Гойя открыла свою сумку и передала девушке ключ.

— Воспользуйтесь моим телефоном, — пробормотала она, нанося на губы оранжевую помаду, чтобы скрыть их движение. — Не забудьте запереть за собой дверь.

— Спасибо. Вы хороший человек, и мне жаль, что вы уезжаете. Если мы больше не увидимся — прощайте.

Украдкой взглянув на группу, стоящую в холле, Гойя протянула Виоле руку. Ее крупные накрашенные губы дрожали, а в глазах плескался страх. Она походила на женщину, которая ожидает удара, но не знает, кто его нанесет.

— Мы соседи, — глухо сказала она. — Мы обе попали в переделку. И я надеюсь, что мы обе благополучно из нее выберемся. Прощайте.

Завернувшись в свои меха и опустив вуаль, Гойя направилась к двери на улицу. Движимая чувством, которого она не могла понять, Виола стояла и наблюдала за женщиной, пока та не пропала из виду…

Стерлинги все еще разговаривали с майором Помероем, когда Виола приблизилась к ним. Ее красноречие было отточено под ее надобности, и она оформила свою просьбу следующим образом:

— Могу ли я пройти в свою квартиру? Я хочу найти важное письмо.

Девушка заметила, что детектив поймал взгляд Стерлинга и почти незаметно кивнул.

— Хорошо, — сказал тот. — Вы не дадите мне прикурить?

Когда Виола передала Маку свои спички, он положил коробок в свой карман.

— Я выкурю сигарету внизу у пожарной лестницы, — сказал он ей. — Мне тоже требуется немного свежего воздуха.

Пряча ликование за гримасой досады, Виола поднялась наверх, шагая медленно, будто побежденная. Однако достигнув поворота лестницы, девушка поспешила наверх так быстро, как только ей позволяла травмированная лодыжка, пока не достигла номера 16. Виола надеялась, что Мак полагает ее намерением сжечь компрометирующее письмо, а затем сбежать от них. Обманутая его стратегией, теперь девушка просто пыталась сохранить лицо. Зайдя в темную комнату, Виола наощупь нашла выключатель и смогла зажечь один маленький светильник в центре потолка. Тот давал лишь слабенькое освещение в этой длинной комнате и делал ее жуткой и незнакомой на вид.

Нервно оглядевшись, Виола вспомнила, что стоит на том самом месте, где стояла Беатрис прямо перед тем, как исчезла. Рой вопросов крутился в голове девушки. Куда ушла Беатрис? Каким образом? Письмо, написанное ее рукой, казалось доказательством того, что она придумала некий чудесный способ перемещения.

При мысли о темных смеющихся глазах Беатрис в горле Виолы снова встал комок.

— Быть может, она была испорченной и несносной, — напомнила она себе, — но она была милой, бескорыстной и щедрой. Я была такой занудой, когда отказалась взять то кольцо. Я причинила ей боль… О, моя дорогая, я бы отдала жизнь, чтобы вернуть тебя.

Направляясь к рабочему столу мадам Гойи, Виола горько плакала. Вытерев слезы, она припомнила номер Алана и только потом сняла трубку.

Оператор не обратил никакого внимания на ее повторный звонок. Девушка слушала прерывистые гудки и щелчки, пока ее нетерпение не переросло в лихорадочный жар. Причиной этому было не только то, что она заставляла Стерлингов ждать (при мысли об этом она нетерпеливо постукивала пальцами) — еще больше, нежели их неудовольствия, Виола страшилась того, что ее застанут тут прежде, чем она успеет связаться с Аланом.

Когда она взглянула в другой конец большой комнаты, та снова показалась ей темной и странной на вид. Только ее центр освещался слабым свечением светильника, голубоватым, словно дневной свет, пробивающийся сквозь отверстие в потолке. Стены и пол были скрыты во мраке и, казалось, были заселены двигающимися тенями, которые будто следовали одна за другой.

Неожиданно Виола обнаружила, что ее пугает эта комната. Этот страх все усиливался, пока она не поняла, что не отваживается оставаться здесь в одиночестве. Это место было пристанищем чего-то ужасного. Несколько часов назад здесь бесследно исчезла девушка.

Виола боялась того, что здесь произошло — боялась того, что могло произойти снова. Бросив трубку, девушка бросилась к двери, а затем остановилась, уставившись перед собой с неверием и ужасом. В эту секунду она посчитала, что ее воображение сыграло с ней злую шутку.

Когда Виола взглянула на будто подернутую пеленой поверхность темного зеркала, ей показалось, что вместо своего собственного отражения она увидела лицо и фигуру Рафаэля Кросса.

Несмотря на то, что Виола узнала его, она припомнила, что не слышала звуков открывающейся двери или шагов. Обернувшись, она увидела за собой лишь пустую комнату. Если Кросс когда-то и стоял там, он растворился в воздухе.

Виола заставила себя еще раз взглянуть в зеркало… Старое стекло с сероватым налетом отражало только ее бледное лицо с испуганными глазами. В них отражался такой ужас, что девушку напугало их выражение. Ее нервы окончательно сдали, и она, словно безумная, бросилась прочь из комнаты.

Глава XXI. Мадам съезжает

Пробуждение на следующее утро было ужасным для Виолы. После нескольких часов крепкого сна она с трудом разлепила глаза и уставилась на знакомую роскошь своей комнаты. В голове у нее стучало, горло пересохло, а привкус во рту напомнил ей о последствиях случайной гулянки.

«Я напилась?» — тут, задав себе этот вопрос, девушка вдруг вспомнила, что Беатрис пропала.

Когда шок от этого осознания притупился, память Виолы начала возвращаться к событиям вчерашнего дня. Хотя она не смогла вспомнить дорогу из Померании Хаус в отель, она была уверена, что находилась на грани обморока, когда добралась сюда. Какой-то добрый опытный человек настоял на том, что она выпила напиток, который ее оглушил. После этого ей удалось остаться в сознании достаточно долго лишь для того, чтобы успеть добраться до своей постели.

Ее память продолжала извлекать фрагменты, и Виола смутно вспомнила о том, что была в квартире мадам Гойи, чтобы тайно позвонить Алану. Тогда что-то в этой комнате испугало ее, но причина этой тревоги смешалась в ее памяти с той невероятной зеркальной иллюзией, которая, должно быть, ей пригрезилась.

Утомившись от напряженного припоминания, Виола мысленно обратилась к вопросу, произошли ли какие-то новые события и связались ли похитители с родителями своей жертвы. Хотя девушка сжалась при мысли об испытании, которым станет для нее встреча со Стерлингами, все же она встала с кровати и начала одеваться. Вместо того чтобы приободрить ее, душ только вновь пробудил в ней крайне дурное предчувствие, и она страшилась любых новостей. Виола некоторое время простояла за дверью королевского люкса Стерлингов, прислушиваясь к приглушенному звуку голосов и пытаясь набраться смелости, чтобы войти. Наконец горничная, прибиравшая их комнаты, услужливо открыла перед ней дверь будуара, прежде чем девушка успела возразить.

С первого взгляда на Стерлингов у Виолы возникло впечатление, что они лишились всего того, что делало их личностями, и от них не осталось ничего, кроме пустых оболочек. Миллионер, опустившийся в свое кресло, выглядел высохшим, будто мумия; только глаза на его лице были живыми и сверкали озлобленностью и страданием.

На Кристине был великолепный халат из жесткой парчи оттенка голубой гортензии. На ее лицо вернулся румянец, ее прическа была приведена в порядок, и все же она чем-то напомнила Виоле то старье, что выбрасывают на мусорную кучу.

Для девушки было облегчением повернуться к Рафаэлю Кроссу, который нанес им ранний визит. Хотя его ярко-голубые глаза выдавали некоторое напряжение, его живость и энергичность делали его вдвойне реальным и бодрым по сравнению с остальными.

Виола облизала губы и попыталась заговорить, но слова так и застряли у нее в горле. Кросс приветственно кивнул ей, а миллионер пристально посмотрел на нее. Кристина была первой, кто ответил на вопрос, читавшийся в глазах девушки.

— Нет, — сказала она. — Ничего… Мы до сих пор ждем.

Кросс в ярости перекусил свою сигару.

— Часть системы, чтобы заставить вас плясать под их дудку, — сказал он. — Вам следует об этом знать. Вы должны оставаться здесь. Требование выкупа придет так же, как оно пришло ко мне.

Миллионер сжимал и разжимал руки.

— Если бы я только мог связаться с ними, — пробормотал он. — Я дал бы им знать, что нет никаких ограничений. Никаких. Мы просто хотим вернуть ее.

Виола заметила стальной отблеск в глазах Кросса и подумала о том, терзает ли его еще память об Эвелин.

— Отсутствие ограничений могло бы удовлетворить заинтересованные стороны, — резко произнес Кросс. — Но вы должны примириться с этим. Беатрис могла знать слишком много, чтобы ее теперь просто отпустили. Она не ребенок, который не может рассказать свою историю прессе. И она слишком умна, чтобы быть одураченной.

— Но она может и не знать, куда ее привезли, — произнесла Кристина, и ее глаза смотрели жалобно, будто она умоляла Кросса дать ей надежду. — Они могли завязать ей глаза, и тогда она могла вовсе не видеть их лиц. Они могли изменить свои голоса. Помните, что они для нее незнакомцы.

— Если это незнакомцы, то есть шанс, — ответил Кросс. — Но мы не можем исключать возможность того, что она их знает — или, по крайней мере, одного из них. Это было проделано слишком легко… Я подозреваю, что это кто-то, кому она вполне доверяла, но едва ли замечала — как слуга, к примеру. Или это может быть кто-то, кого она знала и кому слишком доверяла, чтобы подозревать.

Когда Кристина беспомощно посмотрела на него, Кросс взял ее за руку.

— Моя дорогая, — сказал он, — вы должны позвонить в полицию. Они могли бы получить какие-то сведения о ней. Наверняка кто-то кроме того клерка видел девушку в горностаевом пальто. Это могло бы дать некоторое представление о месте, куда ее отвезли похитители.