— Я передам ему ваше сообщение при условии, что вы сделаете кое-что для меня. Сделайте так, чтобы он пригласил вас на обед и проследите за тем, чтобы он хорошо поел. Алан не такой стойкий, как он думает. Он остался с тем беднягой, чья дочь была убита, и вернулся домой только под утро. Об этом деле написано в газетах, так что я не раскрываю тайны.

— Я накормлю его, — пообещала Виола, а затем высказала свое мнение о том, что больше всего заинтересовало ее в объяснении миссис Фом. — У него слишком хорошее воображение, чтобы быть стойким.

— Я удивлена, что слышу это от вас. Вы единственная, кроме меня, кто это заметил. Вы знаете, его сердце отдано секретной разведывательной службе, но он так и не смог разобраться с трудностями немецких конструкций. Если ничего не изменится, договоренность об обеде остается в силе. Скажем, пусть это будет плотный обед, ведь он только выпьет чашку кофе на завтрак, раз встанет так поздно. Какое место встречи мне сообщить ему?

Виола назвала скромный ресторан, в котором они с Фомом обедали в прошлый раз, и миссис Фом повесила трубку с довольной улыбкой.

«Не охотница за деньгами», — заключила она.

Когда Виола вошла в гостиную Беатрис, та встретила ее с напряженной улыбкой. Она знала, что ее компаньонка воспользуется кратким периодом свободы, чтобы возобновить свою личную жизнь, о которой она упоминала лишь изредка в волнующих коротких фразах. Хотя Виола ничего не сказала ей о своей встрече, выражение ее лица позволяло предположить, что таинственное мероприятие было назначено на ближайшее время.

— Обедаешь вне дома? — небрежно поинтересовалась Беатрис.

— Да, — ответила Виола. — А что запланировано у вас?

— Ты имеешь в виду бостонских друзей? О, близкие нам по духу. Они, вероятно, наскучили бы тебе.

Виола не заметила ноток обиды в голосе Беатрис, так как ее собственные мысли вернулись к преступлению.

— Я не могу выбросить из головы бедняжку Эвелин, — сказала она. — Я продолжаю думать о ней. Какой именно она была?

— Спроси кого-нибудь еще. Существует договоренность не говорить дурно о мертвых.

— Ой, не будь ханжой. Я всегда могу принять правду.

— Но это жестокая правда. Честно говоря, она уступала во всех отношениях. Ее голос был вульгарным, у нее не была поставлена речь, и у нее не было никаких идей. Конечно, это была не ее вина, что она была необразованной. Она привлекала толпы мужчин и была совсем неразборчива.

Зная, что стандарты Беатрис были жесткими, Виола не приняла в расчет большую часть критики. Она решила для себя, что Эвелин была обычной беззаботной, легкомысленной девушкой, каких она встречала во время работы в массовке на съемках. Если у нее были разносторонние интересы, и она так же охотно поцеловала бы мальчишку-пекаря, как и пэра, то удачи ей. Возможно, мальчишку-пекаря целовать было приятнее.

— Я рада, что у нее была интрижка, — тихо произнесла Виола. — Все должны жить.

— Все, кроме дочери миллионера, — поправила ее Беатрис.

Боясь опоздать на свою встречу, Виола оделась и ждала возвращения Стерлингов, чтобы выполнить свои обязанности по отношению к Беатрис. Они вернулись только тогда, когда ее уже охватило нетерпеливое желание уйти. Не имея возможности сделать это немедленно, она поинтересовалась новостями о Рафаэле Кроссе.

— Он куда спокойнее, чем я, — ответил миллионер с ноткой возмущения в голосе. — Можно подумать, что он не прочувствовал случившегося.

— Так и есть, — мягко объяснила его жена. — Его нервы парализованы шоком, поэтому, боюсь, впоследствии он будет страдать еще больше.

Несмотря на свою беспокойную миссию, она утратила прежний поникший вид, а в ее глаза вернулся блеск. Миссис Стерлинг горячо начала говорить, и Виоле показалось, что она поняла причину ее облегчения.

— Полицейские уверены, что это не было похищением, — сказала она. — То, как выглядит ее тело, исключает всякую мысль о том, что она была похищена, когда исчезла.

— Каким образом? — спросила Беатрис.

Хотя миссис Стерлинг нахмурилась в знак того, что ей неприятна эта тема, она не уклонилась от объяснения.

— Тело похищенного человека имеет признаки голодания, дурного обращения или пренебрежения внешним видом, — заявила она своей дочери. — Жертвы теряют интерес к своему внешнему виду и отказываются от еды, даже если их кормят. К тому же у них, как правило, нет никаких возможностей заботиться о себе. Но Эвелин была в отличном состоянии. Она выглядела так, как будто вернулась домой прямо из туалетной комнаты. У нее недавно был сделан педикюр — эмалевые сердечки на ногтях на пальцах ее ног, — и на ней было свадебное белье.

— По словам Грини, она была бойкой девушкой, — заметила Беатрис.

— Кажется, так считает и полиция, — согласилась миссис Стерлинг. — Они думают, что она сбежала с молодым человеком.

Виола не стала дожидаться жестоких подробностей преступления. Взяв такси, она скоро добралась до небольшого ресторана, где ждал ее Фом. Он выглядел измотанным, но его лицо просветлело при виде нее, а ее собственные глаза приветственно засветились.

— Это убогая дыра по сравнению с тем великолепием, в котором вы сейчас живете, — заметил он. — Но вы выбрали это место.

Сев напротив Фома на скамью из красного дерева и вдохнув пропитанный теплым соусом воздух, Виола одобрительно осмотрелась вокруг себя. Все здесь было точно так же, как ей вспоминалось в моменты подавленности: та же грубая белая скатерть, темная французская горчица, толстые темно-красные и зеленые стаканы и цветочные украшения — искусственные нарциссы с адиантумом[16].

— Это место воодушевляет, — сказала Виола, — все это. Вы вписываетесь сюда, вы выглядите таким восхитительно грубым. Меня тошнит от подбитых крахмальных рубашек. Боже, у вас красные глаза.

— Я всю ночь был на работе, — пояснил Фом. — Бедный старый Кросс был не в состоянии справиться с полицейской процедурой.

— Неужели они действительно фотографировали, делали измерения, снимали отпечатки пальцев, проводили допрос и…

— И все, что они могли сделать? — закончил Фом. — Да, они это делали.

Виола отметила вялость его тона и вспомнила обещание, данное его матери.

— Я не хочу слышать от вас больше ни слова, пока вы не пообедаете, — заявила она.

Когда Фом покончил с едой, он рассказал Виоле об основных фактах убийства. Она была рада услышать, что в соответствии с медицинским заключением Эвелин не мучилась, так как ее оглушили, прежде чем задушить. Нападавший пробрался в комнату по пожарной лестнице через открытое окно, но его никто не заметил, и он не оставил никаких улик, указывающих на его личность.

— Кросс ничего не рассказал полиции о своих личных делах, — закончил Фом. — Под давлением он признался, что его дочь подвозила незнакомцев и что она ушла из отеля, предположительно, жила с молодым человеком. При таких обстоятельствах они пришли к выводу, что это преступление на почве ревности. Требование выкупа оказалось фальшивкой. Никто не появился на станции Виктория, так что эта записка выглядит как средство выманить отца Эвелин из квартиры. Кросс сохранил возможную месть в отношении него в тайне. Но это не имеет значения. У полиции больше шансов разрабатывать эту линию, чем было у меня, когда Кросс запутал дело этими рассказами о таинственных врагах.

— Вы имеете в виду, что он просто дурачил вас насчет этого?

— Я знаю не больше вас. Он держал меня в неведении. Я должен чувствовать себя уязвленным, но я чувствую только жалость к этому бедолаге. По моей догадке — в силу особых обстоятельств — он оказался втянутым в щекотливую и сложную ситуацию и попытался отвертеться, думая, что его действия будут к лучшему. Конечно, он прирожденный лжец. Он назвал полиции свое имя, данное при крещении — Ричард. Он признался, что взял имя «Рафаэль», как более подходящее для деловых целей.

— Это здравый смысл, — высказала свое мнение Виола. — Мне придется взять себе другое имя, если я окажусь на афишах, как другие кинозвезды.

С мечтательным взглядом она наблюдала за растворяющимся дымком своей сигареты.

— Помните первый раз, когда мы встретились? — спросила она. — Все это тревожное ожидание и волнение, как под веткой омелы.[17] Мы ожидали что-то обнаружить. И Рафаэль Кросс был великолепен. Я и сейчас могу его видеть — с его отведенными назад огромными плечами и блестящими светлыми волосами. Он был сама сила и страсть — как Тор, сносящий дверь.

— Сносом занимались работники подрядчика, — напомнил ей Фом. — Все, что делал Тор — жевал сигареты и сыпал ругательствами.

Было странно, что старая ревность могла сохраниться даже после того, как Кросс уступил место сопернику. Наблюдая за его угрюмым выражением лица, Виола спросила:

— Волнуетесь из-за этого дела?

— Нет, — ответил Фом. — Это не моя головная боль. Полиция работает над этим, а я занимаюсь своей работой. Меня вызвали, чтобы найти пропавшую девушку. Я не нашел ее, и она уже нашлась. Моя фирма отправит счет, так что так или иначе я выиграл. Такие дела.

— Что же тогда?

Фом провел рукой по своим взъерошенным волосам и признался:

— Проблема в том, что во мне есть немного от моего отца. Мой старик — врач, и когда его пациент умирает, если он недоволен и думает, что сам виноват в его смерти, он производит вскрытие, чтобы узнать причину смерти… Я тоже хочу знать. Я точно хочу знать, как и когда Эвелин Кросс вышла из Померании Хаус, не привлекая к себе ничьего внимания, и что случилось с ней потом. Я ненавижу незавершенные дела — всю эту неопределенность.

Виола промолчала, и Фом сменил тему, задав вопрос:

— Сколько сыщиков следит за Беатрис Стерлинг?