— Подошва отвалилась! — кричала она. — Тридцать семь пятьдесят — и подошва отвалилась! Что это, вообще, за обувь? А вы-то какие плуты! Я теперь уже даже не верю, что это вообще «Джулиен Кан». Посмотрите! — Она перевернула туфлю подошвой вверх. — Здесь даже нет двух точек, которыми «Кан» обычно метит подошву. Прошу вернуть мне мои деньги!

Менеджеру наконец удалось успокоить ее, но их разговор слышало не менее полудюжины женщин, также заглянувших в магазин. Он вернул ей деньги, тогда как другие продавцы принялись с кислым видом рассматривать бракованную туфлю. Возврат товара всегда означал потерю комиссионных, а «Обнаженную плоть» возвращали с нарастающей и потому тревожной быстротой.


Хоть и медленно, но письма все же достигали здания «Крайслера» и фабрики в Нью-Джерси. И текст их был однозначен: с этой моделью явно что-то не то. И крой плохой, и кожа плохая; были и жалобы на то, что туфли буквально разваливаются на части. «Стыдно», — писали люди, потому что рекламная кампания по этим туфлям и в самом деле была грандиозная, но что может сделать продавец магазина, когда покупатели возвращают товар? Что им делать, если женщины отказываются покупать туфли, которые сидят на ноге совсем не так, как они того ожидали от «Джулиена Кана»?

«Аннулируйте наш заказ», — говорилось в письмах.

«Мы возвращаем последнюю партию товара», — говорилось в письмах.

«Пожалуйста, перенесите наш заказ на аналогичную партию „Глокаморры“», — говорилось в письмах.

Аннулируйте.

Верните.

Возместите…


— Это уничтожит нас! — кричал Хенгман. — Они все, как один, возвращают наш товар! А моя чертова фабрика из-за этого ходит ходуном. Как мне теперь соблюсти сроки выполнения других заказов?

— Мистер Хенгман, — сказала секретарша, — там к вам пришел какой-то господин.

— Кто еще? И какого черта ему надо?

— Он говорит, что пригнал грузовик с пятью тысячами колодок, и спрашивает, где его разгрузить.

— Святой Моисей! — воскликнул Хенгман, хлопая себя ладонью по лбу.


Человека с «Титаника» звали Харли Форд. Высокий — за метр восемьдесят, широкоплечий, голубоглазый, с иссиня-черными волосами. В голосе его чувствовался сильный южный акцент. Он стоял у окна в офисе Манелли и говорил спокойным, размеренным тоном, хотя в словах его чувствовалась твердая убежденность. Грифф сидел на стуле рядом со столом Манелли и внимательно слушал.

— Должен вам сказать, — произнес Форд, — что мы допустили ошибку, не придав в свое время должного внимания визиту мистера Гриффина в Джорджию. Да и я сам без особого энтузиазма отнесся к перспективе командировки в Нью-Джерси.

Форд улыбнулся, и Грифф последовал его примеру. Манелли явно нервничал.

— По нашим оценкам, — продолжал Форд, — кое-что из этой мешанины еще можно спасти.

— Вы понимаете, конечно… — начал было Манелли.

— Я понимаю, конечно, — перебил его Форд, — что вы исправно выполняли распоряжения мистера Макуэйда. Но я понимаю также и то, что вы назначены на пост контролера этой фабрики, и, боюсь, у меня сложилось не вполне благоприятное впечатление о ваших действиях на этом посту.

— Я всего лишь…

— Судя по всему, мы потеряем кучу денег на этой «Обнаженной плоти», — продолжал Форд. — Но это не страшно, потому что теперь мы знаем, где допустили ошибку. «Титаник» — хорошая компания, чертовски хорошая. И он действительно за рабочих, и любой, кто не разделяет этих взглядов, с «Титаника» уходит. Любой человек, который, подобно мистеру Макуэйду, рвется вперед, не прислушиваясь к советам более опытных и мудрых людей, кто умышленно утаивает важную информацию, в частности по отделу цен, — такой человек нам не нужен. Мы уже вручили мистеру Макуэйду его выходное пособие. Вас же, мистер Манелли, я попрошу провести необходимые изменения, причем сделать это как можно скорее.

— Да, да, конечно, — закашлялся Манелли.

— Вот, пожалуй, и все, что я хотел вам сказать. В конце концов, не я, а вы здесь контролер.

— Да, сэр, — закивал Манелли.

— Как только мы разгребем завалы с этой «Обнаженной плотью», вы можете действовать по собственному усмотрению. Но учтите вот еще что: из вашего личного дела следует, что вы не вполне подходите для данной должности, а потому мы бы порекомендовали вам начать подыскивать работу на какой-нибудь другой обувной фабрике. Надеюсь, я ясно выразился?

— Да, сэр, — кивнул Манелли.

— Ну что ж, я искренне рад, что вопрос прояснился, — сказал Форд. — Когда я задумываюсь над тем, что могло бы произойти на этой фабрике, не наберись мистер Гриффин мужества…

— Мистер Форд, это отнюдь не было…

— Хорошо, мистер Гриффин, назовите это как хотите, я же предпочитаю называть это мужественным поступком. Никому здесь, похоже, по-настоящему не хотелось подняться с четверенек и распрямиться в полный рост. Если бы вы не приехали и не проинформировали нас, этот мистер Макуэйд мог такого наворочать на фабрике, что аж подумать страшно. Поэтому мы все вам весьма признательны.

— Спасибо, — как-то неловко выдавил из себя Грифф.

— Я пробуду здесь несколько недель — просто хочу убедиться, что дела снова вошли в свою колею. Буду ходить, смотреть, а потом отражу результаты своих наблюдений в отчете. У вас достаточно своих мозгов и талантов, способных довести намеченные планы до конца. Уверен, что вы не нуждаетесь ни в каких советах от нас, повстанцев. — Форд улыбнулся. — Разве посоветуем: вам давно пора установить кондиционеры. Господа, у вас во всех офисах такое пекло?

— Да, здесь жарковато, — признал Манелли с жалкой улыбкой на лице.

— Итак, мистер Гриффин, — продолжал Форд, — уверен, что вам не терпится снова навести порядок в своем отделе цен, а потому не буду вас больше задерживать. — Он пожал руку Гриффу и сказал: — Я хотел обговорить с мистером Манелли еще несколько вопросов, поэтому, если не возражаете…

Грифф кивнул, и вышел из кабинета.

В голове застряла ленивая мыслишка: сколько еще продержится Манелли? Он не удивился бы, если этот срок оказался довольно коротким. Манелли был явно не тем человеком, которого «Титаник» хотел бы видеть в роли контролера, хотя сейчас, с уходом Макуэйда, они все же дали ему шанс проявить себя в деле.

Грифф пошел по коридору в направлении отдела цен, миновал бухгалтерию, отдел кредитов. На ум пришло личное обещание Форда в самом скором будущем вернуть на прежнюю работу Дэнни Куинна.

Наконец на одной из распахнутых дверей он увидел табличку «ОТДЕЛ ЦЕН» и невольно улыбнулся, но потом смекнул, что кто-то, скорее всего Мардж или Аарон, успел позаботиться об этом. Справа от двери красовалась знакомая пластина:

«Р. ГРИФФИН А. РЕЙС».

Он улыбнулся и вошел в офис. Пол устилал новый голубой палас, стояли новые письменные столы, на одном из которых красовалось приветствие: «С возвращением, Грифф!» Только тогда он заметил Мардж и Аарона, которые стояли у окна и лыбились как последние идиоты. Мардж пересекла комнату, подошла к Гриффу, он поднял ее над полом и крепко поцеловал в губы, тогда как Аарон по-прежнему стоял в стороне все с той же дурацкой улыбкой на лице. Что и говорить, приятно было снова оказаться дома.

Аарон ушел в пять — надо было заглянуть к стоматологу, Мардж — в шесть, чтобы сделать прическу и маникюр. Перед уходом она взяла с Гриффа обещание, что в восемь часов он заедет за ней домой. Оставшись в одиночестве, Грифф работал в полной тишине, счастливый оттого, что снова оказался в родном отделе. Его переполняло громадное чувство блаженства и осознание того, что теперь все будет в порядке.

В семь часов он глянул на часы, поспешно закруглился и покинул офис. На фабрике царила непривычная тишина: жаркие, даже знойные вечера никак не стимулировали сверхурочный труд. Грифф вызвал лифт, охранник Билл поднялся за ним, затем спустил в вестибюль, отпер двери и выпустил наружу. Грифф направился к автостоянке, сразу заметив свою машину, которая притулилась в дальнем конце площадки. Сейчас, когда другие машины разъехались, она казалась одинокой и какой-то брошенной.

Слева, на западе, на небе появилась широкая пурпурная полоса — первый признак приближающихся сумерек. В воздухе по-прежнему висела дневная духота, но сохранялась надежда на то, что ближе к ночи она сменится сентябрьской прохладой. Над автостоянкой парила неподвижная, словно какая-то ленивая атмосфера. Грифф не спеша миновал вход на стоянку, слыша размеренный перестук своих каблуков по бетонному покрытию. Он не заметил человека, стоявшего рядом с его машиной, и чуть было не наткнулся на него.

Мужчина стоял опершись о правое переднее крыло машины и скрестив руки на груди; последние лучи заходящего солнца придали его волосам золотисто-красноватый оттенок. Поначалу Грифф не узнал его, но, присмотревшись, понял, что это Джефферсон Макуэйд.

«Но разве он еще не уехал? Какого черта…»

— Привет, Грифф, — мягко проговорил Макуэйд.

— Привет, — буркнул в ответ Грифф, раздраженный неожиданным приступом паники, тугим комком рухнувшей в желудок. Это была та же паника, которую он испытал давным-давно, когда ожидал прибытия тогда еще неизвестного посланца из Джорджии. Та же паника, которую он испытал, подумав, что Макуэйд заметил записку, оставленную им Аарону. Паника, которая, как нож, кольнула его после телефонного разговора с Хенгманом, когда он с запозданием заметил стоящего рядом Макуэйда. Та же паника, которая парализовала его после печального инцидента с пожарным шлангом и лишила сил после постыдного судилища над пуэрториканской девушкой. Это был тот же страх, который он испытал на той вечеринке по случаю «Недели гильдии», когда он понял, что с Макуэйдом у него могут быть проблемы. А позднее — страх потерять работу. Страх.