— Что все это значит? — рявкнула она.

— А вот что. В ней нет ни слова правды, она выдумана от первого до последнего слова. Он ее выдумал сам или ее выдумали вы, а потом втолковали ему?

— Мистер Марло, — сказала ока с угрозой в голосе, — вы ступаете по тонкому льду.

Я махнул рукой.

— Как и все мы. Ну хорошо, допустим, что эти правда. Но Морни будет все отрицать, и нам придется начать все сначала. А отрицать он будет, потому что иначе на него повесят два убийства.

— Да неужели эта ситуация так уж необычна для такого человека? — взорвалась она.

— А зачем Морни, человеку довольно влиятельному, имеющему сторонников и протекцию, вешать на себя два убийства? Только затем, чтобы отрицать такой пустяк, как продажа залога. По-моему, это совершенно бессмысленно.

Она смотрела на меня в упор и молчала. Я усмехнулся, потому что впервые ей пришлось обратить внимание на мои слова.

— Я нашел вашу невестку, миссис Мердок. Мне только немного странно, что ваш такой послушный сын не сказал о том, где она была.

— Я не спрашивала его, — ответила она необычным для нее спокойным тоном.

— Она вернулась туда, откуда ушла. Она опять поет с джазом в клубе Айдл-валли. Мне удалось поговорить с ней. Да, она немного грубовата и очень вас не любит. Но взять монету она не могла ни при каких условиях, даже из ненависти к вам. Что же касается той сказки, которую состряпал здесь Лесли, я не верю, что он придумал ее для защиты Линды.

Она улыбнулась. Это была странная, некрасивая улыбка на искаженном злобой лице.

— Ну да, — сказала она вдруг совсем кротко, — ну да, бедный Лесли, это так на него похоже! Но в таком случае (последовала пауза, и на ее лице вдруг появилась экстатическая улыбка), в таком случае мою дорогую невестку привлекут, по делу об убийстве.

Я заметил, как восхитила ее эта идея. Она блаженствовала секунд пятнадцать.

— Я смотрю, вам это здорово понравилось, — сказал я.

Она кивнула мне, все еще улыбаясь, все еще лелея свою давнюю мечту, но тут почувствовала грубоватый тон моего ответа. Черты ее лица опять злобно исказились, губы поджались. Она проговорила сквозь зубы:

— Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне! Что вы себе позволяете!

— Простите. Вы, конечно, правы. Мне самому этот тон не нравится. Да разве дело только в этом? Мне все не нравится, мне не нравитесь вы и ваш дом, не нравится сам воздух вашего дома, мне не нравится, что у этой бедняжки постоянно опущена голова, словно она ждет удара, мне не нравится этот прохвост, ваш сын, мне не нравится само дело, которое я расследую, мне не нравится, что я должен замалчивать правду, мне не нравится, что я должен лгать…

Ее охватил страшный гнев — лицо покрылось пятнами, в глазах были бешенство и ненависть, она вдруг завопила:

— Вон! Вон из моего дома немедленно! Ни секунды более! Вон отсюда!

Подняв с пола шляпу, я встал и сказал:

— С удовольствием.

Иронически улыбаясь, я пошел к двери, и открыв ее, вышел из комнаты. Крепко обхватив пальцами ручку двери, я осторожно закрыл дверь и услышал, как щелкнул замок.

Все это я проделал просто так, без всякой причины.

20

Я слышал за собой звук шагов, слышал, как меня окликнули, но продолжал идти вперед и оказался уже посреди гостиной. Тут я остановился, и Мерль догнала меня. Она тяжело дышала, ее глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. Лучи солнца, падавшие сквозь высокие окна, играли в ее рыжеватых волосах.

— Мистер Марло, пожалуйста, пожалуйста, не уходите! Вы ей очень нужны! Очень!

— Плевал я на нее. А вот вы ведете себя, как маленькая девочка. Ну ничего, держитесь бодрее, все будет хорошо.

Она схватила меня за рукав.

— Ну пожалуйста!

— Пошла она к черту, — сказал я. — Пойдите скажите ей, пусть она застрелится. Бедный Марло, он будет так расстроен. А если пистолет не поможет, пусть достанет пушку. Да побыстрее. Она все еще держала меня за рукав, и я погладил ее руку. Она быстро отдернула ее, удивленно посмотрев на меня.

— Мистер Марло, ну пожалуйста! Она в такой беде, вы так ей нужны.

— Я тоже в беде, — проворчал я, — сижу в этой самой беде по уши. Ну о чем вы плачете?

— Я ее так люблю. Хоть она любит кричать и ругаться, но у нее ведь золотое сердце.

— Черт бы ее побрал вместе с сердцем, — сказал я, — да ведь еще большой вопрос, есть ли у этой лживой старухи человеческое сердце. Она в беде, так пусть провалится как можно глубже, я не собираюсь ее откапывать. И я ей все уже сказал.

— Я уверена, если бы вы отнеслись к ней с большим терпением…

Совершенно бездумно я обнял ее за плечи.

Она тотчас отскочила от меня шага на три, в глазах у нее застыл ужас. Мы стояли друг против друга: я, как обычно, с полуоткрытым ртом, у нее же были крепко стиснуты зубы, бледные ноздри дрожали. В лице не было ни кровинки.

— Послушайте, — медленно проговорил я, — не случилось ли с вами чего-нибудь такого, когда вы были маленькой девочкой?

Она быстро кивнула головой.

— Вас, наверно, напугал мужчина?

Прикусив нижнюю губу маленькими белыми зубками, она опять кивнула.

— И после того случая вы так себя ведете?

Она стояла молча, все такая же бледная.

— Послушайте, — сказал я, — я не сделаю ничего такого, что может напугать вас. Клянусь, никогда.

Ее глаза наполнились слезами.

— Поймите, я прикоснулся к вам совсем случайно, ну как, например, к двери или к креслу. Совершенно случайно, без всякого умысла, понимаете?

— Да.

Наконец-то она вымолвила слово. Но в наполненных слезами глазах все еще оставался ужас.

— Да.

— Так. Надо мне этим заняться, — сказал я. — Ну что ж, все становится на свои места, расстраиваться больше не о чем. Теперь Лесли. Он занят совсем другими вещами. В определенном смысле, у него все в порядке. Правильно?

— О да, — сказала она, — да.

Для нее Лесли был кумир, для меня — куча дерьма.

— Теперь, эта старая винная бочка, — сказал я. — Она грубит, хамит и думает, что может грызть шеи и выплевывать кадыки. Она чудовищно оскорбляет вас, не переставая орет на вас. Что, разве не так?

— Ах, она… мистер Марло, я хотела вам сказать…

— Ну, конечно. Сами-то вы почему не пытаетесь бороться, ну с тем, кто оскорбил вас. Он все еще здесь?

Она поднесла руку к губам, и прикусив большой палец, посмотрела на меня.

— Он умер, — сказала она, — он упал… упал из окна.

Я протянул правую руку, останавливая ее.

— Ах, этот тип. Я слышал о нем. Неужели вы этого не можете забыть?

— Нет, — сказала она, отрицательно качнув головой и не отрывая руки от губ, — не могу. Наверное, не смогу забыть никогда. Хотя миссис Мердок все время повторяет, что мне пора забыть, а я никак не могу…

— Да, черт ее возьми, — проворчал я, — пора заткнуть ее жирную пасть. В последнее время она у нее не закрывается.

Кажется, мои слова ее удивили и покоробили.

— Да, но это еще не все, — сказала она, — я была его секретаршей, а он был ее мужем, ее первым мужем. Конечно она этого тоже не может забыть. Как же иначе?

Казалось, она, забыв о том, что я стою с ней рядом, разговаривала сама с собой. В бесстрастно и монотонно звучавших словах открывалась давно мучившая ее мысль.

Я почесал за ухом. В том, что она сказала, не было ничего особенного, но какое-то, как всегда неожиданное для меня самого, интуитивное предчувствие толкнулось во мне.

— Послушайте, — сказал я, — вам не попадался кто-нибудь еще, кто бы действовал на вас так же, как тот?

Она оглянулась вокруг, и я — тоже. Мы были одни, никто не прятался под креслами, никто не заглядывая окна и двери.

— А зачем вам это? — прошептала она.

— Можете не говорить, просто мне интересно знать, как вы это чувствуете?

— Обещайте не рассказывать об этом никому… никому на свете, даже миссис Мердок.

— Ей? Никогда. Обещаю.

На ее лице вспыхнула доверчивая улыбка, она уже открыла было рот, как вдруг с ней что-то случилось. Вместо слов я услышал какой-то клекочущий звук. У нее застучали зубы.

Мне хотелось дать ей хороший шлепок, но я боялся к ней прикоснуться. Странно, ведь ничего не произошло, мы, как и прежде стояли рядом.

Вдруг она повернулась и бросилась бежать. Раздался стук каблучков, и пробежав холл и хлопнув дверью, она закрылась в своем кабинетике.

Я пошел за ней, и подойдя к двери, услышал за дверью рыдания.

Что я мог сделать? Ничего. Да и кто бы мог?

Я повернулся и пошел опять на веранду. Постучав, я открыл дверь и просунул внутрь голову. Миссис Мердок сидела все в том же положении, точно памятник.

— Так кто же это до смерти запугал бедную девочку? — спросил я.

— Пойдите вон из моего дома, — вырвалось из ее жирных губ.

Я не двигался с места, и тут она разразилась грубым, хриплым смехом.

— Вы, наверное, считаете себя человеком, у которого ума палата, мистер Марло?

— Да как вам сказать, пожалуй, она не так уж велика.

— А расширить ее не хотите?

— Не за ваш ли счет?

Она пожала жирными плечами.

— А что тут такого? Вполне возможно, и это зависит…

— Напрасно стараетесь, меня вам не купить, — сказал я, — все равно я пойду в полицию и все расскажу.

— Ничего я не покупаю, — сказала она, — и ничего не покупала. Ах да, монета. Но я довольна уже тем, что ее возврат обошелся мне всего лишь в сумму вашего задатка. А теперь подите вон. У меня нет слов, как вы мне надоели.