Макуэйд понизил голос:

— «Титаник» дает вам больше денег. «Титаник» пообещал, что никаких увольнений больше не будет, что его кампания сокращений завершена. И «Титаник» сдержит свое слово, поверьте мне. Заверяю вас и в том, что у «Титаника» нет никакого намерения закрывать эту фабрику или переводить ее в какое-то другое место. «Титаник» хочет расти, «Титаник» хочет быть сильным и здоровым.

Несколько секунд все ждали продолжения речи. Манелли глянул на Макуэйда, который смахнул пот с верхней губы.

— А почему бы нам не отметить это дело? — предложил Манелли.

Все молчали. Манелли достал несколько стаканов и плеснул в них по глотку водки.

— За рост и процветание — я имею в виду «Джулиена Кана», — провозгласил он тост.

— Да, и еще за прекращение увольнений и рост зарплаты в скором будущем, — добавил Грант.

Мужчины чокнулись стаканами. Макуэйд сделал один глоток и поставил свой стакан на стол. Гардинер, Хенсен и Кароджилиан вышли из кабинета, тогда как Макуэйд, Манелли, Грант и Сэл Вальдеро уселись за стол и принялись разрабатывать схему повышения зарплаты. Начальники отделов хранили полное молчание, пока не дошли до лифтов в конце холла.

— Я лично никогда не рассматривал проблему с этой стороны, — сказал Гардинер.

— А может, в этом действительно что-то есть, — добавил Хенсен. — В самом деле, какого черта держать человека на работе, если он ничего не делает? Он и вправду крадет деньги из наших карманов.

— Ну конечно. Кстати, нам-то зарплату уже повысили.

— А эта затея с Флоридой кажется мне довольно привлекательной, — встрял в разговор Кароджилиан.

— И потом, он ведь действительно не дал убить друг друга этим двум парням из цеха закройки. Тогда как никто из окружающих и пальцем не пошевелил.

— Что нам давали Каны, кроме постоянной головной боли? Эти же парни имеют свежие идеи и намерены отстаивать их. Вот что нужно принимать в расчет.

— В расчет нужно принимать новую кровь.

— Да, к этому мы и идем. И все равно их идеи мне понравились. Они попросту возбуждают.

— А мне больше всего понравилась мысль о социальной защищенности. Он пообещал, что больше увольнений не будет, и это самое важное.

— А в общем-то он неплохой парень. Просто его надо понять.

— Но со своей женой я бы его знакомить не стал, — со смехом проговорил Кароджилиан.

— Да он на две половинки ее разобьет!

Смеясь, вся троица зашла в лифт. Каждый доложил новости своим рабочим. Те задумались. Некоторых это известие настолько сильно огорчило, хотя им и пообещали и социальные гарантии, и повышение зарплаты, что они начали ворчать. Многие из них считали, что делегатов попросту подкупили, чтобы они были посговорчивее; другие заявляли, что не верят во все эти долгосрочные планы, что главное для них — это поскорее получить обещанное повышение и что они сильно сомневаются в искренности «Титаника» прекратить увольнения.

Но когда на следующее утро была распространена служебная записка, в которой обещалось прекратить увольнения на «Джулиене Кане», рабочие пришли к выводу, что «Титаник» — действительно серьезная компания. Тут же начались разговоры о новой прогрессивной системе, появились идеи насчет того, что теперь можно будет работать сколько захочется, хотя большинство заявляло, что никогда не расстанется со своими родными Нью-Джерси или Нью-Йорком.

Все стали обсуждать проблему прибылей и убытков, словно они уже стали акционерами компании. К работе теперь относились с большей тщательностью — и при нарезке кожи, и при изготовлении обуви. Заметив малейший брак, тут же бежали к своему прорабу, потому что брак означал потерю денег. С особой гордостью стали следить за чистотой помещения, а когда на восьмом этаже закончилось строительство нового туалета, все стали пользоваться только им — приятно было смотреть на чистые белые писсуары, раковины, машины для сушки рук. Потом, спускаясь на свои этажи, они невольно сравнивали всю эту чистоту с расположенными на них загаженными унитазами, причем сравнение это было разительным, как день и ночь, и им приходилось признать, что «Титаник» действительно заботится о своих людях и что работать на него чертовски приятно.

Но сохранялись и ворчуны, причем ничто, казалось, не могло изменить позицию этих людей. Они говорили: «Посмотрите, сколько людей уволили из пошивочного, сколько из каблучного; а что произошло на девятом этаже — людей „отщелкали“, как мух, и всех компьютерщиков разогнали. Все это сегодня, а что будет завтра и не окажусь ли я следующим?» Происходило это потому, что, несмотря на все обещания, данные «Титаником», всегда находились люди, которые в силу своей природной недоверчивости попросту не могли объективно оценивать факты. Ворчуны твердили, что пусть им только существенно поднимут зарплату, а уж они готовы продолжать пользоваться ржавыми баками в старых туалетах. Но где это повышение? Одни разговоры, и никаких денег. И кому нужны все эти автоматы по продаже кока-колы на каждом этаже? И почему мы не можем переключаться на повременную работу, когда сдельная заканчивается? И как это приятно — получить струю воды из шланга в лицо. И что такого уж плохого в подворовывании? Компания получает солидную прибыль, так почему бы не позволить нам изредка прихватить с собой парочку туфель?

Вот какие разговоры вели ворчуны.

А потом, словно по мановению волшебной палочки, причем гораздо скорее, чем этого можно было ожидать, словно с целью показать ворчунам, что они сами толком не понимают, о чем говорят, зарплата была повышена. Совсем ненамного, где-то на пять-шесть тысячных доллара за операцию, но ведь это в любом случае была прибавка к деньгам, на которые жили рабочие, и деньги эти оказались в их бумажниках. О, какое это было великое дело, определенно, самое что ни на есть позитивное и приятное. «Да здравствует „Джулиен Кан“! — скандировали рабочие. — Да здравствует „Титаник“!»

Один рабочий был настолько счастлив и смел, что даже нарисовал крупный плакат, на котором черно-красными буквами по белому фону, с пририсованной туфлей «Кана», было начертано: «Да здравствует „Титаник“!»

Плакат он повесил в только что отстроенном туалете на восьмом этаже.


Все это время Грифф работал за десятерых.

Невозможно было сказать, сколько звонков поступило от «Крайслера» за несколько дней до начала «Недели гильдии». Казалось, что телефон звонил каждые десять секунд. Пока он разговаривал с одним абонентом, другой терпеливо дожидался на параллельном номере. Когда он наконец добирался до этого номера, Мардж уже записывала имя нового абонента, которому надо было перезвонить. Несколько раз он всерьез пытался подумать о Макуэйде, но работы было слишком много, и голова была забита совершенно другим. Он работал как автомат, получая информацию от «Крайслера», сличая ее с данными Аарона, бегал из отдела в отдел, стараясь сделать все возможное, чтобы отдел цен также внес свою лепту в подготовку «Недели гильдии».

А подготовка эта носила поистине гигантские масштабы. Можно было подумать, что компания готовит широкомасштабное наступление. Он был согласен с тем, что осенняя серия обуви оказалась действительно изящной и яркой, и про себя поздравил дизайнеров, которых прислал «Титаник». В равной степени он приветствовал усилия парней из «Крайслера», придумавших названия для некоторых моделей. С другой стороны, он отнюдь не преуменьшал тот вклад, который вносили в общее дело они с Аароном. У него и раньше случались схватки с дизайнерами, но никогда еще они не были столь частыми, как за эти семь дней до начала «Недели гильдии». Едва увидев спецификации, поступившие от «Крайслера» на некоторые модели, он сразу понимал их практическую неосуществимость. С точки зрения ценовика он осознавал, что едва ли следует заниматься производством обуви, цена на которую окажется запредельной для розничного торговца. Но попробуй скажи это дизайнеру. Скажи: «Дорогуша, эти туфельки обойдутся нам в шестьдесят долларов. Так что забудь про них!» Попробуй сказать это женщине с карандашом за ухом, женщине, которая носила сандалеты на ремешках и просторный синий халат, женщине, из-под карандаша которой всякий раз, когда он прикасался к листу бумаги, выходила новая модель обуви. Попробуй сказать ей, что невозможное переплетение разноцветных полосок кожи на разработанных ею сандалиях абсолютно исключено, что мужчин и женщин в пошивочном хватит удар, если они только представят себе этот замысловатый дизайн. Попробуй сказать ей, что ее счастливый зародыш создаст неимоверные трудности не только в пошивочном, но и в цехе подготовительной закройки. Попробуй сказать ей это по телефону, а потом приготовься выслушать ее яростную тираду о плоде своих трудов, о том, что она хочет видеть свои туфли на подиуме, непременно этого хочет и что она руки на себя наложит, если они не сделают для нее образец.

Или попытайся разобраться во всей той путанице, которая возникла из-за ошибки при определении типа кожи для одной из моделей. Или когда начальник рекламного отдела вопит, что указал в заявке бронзовую телячью кожу, а из отдела продукции ему вопят, что в заявке указана коричневая лайка, тогда как парни из отдела программирования вопят, что они уже указали бронзового теленка, так как же они могут теперь заменить его на коричневую лайку, а ребята из отдела костюмов и моделей вопят, что все их чертовы разработки одежды были рассчитаны именно на бронзового теленка, так как же можно представить себе, хотя бы только представить, что они будут гармонировать с коричневой лайкой?

Или попытайтесь объяснить какому-нибудь яйцеголовому болвану из «Крайслера», что Моррисон уже покинул территорию Колорадо и Айовы, что предложение об оплате счетов было ошибочно направлено ему в Алабаму и Арканзас и что надо срочно направить новые предложения, а потом выслушивайте его визг по поводу того, что они направили огромное количество предложений, но даже не представляют себе, как могла быть допущена подобная ошибка. «Квентин, да куда же запропастился этот чертов Квентин? Квентин, немедленно зайди ко мне и переговори с этим орущим идиотом с фабрики!»