Мертвый штиль. Солнце светит как в тропиках, хотя на термометре всего 36 градусов. Ослепительно сверкают льды. Утром был на «Затмении». Спускались стрелять, а также бить дичь, в итоге имею семерых гагар, курочку, моевку, юнко и нерпу. Охота на последнюю превратилась в захватывающее приключение: оказалось, что дробью ее не взять, и после погони, длившейся не менее получаса, мы выловили ее из воды баграми. На судно притащили ее еще живую, и капитан гуманно прекратил ее мученья. Выходили поохотиться и вечером, но дичи не было. Пара морских ласточек[136] резвилась вокруг судна. Видели нескольких полосатиков. Славный денек!


Среда, 7 июля

Прошли под паром миль 20-30 на юг, а потом, увидев признаки присутствия китов, поставили парус. Вечером капитан Дэ вид поднялся к нам вместе с механиком. Я выловил редкостную креветку. Вчерашняя охота меня взбодрила. Варил строго по рецепту красных сельдей к ужину.


Четверг, 8 июля

Еще один памятный день. Шли под парусом по очень синей воде вдоль кромки огромной льдины вслед за «Затмением». Около часу дня вблизи судна капитана Дэвида появился кит – первый с прошлого воскресенья. Капитан «Затмения» пустил три лодки в погоню и шел за ним по пятам, пока в 4.15 кита не зацепили, к 8 не подтянули к борту, а к полуночи разделали. Мы кружили неподалеку в надежде, что их кит возьмет курс в нашу сторону и усилия наши будут наконец вознаграждены, но около 4 часов с верхушки мачты послышалось многообещающее: «С подветренной стороны другая рыбина, сэр!» Матьесен и Боб Кейн пустились за китом и вскоре скрылись из глаз, затерявшись среди льдин, мы же столпились у борта и ждали. Вскоре окрестность огласил досадливый стон: возле самого судна возник полосатик, а зная, что полосатики – злейшие враги «правильных» китов, мы побоялись, что полосатик спугнет нам добычу. Я отправился в каюту пережить разочарование, когда с мачты донесся крик капитана «Нырнул, нырнул!» – значит, удар достиг цели. И тут же на этот вопль выбежали полуодетые люди, и от судна отошло пять длинных зеленых вельботов, спешивших на подмогу зацепившей кита лодке и ее напарнице. Я сел в вельбот к Питеру Макензи и, едва мы отплыли, как стало известно: кит всплыл и бьется как бешеный. Мы мгновенно поняли, что работа нам предстоит нелегкая, ведь когда раненый кит остается под водой недолго, он всплывает полным сил и готовым сразиться с вельботами, в то время как, оставаясь под водой полчаса и более, на поверхности воды он обычно появляется измученный и взять его тогда не представляет труда. Вельботы приблизились. Халтон и Карнер выстрелили в кита и, зацепив его, отошли. Следующим был наш вельбот, и мы, зайдя со стороны головы, глубоко вонзили пики киту в шею. Тело животного сотрясла дрожь, и он начал быстрое движение по поверхности воды. Бьюкен подвел вельбот к голове плывущего чудовища, и от этого необдуманного маневра нос его шлюпки внезапно задрался, уже через секунду вельбот с командой всей своей тяжестью обрушился на спину животного, и крики людей, и треск ломающихся весел перекрыл рев Бьюкена: «Давай! Тащи! Подай назад! Воду не пускать! Тащи! Какого черта, струсил, что ли!» Я бросил Питеру: «Оставайся рядом, чтоб их подобрать!», но они ухитрились благополучно столкнуть вельбот со спины кита в воду. Животное устремилось к льдине и поднырнуло под нее, но вскоре появилось вновь, и Ренни с Бьюкеном открыли огонь. Кит опять ушел под лед, но после опять вынырнул прямо между тремя вельботами, и пошла потеха!

Мы подгребли к киту и вонзили в него пики, проткнув его тело на глубину футов в пять, три вельбота старались держаться сбоку от животного, которое билось, стремясь ударить нас чудовищным своим хвостом. Был момент, когда кит чуть не опрокинул нашу шлюпку, поднырнув под днище, но нам удалось выправить положение. Потом мы отвели лодки, так как у кита начались предсмертные судороги, которыми он вспенивал воду, а потом он медленно перевернулся на спину и сдох.

Стоя в вельботах, мы грянули троекратное «ура», после чего отбуксировали кита к судну, а к часу дня втащили на борт. Это оказалось красивое животное с хвостом в 9 футов 6 дюймов длины, и каждый кусок его туши дал нам около 12 тонн жира. Стоимость его никак не меньше 1000 фунтов, что обеспечивает нам возможность не считать наше плаванье неудачным. Большая акула, подплыв к нам, наблюдала за всем процессом разделыванья туши, игнорируя ножи, которые в нее метали матросы. Я попросил разрешения у капитана взять шлюпку, чтобы вместе со стюардом пронзить акулу гарпуном, но он нам этого не позволил.


Пятница, 9 июля

Полное безделье. Это реакция на напряжение вчерашней охоты[137]. Капитан говорит, что Боб Кейн прекрасно себя проявил. Днем видели нескольких полосатиков. Солнце светит вовсю, красота. Странно, что последний из пойманных «Затмением» китов был одноглазым. Наш вчерашний знакомец кит тоже страдал тем же пороком: глазница его была совершенно пуста. Кажется, здесь обитает порода одноглазых гренландских китов.


Суббота, 10 июля

По-моему, мы совершили ошибку, взяв опять курс на север. Южное направление, на мой взгляд, обещает более богатую добычу.

Отправляли шлюпку за хохлачом, но вернулась ни с чем. Вечером в машинном отделении четыре часа резался в юкр[138]. Интересно, с кем могли заключать браки дети Адама и Евы?


Воскресенье, 11 июля

Встал поздно, а хотелось бы еще позже, что является печальным признаком тяжелого морального состояния. Утром на «Затмении» взяли хохлача. Вечером мы, как и они, двинулись под паром на восток, чем спугнули кита. Попадалось много полосатиков. Около семи вечера в 20 милях к востоку от нас был замечен пароход – первое судно, встреченное нами с начала мая. Мы поддали пару и, приблизившись к нему, узнали в нем новенькую яхту «Эйра»[139] – исследовательское судно Ли Смита, направляющееся к полюсу, если то позволят им льды, что вряд ли произойдет[140], но, во всяком случае, изучить Землю Франца-Иосифа они собираются и пострелять оленей – тоже. Ли Смит нигде не служит, холост и, имея годовой доход в 8000 фунтов стерлингов, выбрал себе в жены Шпицберген. Когда наши суда оказались вровень друг с другом, мы приветствовали маленькую «Эйру» троекратным «ура» и флагами и получили ответные приветствия. Матросы на «Эйре» одеты в форму военно-морского резерва, у старшего командного состава – с золотым шитьем. Наш капитан поднялся к ним на борт, с их же стороны к нам поднялись доктор Нил, фотограф[141], механик и два помощника. Вернулся капитан около часу дня, мы же с фотографом и доктором[142] с «Эйры», воспользовавшись его отсутствием, прокутили всю ночь, распивая шампанское и шерри. В 5 утра мы закусили консервированным лососем и в 6.30 закруглились.


Понедельник, 12 июля

Вместе с «Эйрой» и «Затмением» встали, зацепившись за большую льдину[143]. Сняли поврежденный льдами руль. Между прочим, получили вести из дома: газеты с «Эйры» вплоть до 18 июня. Из Эдинбурга письма для меня не оказалось, зато было письмо от Лотти – очень милое и веселое. Удивлен успехом либералов и возмущен этим[144]. Был приглашен на «Затмение», где обедал в обществе Ли Смита и членов его команды. Ели суп из телячьей головы, ростбиф из свежей говядины с картофелем, горошком и соусом, марантовый пудинг и блинчики с консервированными фруктами, завершив все это вином и сигарами. Весьма достойная еда для китобоя. Затем, сфотографировавшись все вместе, отправились на «Эйру».

Сюда они шли мимо Ян-Майена и на 72.30 градусе видели массу хохлачей. Надеюсь, мы тоже туда заглянем.


Вторник, 13 июля

Прошли под паром на юг всего 20 миль и сменили курс – уж не знаю почему. А ведь могли бы наполнить трюмы прямо сейчас, займись мы вплотную хохлачами. Но нам не терпится, и мы, как мне кажется, страдаем нерешительностью. Впрочем, выбор курса – это дело капитана. Успех всего плаванья зависит от этих немногих оставшихся дней. Это наш последний шанс совершить прорыв. «Затмение» выследило медведя и убило его в воде совсем близко от нашего судна. Утром распрощались с «Эйрой», пожелав удачи экипажу. Хороший корабль с приятной командой. Судно черное с золотой полосой по бортам, грузоподъемность его 200 тонн, а мощность двигателей – 50 лошадиных сил. Я бы с удовольствием отправился на нем в плаванье, но перспектива очутиться дома тоже манит. Команда «Эйры» оставила нам свои письма[145]. Вечером туман.


Среда, 14 июля

Шли под паром и парусами на юг и юго-запад. Вечером «Затмение» спустило боты, но, как оказалось, это был всего лишь полосатик, которого они приняли за «правильного» кита. За день туман почти не рассеялся. Отсутствие каких бы то ни было новостей. Весь день читал газеты.


Четверг, 15 июля

Еще один день без событий. Валялся в кресле и курил. Делать совершенно нечего. Кругом хмарь и туман, что, конечно, может вызвать только отвращение. Считаю, что небольшая сцена с ведьмами из «Фауста» Гете, которого я сейчас читаю, получилась гораздо ярче и выразительнее, чем у Шекспира.

Ведьмы Гете страшнее шекспировских:

«Ночь и поле. Фауст и Мефистофель проносятся на вороных конях.

Фауст. Зачем они к лобному месту летят?

Мефистофель. Не знаю, что с ними со всеми.

Фауст. И мечутся стаей вперед и назад.

Мефистофель. Такое уж ведьмино племя.

Фауст. Кадят перед плахой, кропят эшафот.

Мефистофель. Вперед без оглядки! Вперед»

Жутко, по-моему.


Пятница, 16 июля

Туман еще стоит. Ночью «Затмение» спускало боты, но безрезультатно – пока неизвестно, действительно ли они видели «рыбу». Вечером, поднявшись к ним, узнали, что это и вправду была «рыба» и что они почти ее взяли: находились так близко, что могли коснуться ее отпорным крюком, как вдруг она ушла, внезапно погрузившись в воду. При этом капитан Дэвид не теряет оптимизма. Кое-что из наших припасов подходит к концу, однако мы раздобыли картофеля на «Эйре». Пробыл на «Затмении» до двух часов ночи. Взял там еще газет. Днем видели в воде множество тюленей.