Подойдя к двери, она остановилась и принялась разглядывать меня сквозь сетку. У нее было суровое, неулыбчивое лицо.

— Что вы продаете? — спросила она.

— Ничего.

— Что вам нужно?

— Я хочу видеть миссис Джаспер.

— По какому поводу?

— По поводу автомобильной аварии.

— А что именно вас интересует?

— Я бы хотел узнать, как все произошло. Страховая компания выплатила компенсацию и…

— Ну и что же вам нужно?

— Я скажу об этом лично миссис Джаспер.

Она не сказала ни «извините, пожалуйста», ни «подождите минутку», ни «сейчас узнаю», ну и так далее. Она вообще ничего не сказала. А просто повернулась и не спеша пошла по коридору. Ее длинное, худое, нескладное тело раскачивалось на костлявых ногах.

Я услышал голоса. Потом женщина вернулась и остановилась на пороге.

— Как вас зовут? — спросила она.

— Лэм.

— Это фамилия. А имя?

— Дональд.

— Вы представитель страховой компании?

— Нет.

— Почему же вы интересуетесь этой аварией?

— Я скажу об этом лично миссис Джаспер.

— Вы беседовали с другой стороной?

— Нет.

— Со страховой компанией?

— Я предпочел бы поделиться своей информацией с миссис Джаспер.

— А она предпочитает, чтобы вы поделились ею со мной.

— Передайте ей, что если она хочет, чтобы возмутительное решение страховой компании оставалось в силе, то тогда ладно, пусть отказывает мне в приеме. Но если она хочет восстановить справедливость, то ей лучше повидаться со мной.

— А что вам известно об этом деле?

— Многое.

Ее черные, блестящие, словно покрытые китайским лаком_, глаза, пристально смотрели из глубоких глазниц. Затем она повернулась и опять не торопясь пошла по коридору. На этот раз она отсутствовала гораздо меньше, минуты полторы.

Потом возвратилась и отперла парадную дверь.

Я вошел.

Она заперла за мной дверь.

— Куда идти? — спросил я.

— Вниз по коридору, первая дверь налево.

Я пошел по коридору, покрытому ковровой дорожкой, повернул налево и вошел в гостиную. В кресле-каталке сидела женщина. Она была красива. Волосы рыжевато-коричневого цвета, лицо почти без морщин. Взгляд быстрый, наблюдательный и умный. Если бы не чуть обвисший подбородок, она выглядела бы гораздо моложе своих лет.

— Здравствуйте, мистер Лэм, — сказала она. — Я Амелия Джаспер.

— Миссис Джаспер, — сказал я, поклонившись, — рад познакомиться с вами. И простите за вторжение в столь ранний час, да еще в воскресенье. Но, видите ли, это единственный день, когда я могу собрать материал для работы, которую я в настоящее время выполняю.

— А что это за работа, можно узнать?

— Я независимый журналист, — сказал я.

Она продолжала машинально улыбаться, но в глазах ее появилась настороженность.

— Журналист? — переспросила она холодно.

Я сказал с чувством:

— Видите ли, я пишу статьи о деятельности страховых компаний, особенно о страховании от несчастных случаев. Особую критику вызывает поощрение страховой премией за дачу ложных показаний под присягой при расследовании автомобильных аварий. Бывают случаи, когда с одной стороны есть хотя и единственный, но достойный уважения и доверия свидетель, с другой — несколько свидетелей, но откровенно лгущих по поводу случившегося. В таких случаях компания, как правило, не утруждает себя расследованиями и…

— И это вы говорите мне? — вскричала Амелия Джаспер, и глаза ее засверкали негодованием. — Никогда в жизни никто не подвергал меня такому унижению, как они… Я имею в виду эту аварию, в которую я попала, и…

— Пожалуйста, изложите только суть дела, — сказал я. — Как я понял, вы ехали одна?

— Да, — не сразу ответила она.

— А во встречной машине было три или четыре человека?

— Их было четверо, — сказала она. — Невежественные мужланы, готовые на все, даже на лжесвидетельство, лишь бы получить ничтожное вознаграждение в несколько долларов. Вы, конечно, знаете этот тип людей.

— Это случилось на перекрестке?

— Да. Я въехала на перекресток, посмотрела направо, там никого не было. Быстро посмотрела налево, предполагая, что у меня будет право на преимущественный проезд перед любым транспортом с левой стороны, затем сосредоточила все свое внимание на правостороннем движении.

— Что же произошло?

— Эти несносные типы врезались в меня. Они ехали слева и при этом так быстро, что въехали на перекресток гораздо раньше меня. Но у них хватило наглости сказать страховому агенту, что они уже стояли на перекрестке, когда увидели меня, и что я мчалась на такой бешеной скорости, что не могла остановиться и врезалась в их машину.

— А вы врезались?

— Моя машина ударила их машину, если вы это имеете в виду.

— Значит, не они врезались в вас, а вы врезались в них, не так ли?

— Но они поставили свою машину прямо перед моим носом, — сказала она.

— Теперь понимаю, почему страховая компания вынесла такое решение.

— А я не понимаю, — возмутилась она. — И не рассчитывайте на мое содействие, если вы намерены сочувствовать страховой компании.

— Я вовсе не сочувствую, — сказал я, — я просто пытался выяснить, что произошло.

У меня в руках была записная книжка и карандаш, которые я вынул из кармана в начале разговора. Теперь же, даже не раскрыв записной книжки, я сунул ее вместе с карандашом обратно в карман и поклонился.

— Был очень рад познакомиться с вами, миссис Джаспер, премного благодарен за то, что вы согласились принять меня.

— Но я вам еще не все рассказала.

Неловко переминаясь с ноги на ногу, я сказал:

— Э-э… видите ли… мне кажется, я уже понял суть дела.

Она рассердилась:

— Только потому, что их четверо, вы принимаете их сторону и считаете меня виноватой.

— Ничего подобного, — возразил я. — Просто я понял, что это не тот случай, который мог бы заинтересовать редактора журнала, куда я собирался отнести свою статью.

— Почему?

— Видите ли, я хотел показать всю опасность компромиссов: бывает так, что застрахованная сторона фактически права, однако страховая компания полагает, что ее защита потребует слишком больших усилий, и поэтому позволяет другой стороне давать ложные показания, пользуясь преимуществом в количестве свидетелей и…

— Но это же как раз мой случай!

Я помолчал, потом спросил:

— Вы были серьезно ранены?

— Да. У меня было повреждено бедро.

— Но рана почти зажила, не так ли?

— Да. Я уже в состоянии передвигаться самостоятельно, но с тех пор меня мучают приступы радикулита. Вот как раз сейчас у меня сильнейший приступ. Видите, приходится пользоваться надувными подушками, принимать аспирин.

— Как я вам сочувствую, — сказал я.

— Но больше всего я боюсь, что одна нога станет короче.

— Не волнуйтесь. Все будет в порядке, как только мышцы начнут сокращаться… со временем.

— Со временем! — сказала она пренебрежительно.

Я промолчал.

Она изучала меня несколько секунд, затем сказала:

— У меня всегда… всегда были красивые ноги…

В этом месте она сделала паузу и держала ее ровно столько, сколько необходимо, чтобы произвести впечатление человека, обуреваемого разноречивыми чувствами… Наконец после непродолжительной борьбы желание убедить одержало верх над стыдливостью, и она, задрав юбку, показала мне левую ногу.

Я присвистнул.

Она одернула юбку с негодующим жестом.

— Я вам не для того показала, чтобы вы свистели!

— А для чего?

— Я просто доказывала свою точку зрения.

— Не точку, а линию. Я бы так сказал.

— Вы очень любезны. Но что будет с правой ногой? Она ведь намного короче и может потерять форму.

На ее глаза навернулись слезы.

— Да не будет она короче ни в коем случае!

— Она уже короче. И становится все тоньше и тоньше из-за атрофии мышц. И я… я уже давно не молода…

Я недоверчиво улыбнулся.

— Говорю вам, что я не молода. Как вы думаете, сколько мне лет?

Я поджал губы, наморщил лоб и изобразил беспристрастного судью.

— Ну, — протянул я, как бы размышляя, — вам, наверное, за тридцать пять. Но с вашей стороны нечестно задавать мне этот вопрос именно сейчас, потому что женщина всегда выглядит старше, если она сидит в кресле-каталке. Вот если бы вы прошлись передо мной, я бы… ну, я бы, возможно, дал вам тридцать пять. Не больше.

Она засияла:

— Вы действительно так думаете?

— Конечно.

— Мне сорок один, — сказала она.

— Не может быть! — поразился я.

— Да. Сорок один, — жеманничала она.

— Но вы выглядите гораздо моложе.

— Я и чувствую себя гораздо моложе.

— Итак, я собираюсь нанести визит, — сказал я, переменив тему, — страховой компании и Собрать все факты, касающиеся вашего дела. Я все-таки думаю, что такой материал вполне подойдет дЛЯ статьи.

— Я уверена в этом и очень хочу, чтобы вы написали такую статью. И считаю’ что ее необходимо напечатать. Уж слишком самоуверенны, слишком самодовольны эти страховые компании.

— Да, они превратились в корпорации, — подтвердил я, — и совсем запутались в бюрократической волоките.

— Да. Это верно.

Я указал на утреннюю газету, лежавшую на журнальном столике рядом с каталкой, и спросил:

— Читали об убийстве?

— Каком убийстве?