Виола не смела взглянуть на часы, чтобы совсем не пасть духом, но она не могла удержаться от того, чтобы вспомнить расстояние, названное водителем такси.

«Пять миль. Даже если я пробежала одну, значит, я в часе ходьбы, если двигаюсь со скоростью четыре мили в час. Но сейчас моя скорость около двух миль в час. О, прекрасная надежда…»

Казалось, удача совсем отвернулась от Виолы. Случайные автомобилисты, которые проносились мимо и двигались в том же направлении, оставались слепы к ее сигналам. Либо ее было не видно в темноте, либо они пользовались ровным участком дороги, чтобы разогнаться.

Спустя некоторое время ее путь стал испытанием на выносливость, и Виола ковыляла, находясь в полубессознательном состоянии. Она не имела представления о том, сколько мильных столбов преодолела или как долго идет. Перед ней простиралась бесконечная черная дорога, поделенная белой разделительной линией. Всякий раз, когда у нее в голове прояснялось, она думала об опасностях и трудностях, которые ей предстояли. Она размышляла о том, что ожидает ее на Старфиш-авеню и как она может помочь Беатрис, если найдет ее. Но девушка не могла сосредоточиться на этом вопросе — спустя несколько секунд ее разум снова занимала путаница бессвязных фраз.

«Продолжай идти. Вспомни черепаху. Старая добрая черепаха, старый добрый Уолт Дисней… Беатрис… Снято. Не падай духом. Выше ножки, мама Браун[25]… Беатрис, Беатрис… Спляши ламбет-уок»[26].

Ее нетвердая походка перешла в совсем медленный шаг, и Виола вдруг остановилась, пробормотав что-то невнятное при виде вереницы огней, которые растянулись в темноте, подобно созвездию Геркулеса[27]. Табличка сообщала, что это земельный участок «Старфиш-авеню» и рекламировала его как строительное общество. Позабыв о своей усталости, девушка свернула с дороги и вышла на лужайку через глубокий проем в изгороди. С трудом двигаясь, Виола исследовала окрестности и поняла, что очевидная путаница с этими домами была результатом отсутствия дороги, которая соединила бы их в какой-то последовательности. Тем не менее, там, где она осторожно пробиралась через грязь и опасные груды не уложенных кирпичей, были признаки тротуара.

Все дома были одного типа — небольшие, компактные и хорошо построенные, с двумя гостиными и кухней на первом этаже и тремя спальнями и ванной на втором. Они были предназначены для молодых людей, которые начинали семейную жизнь, и для стариков, которые доживали свой век на пенсии. Некоторые дома до сих пор строились — Виола различила на фоне звездного неба возвышающиеся строительные леса. Другие были закончены, но либо не сдавались в аренду, либо не были заняты.

Арендованы были лишь несколько домов, и Виола сосредоточила свое внимание на них. Она полагала, что окна убежища преступников будут занавешены, чтобы не дать никому увидеть Беатрис снаружи, и, следовательно, она не сможет увидеть в них свет. Поэтому, чтобы не пропустить такой дом в темноте, ей пришлось с трудом продвигаться по мокрому полю от дома к дому.

Направляя свой фонарик на незакрытые окна, Виола обнаруживала либо голые оштукатуренные стены незанятых домов, либо готовую отделку, выбранную будущими владельцами. Среди этих незанятых «раковин» освещенные окна счастливых семей светились подобно оазисам. Так как жильцы были избавлены от беспокойства, что за ними станут подглядывать, шторы не были опущены, и Виола могла составить четкое представление об интерьере каждого дома.

В «Моем приюте» молодая пара в сентиментальной позе сидела у камина. В «Локарно» пожилая пара слушала радио. Играющие дети превратили «Мирную гавань» в сущий беспорядок.

Виола почувствовала дурноту от очередного разочарования. Горечь неудачи подтачивала ее смелость, и она потеряла всякую веру в обещание водителя такси. Она уже повернула назад к дороге, когда заметила темные очертания дома, построенного на самой высокой части луговины. Он был расположен в дальнем углу, и ей пришлось пересечь часть пустыря, чтобы добраться до него.

Кусты чертополоха кололи ее лодыжки, и Виоле пришлось пробираться по похрустывающим под ногами черепкам и пустым жестянкам мусорной свалки; но с каждым пройденным шагом в ней росла уверенность в том, что это тот дом, который она ищет. Поравнявшись с его окнами, она увидела зловещее доказательство, что дом использовался в качестве временной тюрьмы — их стекла были полностью покрыты сеткой, а темные шторы были опущены.

В этот момент Виолу охватил ужас. Она находилась снаружи, не имея плана или ресурсов, беспомощная, словно пугливый лесной зверек, который случайно наткнулся на тигриное логово. Тем не менее, пока она ждала, опасность, грозящую ей, затмил не столь явный страх — угроза уничтожения; ей показалось, что пустота из этого дома протянула руку и прикоснулась к ней холодными мертвыми пальцами.

Охваченная предчувствием, Виола обошла вокруг здания в поисках пробивающейся полоски света или шепота, доносящегося изнутри, но ничто не нарушало ни тишины, ни темноты. Когда девушка подошла к задней двери, ее отчаяние достигло предела, и она действовала, не задумываясь о последствиях. Наклонившись над гаревой дорожкой, она подобрала кирпич и разбила стекло.

После того как Виола просунула руку в зазубренное отверстие, ей пришлось опасно поднапрячься, чтобы достать до задвижки, но сумела отодвинуть ее и войти в дом. В течение нескольких секунд она стояла в темноте, не смея пошевелиться или выдать свое присутствие. Осмелев, она стала на ощупь искать выключатель на стене.

Электрический свет выявил, что дом занимал муниципалитет, а, следовательно, он был занят формально. Виола осмотрела выложенную белой плиткой кухню, оснащенную шкафом с ящиками и холодильником, предоставленными вместе с домом. Здесь присутствовали следы недавнего использования и небрежности: использованная заварка, яичная скорлупа и окурки, затушенные в раковине. Чайник на газовой плите стоял криво, из бледно-желтого фарфорового крана капала вода.

Виола вытянула шею и напрягла слух, вслушиваясь.

— Пусто, — прошептала она. — Они ушли.

Теперь Виола боялась уже не внезапного нападения, а запустения. С тяжелым сердцем она проделала тщательный обыск дома, принуждая себя обследовать каждый шкаф или укромный уголок, куда можно было спрятать тело.

Верхний этаж был таким же голым, каким его оставили строители, за исключением ванной. Скомканные полотенца и мыло, лежащее в воде, говорили о том, что ванную использовали по назначению. Но именно комнаты на первом этаже были наиболее изобличающими. Кто-то жил в одной из них — в ней была кровать с измятым бельем и дешевый гарнитур. Другая была заполнена разномастной мебелью. Книги были неряшливо свалены в кучи на полу рядом с разбитым микроскопом и пишущей машинкой.

Тщательно занавешенные окна явно были уловкой, чтобы рассеять подозрения прохожих, так как почти все полы оставались голыми, было всего несколько ковров. У Виолы застучало в висках, когда она узнала эту нефритовую и оранжевую расцветку. Здесь были также яркие подушки из квартиры Гойи, а ее зеркало было прислонено к стене, разделенное на две части — стекло отдельно от рамы.

Фотография священнослужителя, стоящая перевернутой на каминной полке, подсказала ей обладателя студенческой библиотеки и разномастных стола и стульев. Все они принадлежали мисс Пауэр… связывая, таким образом, этих двух женщин в зловещем партнерстве.

Но здесь не было никаких следов Беатрис — не осталось никаких личных принадлежностей, даже слабого аромата ее особых тонких духов — яблоневого цвета. Виола не нашла ничего, пока ее каблук не поскользнулся на чем-то, что лежало на проходе, когда она уже выходила из дома.

Девушка подняла это — и этим оказалась увядшая орхидея, которая когда-то была белой.

Осторожно положив ее в сумку, Виола снова принялась раздумывать. Было мучением знать, что Беатрис на самом деле была здесь совсем недавно, и что она, вероятно, разминулась с ней на считанные минуты. Девушка чувствовала бесцельность и беспомощность, будто дрейфующая рулевая лодка перед бурей. Последней ее целью оставалось безрассудное побуждение — вернуться в Лондон.

Пошатываясь от усталости, Виола шла по главной дороге, у нее кружилась голова, а ее ноги были тяжелыми, будто налитые свинцом. Она знала, что физически не сможет дойти даже до Фоксли, но это не тревожило ее. Она могла идти, пока не упадет. После этого уже ничего нельзя было сделать.

Внезапно фары мощного автомобиля осветили ее шатающуюся фигуру. Проехав мимо нее, машина остановилась, и из нее вышел водитель, направившийся к ней.

— Моя хозяйка хочет узнать, не надо ли вас подбросить.

Виола была слишком измучена и смогла только прошептать пожилой паре, которая ехала в этой машине, слова благодарности и название места, куда она направлялась. Она мельком заметила, что это были пожилые люди с крупными румяными лицами, седыми волосами и в очках в роговой оправе. Они казались состоятельными и любезными людьми. После того как жена твердо пресекла любопытство своего мужа, он перестал расспрашивать девушку, и Виоле дали откинуться на спинку сиденья с закрытыми глазами и ощутить исцеляющее спокойствие.

Убаюканная теплом и быстрым движением, Виола спала, пока ее не разбудили мигающие фары и гудение машин. Когда она смутно осознала, что вернулась на Пикадилли, шофер остановил машину.

— Отель «Колизей», — объявил он.

Тот же мальчик-слуга, который принес Виоле телефонограмму от Фома, кинулся вперед, чтобы помочь ей пройти через вращающиеся двери. Она взглянула на него с легким удивлением, не обнаружив в нем никаких перемен. Ей казалось, что прошло очень много времени с тех пор, как она видела его в последний раз.

Ноги Виолы волочились на пути к лифту, будто отягощенные грузом у нее на сердце; но, хотя она сжималась при мысли о тяжелом испытании — сообщить о судьбе Беатрис, ее обуревал неистовый гнев на миллионера.