джаконо. Вы пришли проконсультироваться со мной о вашей карьере?

— О нет. Я пришла потому, что вы — детектив и вы очень умный, а я боюсь. Я боюсь, что они узнают то, что я сделала, а если узнают, моя карьера кончена. Мои родители не позволят мне быть актрисой, если вообще я останусь в живых. Я уже готова была выдать себя, когда они задавали вопросы. Поэтому я решила рассказать вам, а если вы поможете мне, то я помогу вам. Если вы обещаете не выдавать мой секрет.

— Я не могу обещать сохранить секрет, если это признание преступления или знание преступления.

— Нет, это не то.

— Тогда у вас есть мое обещание и мистера Гудвина. Мы храним много секретов.

— Отлично. Я ранила мистера Пайла ножом, и на мне его кровь.

Я вытаращил глаза. В течение полусекунды я подумал, что она имеет в виду то, что он умер совсем не от отравления, а от того, что она прокралась наверх и вонзила в него нож, что казалось невероятным, так как врачи наверняка нашли бы дырку.

По-видимому, она продолжать не собиралась, и заговорил шеф:

— Обычно, мисс Джаконо, ранение человека считается преступлением. Когда и где это было?

— Это не было преступлением, потому что это была самозащита. — Ее богатое контральто звучало так спокойно, как будто она рассказывала нам таблицу умножения. Очевидно, она берегла интонации для своей карьеры. Она продолжала: — Это случилось в январе, около трех месяцев тому назад. Конечно, я о нем знала, о нем знают все, кто занимается шоу. Я не знаю, правда ли, что он субсидировал шоу просто для того, чтобы заполучать девушек, но, возможно, это так и было. Существует много сплетен о девушках, которые у него были, но никто не знает точно, потому что он был в этом очень осторожен. Некоторые из девушек болтали, но он — никогда. Я имею в виду не просто приглашение в театр или ресторан, я имею в виду последнюю каплю. Так говорят у нас на Бродвее. Вы понимаете, что я хочу сказать?