Джеймс Хэдли Чейз - Он свое получит

Они проехали примерно милю, когда Глория вдруг спросила:

– А мы правильно едем? Зачем было сворачивать с той большой дороги?

– Здесь интереснее. А на дорогу можно выехать позже. Смотри-ка, что это там, впереди? Вероятно, тут была когда-то фабрика по консервированию моллюсков.

По обе стороны дороги высились целые горы пустых блестящих раковин, добела выжженных солнцем. Они сливались в сплошную стену, закрывающую вид на окрестности. Стена эта тянулась примерно на полмили, затем машина внезапно вылетела на ослепительно белый пляж с разбросанными по нему редкими пальмами, лавандово-синей полоской моря и вереницей кокосовых деревьев, отбрасывающих густую тень.

Берег был абсолютно пуст. Гарри притормозил.

– А тут здорово красиво, правда? – хрипло пробормотал он. – Давай искупаемся.

– Но у меня купальник на самом дне чемодана, – сказала Глория.

– Зачем тебе купальник? Кто тебя тут увидит, кроме меня?..

Он въехал в тень по пальмами и остановил машину.

– Давай! Идем, поплаваем!

Она вышла из машины и медленно направилась к морю, оставляя на песке цепочку ровных мелких следов.

Казалось, целую вечность Гарри смотрел ей вслед с бешено бьющимся сердцем. У него вдруг возникло странное ощущение, что они двое – единственные оставшиеся в живых на земле люди. Длинная излучина берега, густой лес за спиной, синее небо, палящее солнце и тишина словно подсказали ему: вот оно, это место. Лучше не придумаешь.

Рука потянулась к карману, пальцы сомкнулись на гаечном ключе. Он распахнул дверцу автомобиля. «Сейчас или никогда», – сказал он себе. Она стояла к нему спиной, глядя на море. Легкий ветерок развевал подол платья, открывая округлые бедра и длинные стройные ноги.

Пляж тянулся на мили и был совершенно безлюден. Жаркое солнце превратило море в зеркало из расплавленной мерцающей бронзы.

Он вышел из машины, ощущая сквозь тонкие подметки туфель жар раскаленного песка. Даже если она закричит, ее никто не услышит. Он вытащил ключ из кармана и медленно пошел к ней. Она по-прежнему стояла совершенно неподвижно спиной к нему, прикрывая ладонью глаза, и глядела на море, которое накатывалось на берег мелкими волнами. Волны лизали сухой песок и отступали, оставляя мокрые темные следы.

Он приближался к ней, держа гаечный ключ за спиной. Во рту пересохло, сердце гулко и часто билось. «Никто и ничто меня теперь не остановит. Я должен это сделать. Это единственный выход».

Она вдруг обернулась и посмотрела на него. Выражение ее глаз разом остановило его, словно он натолкнулся на каменную стену. По этому взгляду он сразу понял – она знает, что он собирается с ней сделать. Презрение и брезгливость – вот что он прочитал в ее глазах, и это его парализовало. Он стоял неподвижно, как столб, на бледном лице блестели капельки пота. В течение нескольких секунд они молча смотрели друг на друга, потом она тихо спросила:

– Ну, чего ждешь?

Он пытался заставить себя ударить ее и не мог. Если бы она вскрикнула, побежала, защищаясь, вскинула руки, он был ударил. Но ее неподвижность и абсолютное отсутствие страха вогнали его в столбняк.

– Валяй! Действуй! – продолжала она. – Я знала, что ты собираешься это сделать. Так делай! Ну?! Мне все равно.

– Напрасно ты мне угрожала, – выдавил он еле слышным хриплым шепотом. – Сама напросилась, вот и получишь.

Теперь он держал гаечный ключ открыто, и она увидела его.

– А-а, так вот оно, твое оружие, – спокойно произнесла она. – Значит, ты это прятал в кармане на дверце?

Этот ее спокойный и ровный тон и полное отсутствие страха совершенно сбивали его с толку. Он просто стоял, глупо глядя на нее и изо всех сил стараясь заставить себя ударить.

– Ты, верно, рехнулась, думая, что можешь диктовать мне свои условия, – хрипло пробормотал он. – Ты мне мешаешь. Неужели ты всерьез вообразила, что я буду плясать под твою дудку? Джоан и я, мы собираемся пожениться. Когда старик умрет, она унаследует все деньги. Он миллионер. И ты думаешь, я позволю лишить меня этого шанса? Все очень просто – или твоя жизнь, или мое будущее.

Он ждал, что она бросится бежать, хотя бы испугается, тогда можно нанести удар. Эта ее неподвижность и холодный бесстрашный взгляд полностью деморализовали его.

Борг, тоже въехавший на пляж и укрывший машину в лесу, наблюдал за ними из-за тесно сросшихся пальмовых деревьев. В горячем неподвижном воздухе до него отчетливо доносилось каждое слово.

– Я убью тебя, – сказал Гарри и шагнул вперед в надежде, что она дрогнет. – Чего же ты не бежишь? Почему не спасаешься? Я убью тебя!

– Я тебе не мешаю, – ответила она, по-прежнему не двигаясь с места и не отрывая глаз от его лица. – Я догадывалась, что ты на это способен. Правда, трудно, да и не хотелось верить в такое. В то, какой ты подлец. Думаешь, я поверила всем этим бредням, твоему вранью о деньгах, которые ты якобы хочешь со мной поделить или обещанию жениться на мне? Все это ложь, самая откровенная ложь! И когда ты пытался заманить меня в лес, я понимала, что ты задумал, куда направлены твои подлые мыслишки. Ты думал, что эти птицы скроют все следы, не так ли? Что ж, сейчас тебе никто не мешает. Никто не увидит. Мы одни. Так чего ты стоишь? Давай, убивай!

Он не шелохнулся, по лицу струйками бежал пот, дрожь в теле усиливалась.

– Я скажу почему, – продолжала она. – Ты трус! Я поняла это тогда, когда твоя драгоценная жизнь оказалась в опасности. Но даже это не помешало мне, дуре, любить тебя. Даже, когда я узнала, какая ты мразь и дрянь! И только тогда, когда ты, не задумываясь, бросил меня ради этой ничтожной девчонки, я поняла, какой была дурой. У тебя даже не хватает духа довести дело до конца! Я тебя не боюсь! Давай, бей! Ну, бей! Что же ты, жалкая тварь!

Гарри приподнял гаечный ключ над головой, затем яростным жестом отшвырнул его в сторону. Ключ описал дугу в воздухе и приземлился в нескольких ярдах от того места, где стоял Борг.

– Твоя взяла! – задыхаясь, воскрикнул Гарри. – У меня не хватает духу прикончить тебя! О'кей. Я на тебе женюсь. Я буду делать все, что ты говоришь, но и ненавидеть тебя буду до конца своих дней.

– А я не выйду за тебя замуж! Будь ты даже последним оставшимся в живых мужчиной на всем белом свете!!! – высоким от ярости голосом закричала Глория. – Я совсем из ума выжила, раз могла любить такую дрянь, как ты! Подумать только, после всего, что я для тебя сделала, так рисковала и так любила тебя, ты пошел на такую подлость и собрался меня убить! И если б не был жалким вонючим трусом, то убил бы! Непременно бы убил. И я лежала бы здесь сейчас на песке с пробитой головой, стоило мне хоть на миг испугаться. Прочь с моих глаз! Не желаю больше тебя видеть! Я не выйду за тебя замуж и не притронусь к твоим вонючим деньгам, даже если ты на коленях передо мной будешь ползать! Я просто хотела посмотреть, как далеко ты можешь зайти. Теперь я знаю. Катись к своей блондинке и женись на ней. Я ей не завидую. Убирайся, меня тошнит от тебя!

Гнев, звеневший в ее голосе, подействовал на Гарри словно удар бича. Он начал что-то говорить, но она закричала еще пронзительней:

– Прочь с моих глаз!!! Вон отсюда! Вонючий трус! Не хочу, не хочу больше тебя видеть!

Он повернулся и, пошатываясь, побрел к машине. Плохо соображая, что делает, сел в «бьюик», завел мотор и поехал по дороге от пляжа. Он ехал в каком-то странном оцепенении, пока не достиг стены из раковин и тут остановился. Дальше вести машину не было сил. Его сотрясала дрожь, рот резкими короткими рывками хватал воздух. Он сидел неподвижно, с закрытыми глазами, вцепившись в руль, а в ушах его звенел высокий гневный голос. Всем существом своим он ощущал собственную мерзость.

Когда машина отъехала, Глория упала на песок и спрятала лицо в ладонях. Она слышала звук мотора, но не оглянулась, даже головы не подняла. Она тоже дрожала, но несмотря на это, испытывала странную радость. Все, наконец, закончилось. Наконец, она свободна от него. И ей было наплевать, что придется идти до шоссе целых две мили, стоять там под жарким солнцем и ловить машину. То, что довелось ей только что пережить, притупило чувства, и впервые за долгие годы она ощущала пьянящую легкость и свободу. Ей было наплевать, что Гарри уехал с её чемоданом. Она избавилась от него. Облегчение было так велико, что она плакала от радости.

Она не слышала шагов Борга по золотому песку. Он приближался, правая рука в перчатке сжимала гаечный ключ – оружие Гарри, которое тот отбросил в сторону.

И только когда на нее упала большая черная тень, она поняла, что не одна. Подняла голову и застыла. В какую-то долю секунды она успела разглядеть злобное жирное лицо и руку с гаечным ключом, что опускался ей на голову. Она раскрыла рот, пытаясь крикнуть, но, прежде чем звук успел подняться в горле, в глазах у нее сверкнула ослепительно яркая вспышка, и ее жизнь в этом мире закончилась.

Лишь когда лучи солнца проникли в «бьюик» сквозь ветровое стекло и стали жечь лицо, Гарри очнулся. Он не знал, сколько просидел в машине. «Интересно, что делает сейчас Глория, – вяло подумал он. – Нельзя же бросать ее вот так одну, в таком пустынном месте. До дороги добрых две мили…» И все же ему не хотелось возвращаться туда, на пляж, где она так страшно на него кричала.

Он закурил, отметив, что руки у него до сих пор дрожат. Обернулся, посмотрел через заднее стекло, не видно ли ее на дороге, и тут взгляд его упал на чемодан, что лежал на заднем сидении. Это решило все. Нельзя уехать с ее вещами, да и у дороги чемодан не бросишь.

Он завел мотор и с трудом – шоссе было слишком узким – развернулся. Медленно поехал назад, к тому месту, откуда начинался пляж.

Относительно «мягкое» утреннее солнце палило уже совсем немилосердно, сухой жар обрушился на него, когда он распахнул дверцу, вышел и, стараясь держаться в тени пальм, зашагал к морю.