Эд Макбейн - Опасно: Динозавры!

— Его хвост состоит из многих позвонков; если быть точным, у него двадцать один сустав.

— И что это значит? — поинтересовался Чак.

— Существенно в этом то, что хвост археоптерикса отличается от хвостов современных птиц точно так же, как плавники самых древних рыб отличаются от плавников современных.

— А как переводится слово «археоптерикс»? — спросил Чак.

— Это означает «исконно крылатое существо».

— A macrura?

— Просто «длиннохвостые».

— Длиннохвостое, исконно крылатое существо, — повторил Чак.

— Выходит, таково его полное имя. Но проще говорить «археоптерикс».

— Да, верно, — улыбнулся доктор Перри, помолчал и продолжил: — Некоторые зоологи считают, что признаки рептилий в нем доминируют, и нужно называть эту птичку все же еще рептилией, а не птицей. Но все же одно бесспорно.

— И что именно?

— Птицы произошли от рептилий.

— Гм…

— Но не обязательно от птерозавров или других летающих ящеров.

— Понятно, — кивнул Чак.

— Вы должны простить мне столь длинное пояснение, — вновь улыбнулся доктор Перри. — Меня иногда заносит, и я забываю, что не читаю лекцию перед аудиторией.

— Я, в общем–то, не возражаю, — честно признался Чак.

— Вы слишком терпимы. Вероятно, вам и так все это известно, ведь вы же гид.

— А? Что?

— Ну, да. Вы же гид экспедиции, не так ли?

— Мой брат… — начал было Чак, но тут же замолчал.

Не было смысла даже пытаться все объяснить. Какой смысл рассказывать ему, что экспедицию вел Ной, пока не погиб, когда за ними гнались бронтозавры. Ной уже ничего не значил ни для кого, кроме Чака. Ной…

Чака внезапно словно огрели дубиной. Ной?

— Что–то не так? — спросил доктор Перри.

— Нет–нет, ничего, — покачал головой Чак. — Все в порядке.

И все же… Ной? Что–то было не так в этом имени. Ну, да, конечно. Его звали не Ной! Его звали… звали…

Грудь Чака стиснула внезапная паника.

Как звали его брата?

Не Ной, конечно. Что–то похожее, но не Ной. Что–то вроде Аарона… Оррина… Нет–нет, не то. Но что именно? Боль, словно от удара плетью, прошла по его телу — боль от усилий, с которыми он пытался заставить себя вспомнить…

— Вы действительно уверены, что с вами все в порядке? — настаивал доктор Перри. — То время, что вы провели в воде…

— Все хорошо, — резко сказал Чак, прикусил язык и повторил: — Простите, доктор Перри, я только… я…

— Вероятно, вы сейчас чувствуете слабость, но со временем…

— Оуэн! — вдруг выкрикнул Чак, испытывая нахлынувшее на него громадное облегчение. — Оуэн!

Доктор Перри с удивлением уставился на него.

— Не понимаю, — растерялся он.

— Не важно, доктор Перри, — ответил Чак. — Но громадное вам спасибо. Ваши слова напомнили мне кое о чем, что я уже… что я почти… — Он замолчал, не в силах произнести слово «забыл».

Но он не забыл. Он все еще помнил. Оуэн не сохранился в памяти никого из тех, кто его знал, но Чак его никогда не забудет. «Никогда, — поклялся он самому себе. — Никогда!»

Он плотно сжал губы и уставился на далекие белые скалы.

Местность, по которой они шли, стала совсем труднопроходимой.

Две скалы маячили впереди, как обещанный приз, и, казалось, вообще не приближались. Они стояли на горизонте, как два монарха, презрительно взирающих на свои владения, — король с королевой, гордые, холодные, неприступные.

А растения были охраняющей их покой армией. Они бросались на захватчиков, вырастали перед ними стеной и с поразительным упорством удерживали свои рубежи. Монархи же усеяли путь ловушками: глубокими ямами, заполненными жидкой грязью, острыми камнями, широкими расселинами, и достаточно было одной ошибки, чтобы запросто сломать ноги.

Люди вели битву с природой. Впереди шел Артур, держа в сильной руке топор и срубая им противника. За ним Пит с топориком для разделки мяса обрубал мешающие идти ветки. Остальные следовали позади — усталые, готовые вот–вот рухнуть на землю.

В довершение ко всему постоянно ныл Мастерсон. Он бесконечно повторял, что они идут не в ту сторону. Чак старался пропускать его стенания мимо ушей, доверяя больше своей памяти, нежели предположениям Мастерсона.

Чак вовсе не был уверен, что они придут на место отправки вовремя. Он даже не был уверен, что они вообще доберутся туда.

Пару раз Артуру пришлось стрелять и убить двух мелких хищников, осмелившихся напасть на их маленький отряд. Хищники были некрупными, но даже их не сразу остановили пули, покрытые стальной оболочкой.

А Чак подумал об аллозавре. Интересно, каков был бы итог, натолкнись они на этого страшного хищника? Он скрестил пальцы, благодаря судьбу, что им не встретился ни один из этих гигантов. Но может ли удача длиться вечно? И чем им тогда помогут винтовки? Он подумал о громадном чудовище с острыми, как бритва, зубами и когтями, и по спине пробежала дрожь.

Небо позади двойной скалы стало ярко–красным, потому что солнце уже спряталось за горизонт, а из красного постепенно становилось оранжевым и еще более темным — фиолетовым. Затем небо поспешно скрыли сумерки, и наступила ночь, укрыв землю черным, как смоль, плащом. Белые скалы смутно маячили в темноте, на небе появились резкие, точно выклеванные белым клювом из черного бархата, звезды.

Чак нехотя остановил отряд на ночлег, хотя знал, что завтра уже наступит шестой день. Время летело стремительно. Он хотел было обсудить с остальными возможность продолжать движение всю ночь, но один взгляд на Дениз сообщил ему, что необходимо остановиться для сна и отдыха.

Пит быстро сварганил вкуснейший ужин, и люди стали готовиться ко сну. Никого не пришлось уговаривать. Все быстренько завернулись в одеяла и мгновенно уснули.

Чак встал на дежурство первым, сказав Артуру, что разбудит его через два часа.

Потом он сидел у костра, слушая такое знакомое потрескивание веток. Лес вокруг бормотал, вздыхал и шипел, наполняя воздух непривычными звуками. А Чак вспомнил об осеннем лесе в своем родном времени, о деревьях, покрытых красной и желтой листвой, о том, как воздух напоен запахами приближающейся зимы. Он думал о Хэллоуине, сочных красных яблоках и хрустящем картофеле. Он думал о брате, курившем трубку во время их длительных походов по лесам, когда под ногами хрустели сухие листья, а природа одевалась в красивый осенний наряд. Он думал о свинине, жарившейся на гриле, о капавшем на огонь жире. И о том, как язычки пламени подпрыгивают всякий раз, когда на них попадает капля жира, и как разносятся вокруг в холодном прозрачном воздухе аппетитные мясные ароматы. Чак почти чувствовал, как жесткий твидовый воротник трет сзади шею, но одновременно дает тепло, и как пахнет зимняя одежда, которую вынимают из шкафа после летнего сезона. И все это были сладко–горькие осенние воспоминания — память о смерти лета и о чугунных небесах, предвещавших приближающуюся зиму. Потом Чак подумал о доме, и его охватила все подавляющая ностальгия. Знакомые места и вещи. Знакомые лица. Дом. Его родное время.

Чак настолько углубился в мысли, что когда земля под ним яростно затряслась, он не сразу понял, что происходит.

Сперва Чак подумал, что заснул и видит сон. Потом взглянул вперед и даже подпрыгнул, а сердце мгновенно заколотилось где–то у горла. В трех шагах от него земля широко разверзлась, как ухмыляющаяся пасть.

Чак сделал шаг, но тут земля ударила по ногам, и он упал на колени. С трудом снова поднявшись, он стоял, шатаясь, на краю распахнувшейся перед ним пропасти. Затем, не глядя, что там внизу, перепрыгнул через расселину и приземлился на четвереньки на другой ее стороне.

— Подъем! — закричал он, сорвал с плеча винтовку, передернул затвор и выпалил в воздух.

Теперь он понял, что происходит. Он знал это чересчур хорошо.

Чак снова поднялся на ноги, но тут же был сбит очередным толчком. Земля судорожно корчилась, содрогаясь.

— Проснитесь! — со всей мочи проревел он, и услышал голос Артура:

— Что происхо…

Мастерсон тоже проснулся, и Чак услышал его отчаянный вопль:

— Вот такие пироги! Землетрясение!

К нему присоединились голоса других членов отряда — хриплые голоса еще не пришедших в себя после сна людей. Было темно, а темнота всегда производит беспорядок и страх. Но сейчас в этом была повинна не одна лишь темнота. Любой человек, едва проснувшись и увидев, что земля под ногами трясется и вздымается волнами, был бы растерян и напуган. Добавьте к этому, что люди находились в совершено чужом мире, и в результате получите неизбежный хаос.

Чак ринулся вперед, по подпрыгивающей под ногами земле.

— Чак! — услышал он крик доктора Перри.

Узнав в темноте его голос, Чак попытался определить местонахождение палеонтолога.

— Сюда, Чак! Я здесь!

В спешке Чак налетел на доктора и чуть не сбил его с ног. Доктор Перри схватил парня за плечо и затараторил:

— Это смещение пластов, Чак, весьма нередкое в эти времена. Вы уже сталкивались с подобным?

— Нет, сэр! Я… — Он не закончил фразу, потому что в этот момент земля больно ударила его в подошвы, едва не сбив с ног.

Откуда ни возьмись, возле него оказался доктор Думар. Голос француза прозвучал непривычно тихо, с мягким акцентом:

— Нужно выбираться отсюда, Чак. Такие смещения очень–очень плохи. Земля начнет изгибаться, трескаться, раскрываться. Если это небольшой местный очаг, то нужно попытаться убежать подальше от него.

— Хорошо, — согласился Чак и сглотнул огромный комок в горле. — Все здесь! Ну–ка тихо!

Все замолчали, и одновременно наступило странное затишье. На мгновение Чак даже подумал, что землетрясение закончилось. Человеческие голоса казались в тишине странно громкими.