— Для этого я и приехал.

Принесли икру, и я продолжал, намазывая тост маслом:

— Ты имеешь хоть какое-нибудь представление, сколько она хочет?

— Насчет этого я не заикнулся. Не хотел портить тебе игру. Все в твоих руках, Ларри.

— Дело может оказаться не таким простым, Сидни. Ты, конечно, понимаешь — колье предстоит разобрать. Нечего и думать, продавать его в теперешнем виде. Опять поднимется шумиха, и, если Плессингтон вдруг увидит на фото очередную дуреху в его колье, миссис Плессингтон придется плохо. Я кое о чем подумал, пока летел. Мы сами могли бы чертовски неплохо заработать на сделке. Можно продать камни даже за два миллиона, но сработать нужно чисто.

— Два миллиона! — Сидни вытаращил глаза.

— Вот как я себе это представляю. Я встречусь с миссис Плессингтон и объясню ей, что, раз она хочет продать колье в его теперешнем виде, мы дадим ей ту цену, которую она некогда заплатила, то есть миллион восемьсот тысяч. Из твоих слов ясно, а я лишний раз подчеркну это — повторная продажа колье вызовет такой же интерес, как некогда был проявлен к ней, а это ей никак не подходит — она боится огласки. Стоит ей до этого дойти, и она ни за что не позволит нам продать его в целом виде. Тогда я объясню ей: если колье разобрать, стоимость камней значительно понизится. Камни придется продавать по отдельности, и мы не сможем предложить ей больше девятисот тысяч — половину первоначальной стоимости. Если она согласится, — а выхода у нее нет, — ты платишь ей девятьсот тысяч — и колье наше. — Я поднял руку, видя, что Сидни собирается прервать меня. — Дай мне закончить. Ты должен спроектировать новое бриллиантовое ожерелье, в которое войдут все камни из колье Плессингтонов. Я закажу ожерелье Чану, подыщу покупателя в Южной Америке, либо в Индии, или на Ближнем Востоке и сбуду за два миллиона. И тогда ты заработаешь миллион сто тысяч. По-моему, это выгодная сделка.

Он откинулся на спинку кресла и некоторое время изумленно взирал на меня.

— Но мы не можем так поступить! — воскликнул он с возмущенным видом. — Нельзя же наживаться подобными методами на этой бедняжечке!

— Это — бизнес, Сидни, — невозмутимо произнес я и наложил себе икры. — Спросить Тома, сможем ли мы так поступить?

Он всплеснул руками.

— У Тома не душа, а счетная машина, и кассовый аппарат вместо сердца.

— Потому-то ты и ешь икру.

Несколько минут он задумчиво жевал.

— Ты действительно думаешь, что сможешь продать ожерелье за два миллиона?

— А почему бы и нет?

Я был уверен, что не смогу, но мне нужна была приманка для Сидни.

— Например, Бартоны смогут его купить за такую сумму, но ты должен превзойти себя и спроектировать такую вещь, в сравнении с которой все другие покажутся дешевкой.

Глаза Сидни загорелись. Он обожал такие задачи.

— Я сумею, уверен! Какая замечательная идея! Ларри, умненькая ты киска!

Я понял, что выиграл бой, и начал успокаиваться. Выпив шампанского, я начал второй раунд, ступив на очень тонкий лед.

— Понадобится время, Сидни, может, нужно будет слетать в Гонконг. Чан проработает над ожерельем не меньше месяца. На продажу уйдет значительно больше времени — месяца три, может, пять. Что станет тем временем с миссис Плессингтон?

Он изумленно уставился на меня. Такая мысль как-то не приходила ему в голову.

— Я знал, что это слишком хорошо, чтобы поверить в возможность сделки. По-моему, она не может ждать и недели.

Подошел официант и убрал тарелки. Мы сидели в молчании, пока не подали суфле из омаров и официант не удалился.

Тогда я забросил бомбочку, не зная, взорвется она или нет.

— На мой взгляд, если мы хотим, чтобы сделка состоялась, тебе придется одолжить ей деньги до продажи ожерелья.

Он широко раскрыл глаза.

— Девятьсот тысяч! — его голос поднялся до писка.

— Ты ссудишь их под шесть процентов, а ожерелье в конце концов продашь за два миллиона, — сказал я. — Спроси Тома, бывают ли сделки выгоднее.

— Но мне не по средствам одолжить такие деньги.

— Я и не говорю, чтобы ты одалживал. Одолжит фирма.

— Том ни под каким видом никому не одолжит. Даже самому Никсону.

— Да? Тогда деньги дашь ты. Твой банк позволяет тебе превысить кредит. Что ты теряешь? Ожерелье будет твоим. Даже если я не смогу выручить два миллиона, свою цену мы всегда получим. Даже в этом случае ты удвоишь свои деньги. Ну же, Сидни! Такой шанс бывает раз в жизни!

В раздумье он отправил в рот вилку с суфле, и я увидел огонек жадности, зажегшийся в его глазах.

— Тому совсем не обязательно знать об этом, правда? — вдруг сказал он. — Я имею в виду — раз я вношу личные деньги, тогда и те деньги, которые удастся выручить от продажи ожерелья, тоже будут мои личные. Не так ли?

— Правильно. Минус один процент моих комиссионных.

Он взглянул на меня, слегка прищурясь, и я понял, что он не думал об этом.

— Да, и один процент тебе.

Было заметно, как он пытается подсчитать сумму в уме.

— Ты дашь мне 18 тысяч долларов. Вычти еще 900 тысяч миссис Плессингтон и прибавь ее шесть процентов на ссуду, и у тебя останется приблизительно 880 тысяч чистой прибыли. По-моему, совсем не дурно.

Он подумал еще немного и сказал:

— У меня есть идея даже лучше. Ларри, мой мальчик, что, если ты попробуешь убедить миссис Плессингтон продать колье за 750 тысяч? В конце концов, деньги-то не ее. Я мог бы продать акции для покрытия этой суммы, и тогда колье стало бы моим и я мог бы не беспокоиться относительно Тома. Если я так сделаю, а ты продашь ожерелье за два миллиона, я получу миллион с четвертью. Довольно заманчиво, не правда ли?

— Я думал, ты не захочешь наживаться на бедняжечке, — сказал я, прикидываясь, будто шокирован.

Он беспокойно заерзал.

— Но ведь ты же сказал, что это бизнес, — он сделал паузу, вглядываясь в мое лицо. — Как ты думаешь, сумеешь ли ты убедить ее продать колье за эту цену?

— Попытка не пытка.

Я покончил с остатками суфле.

— Ларри, приложи завтра максимум стараний. Я уверен, у тебя должно получиться. — Сидни щелкнул пальцами, подзывая официанта и заказывая кофе. — Слушай, я вот что сделаю. Добудь колье за 750 тысяч, и я дам тебе два процента. Справедливее некуда.

— И оплатишь самолет до Гонконга и все расходы, связанные с поездкой? — сказал я, зная, что никакого Гонконга не будет.

— Естественно, дорогой.

— Терри знает о миссис Плессингтон?

— Не упоминай об этом скверном мальчишке. Право, следует поскорее избавиться от него. — Сидни даже покраснел от раздражения. — Он становится совершенно невозможным.

— Это к делу не относится. Знает ли он?

— Конечно, нет!

— Ты уверен? Миссис Плессингтон приходила к тебе? Разве он не поинтересовался, что ей было нужно?

— Мы даже не разговариваем.

— Он не мог подслушать?

Мысль о Терри заставляла меня нервничать. Он слишком хорошо разбирался в бриллиантах, чтобы я мог чувствовать себя в безопасности.

— Нет. Когда пришла миссис Плессингтон, он был занят с клиентами.

— Слушай, Сидни, он не должен ничего знать. Собственно, никто не должен знать, а не то пронюхает Том. Ведь если задуматься, сделка проходит через фирму, и у Тома будет много причин для неудовольствия, если он узнает.

Сидни опять тревожно заерзал. Он знал это не хуже меня.

— Если я куплю колье на свои деньги, — сказал он несколько вызывающе, — Том здесь будет ни при чем.

— Но миссис Плессингтон — клиент фирмы. — Я хотел внушить ему чувство вины. — Слушай, Сидни, чтобы фирма осталась в стороне, тебе лучше работать над эскизом не в офисе, а у себя дома. Естественно, колье тоже должно находиться там.

Ему незачем было знать, что это условие существенно для моего плана.

Он не колебался.

— Да, все останется строго между нами. — Он с доверием посмотрел на меня. — Ты поможешь с ожерельем, Ларри?

«Ну и нахал, черт его дери, — подумал я. — Ведь знает же, что без меня он не то что не сможет сделать ожерелье, но даже уговорить продать за ту мизерную цену, что мы только оговорили. И, собираясь огрести такой гигантский барыш, предлагает мне жалкие два процента, а Тома Люса вообще выбрасывает из сделки».

— Ты знаешь, на меня можно положиться.

Во время полета в воздушном такси и обдумывания плана, как украсть колье без риска, я испытывал угрызения совести из-за Сидни, так как в случае выполнения плана он понес бы существенные убытки, но теперь, когда Сидни показал свою алчность, упреки совести стихли.

Скажи он мне: «Слушай, Ларри, давай поделим все поровну. Ты берешь на себя работу, я предоставляю капитал», — я отказался бы от своей затеи. Но раз он проявил себя таким проклятым жаднюгой и эгоистом, предложив мне только два процента, я, не сходя с места, решил осуществить план. Ему наплевать на миссис Плессингтон, так чего же я должен беспокоиться о нем?

Сцену, устроенную мне миссис Плессингтон, лучше забыть. Она не назвала Сидни вором, но это подразумевалось. Она плакала и заламывала голые руки. Она неистово металась по просторной комнате, выставляя себя в самом неприглядном виде. Она обвиняла меня во лжи, напомнив мои слова о том, что бриллианты никогда не падают в цене. На это я возразил, что колье придется разобрать, и, если она подождет год или полтора, я обеспечу ее полутора миллионами за камни и платину, но поскольку она требует деньги сразу, Сидни не может дать ей больше.

Наконец она утихомирилась. Что ни говори, на три четверти миллиона долларов не очень-то начихаешь, особенно, если деньги не твои. До сих пор ей не приходила в голову мысль, что попытка продать колье в его сегодняшнем виде неизбежно приведет к огласке, и это соображение в конце концов укротило ее. Она согласилась принять чек, выписанный Сидни, но заявила, что никогда больше не будет иметь дел с фирмой «Люс и Фремлин».