На палубе пробирал ветер, и давление в барометре быстро падало. Несколько часов мы шли вдоль бухты и закусывали, поднимая тосты за Бакстера[16] и прочих именитых гостей «Надежды». Наконец прибыл лоцманский катер и увез их всех на берег вместе с незадачливым «безбилетником», пытавшимся спрятаться в твиндеке[17].

Мы взяли курс на Шетланды и шли туда под крепким ветром; барометр устремлялся книзу вроде ложащейся на дно устрицы. Мое намерение – оставаться на палубе как можно дольше.


Воскресенье, 1 марта[18]

В 7.30 пополудни прибыли в Леруик. Нам чертовские повезло: надвигался шторм, и, если б мы не успели пришвартовать ся вовремя, могли бы потерять шлюпки и фальшборты. Мы очень этого опасались, но в 5.30 на горизонте обозначился Брессейский маяк. Капитан радовался, что добрался до порта прежде «Недосягаемого», вышедшего пятью часами ранее.


Понедельник, 1 марта

Ураганный ветер. «Недосягаемый» прибыл в 2 часа ночи. Весьма своевременно. Гавань – сплошная пена. А на судне очень спокойно и удобно. У меня маленькая уютная каюта. Телеграфное сообщение между нами и Питерхедом нарушено. Ну и дыра.


Вторник, 2 марта

Барометр показывает 28.375. Капитану еще не случалось наблюдать столь низких значений[19]. Сделал инвентаризацию нижнего белья[20]. Тейт, наш шетландский представитель, рассуждает о религии и атеизме. Он вовсе не так глуп, как кажется[21].


Среда, 3 марта

Погода хорошая, но давление все еще низко. После завтрака ходил на берег с капитаном. Набирали матросов-шетландцев. В тесной конторе Тейта жуткое столпотворение. Прибыли «Ян-Мейен» & «Виктор». Мюррей с «Недосягаемого», по-видимому, неплохой парень. Капитан [Грей] и я выходили от Тейта, когда какой-то пьяный шетландец бросился к капитану: «Капитан (ик!), я иду с вами в поход! Такое судно! Прелесть! Огромное! Мы таких не видывали. Я вам (ик!) принесу удачу!» Грей нехотя повернул назад, в контору. Он казался раздраженным, и я сказал: „Могу его прогнать, если позволите!“ Он ответил: „Вижу, доктор, у вас руки чешутся задать ему хорошую трепку. Я и сам бы не прочь сделать это, но так не годится“. Мы затолкали соискателя в заднюю комнату и заперли дверь, но тут в стекле наверху двери показалась рука. Бах! – во все стороны полетели осколки вперемежку со щепками, и в образовавшейся дыре появился неукротимый шетландец с изрезанными в кровь руками: „Меня не удержать, капитан Грей, ни деревом, ни железом! Я буду с вами на вашем корабле!“ На протяжении всей этой сцены капитан не шелохнулся и продолжал невозмутимо курить трубку, стоя у окна. Упиравшегося и отбрыкивавшегося забулдыгу скрутили и поволокли, по всему судя, в кутузку, хотя лечебница подошла бы тут куда больше. Типичный случай delirium tremens («белой горячки»). За обедом принимали Мюррея с «Недосягаемого» и Тейта. Говорили о масонстве, китобойном промысле и прочем. Спорил с Мюрреем насчет действенности лекарств. Вино лилось рекой, и притом хорошее. Остаток вечера провел в приятном обществе капитана. Между прочим, обнаружился еще один «безбилетник» – несчастный, перепуганный. Капитан сначала стращал его отправкой на берег, но окончилось все подписанием договорного документа.


Четверг, 4 марта

Утром выдавал табачное довольствие[22]. Потом спал, к вечеру сошел на берег. Сперва мы со вторым помощником и стюардом[23] завернули в «Квинс»[24], где, по выражению последнего, «маленько вздрогнули», затем отправились к миссис Браун[25]. Там я потерял своих спутников. У миссис Браун я был желанным гостем и получил заверения, что ее дом навеки останется моим домом. После чего я переместился в заведение на Коммершл-стрит[26], где шла гульба. Слушал хорошие песни и сам распевал «Джекову байку»[27]. Беседовал с капитаном о принце Жероме[28].


Пятница, 5 марта

Капитана и меня пригласили на обед у Тейта. Мы сочли это безрадостной перспективой. Отправились в «Квинс», где сыграли в бильярд. Потом потащились к Тейту. Там застали Мюррея с «Недосягаемого» и некоего Гэллоуэя, мелкого, но жутко напыщенного стряпчего – мерзкого типа. Провели томительный вечер за тяжелым ужином со скверным шампанским. Старина Тейт изобразил крайнее удивление, когда я сказал, что прихожусь племянником Р. Д.[29]. Вот обормот, – позднее я узнал, что капитан ему об этом все уши прожужжал. Он приучил свою собаку к почитанию Наполеона. На того, кто ненароком произнесет имя «Наполеон» с неодобрительной интонацией, она кидается стрелой, рвет зубами и одежду, и тело. Мюррей развлекал нас рассказами о трех матросах, провалившихся под лед, десяти – убитых в уличной драке, а также другими интереснейшими историями. В девять за нами пришла шлюпка, и мы с облегчением отправились к себе на корабль, где можно спокойно вытянуть ноги и расслабиться у себя в каюте.

Поднимался ветер. Разглядывали сооружение, которое капитан счел развалинами римского лагеря. Я же думаю, что то была круглая башня пиктского периода.


Суббота, 6 марта

Дождь и сильный ветер. Весь день ничего не делал. Колин Маклин[30] и еще несколько человек, отправляясь вечером на берег, потребовали шлюпку, которую мы были вынуждены отрядить, хотя море и было неспокойно. Начал биографию Джонсона Босуэла[31].


Воскресенье, 7 марта

Ничего интересного, если не считать прибытия почтового парохода «Сент-Магнус», привезшего мне письмо из дома и еще одно – от Летти[32], а также «Скотсмен» за неделю. Новости неплохие. Вчера мы переменили место стоянки и теперь, как и «Недосягаемый», стоим в стороне от других судов.

Вечер помощник Колин провел в «Квинсе», где услышал, как два жителя Данди прохаживались насчет «тех двух гребаных питерхедцев, что ни с кем знаться не хотят, а сами надутые, как индюки». Колин вскочил и с криком, что он тоже с «Надежды», растолкал всех и, как бешеный, кинувшись на доктора из Данди[33], сильным ударом сбил его с ног.

Наутро, когда я обрабатывал раны Колина, он сказал: «Счастье еще, что я был трезв, доктор, не то не миновать им было бы настоящей драки». Интересно, что Колин понимает под «настоящей дракой». Леруик – грязный городишко, жители его – простоватые и очень гостеприимные. Главную улицу его, видать, строил какой-то косоглазый, потому что дома сильно наклонены, а улица извивается, точно штопор.

Обратил внимание на то, что на некоторых стоящих в гавани судах развиваются флаги с масонскими символами. У Мюррея на вымпеле – циркуль на синем поле[34].



Понедельник, 8 марта