— А на прошлой неделе? Могла она бросить то письмо в ящик?

— Не исключено. В тот день после обеда она ходила по магазинам, — он помолчал. — То же относится к мисс Эмили Бартон. Вчера вскоре после полудня она вышла за покупками, а неделю назад была в гостях у друзей, живущих на соседней с Симмингтонами улице.

Я недоверчиво помотал головой. Находка в «Розмарине» книги с вырезанными страницами привлекала, разумеется, внимание к владелице виллы, но когда вспомнишь, как мисс Эмили вернулась вчера домой вся сияющая, счастливая и взволнованная…

Черт — взволнованная… Да, взволнованная: щеки у нее порозовели, глаза сияли.., но не потому же.., не потому…

— Неважная у вас профессия, — сказал я сдавленным голосом. — Вы так видите и представляете себе.., всех…

Нэш кивнул.

— Да, невелика радость видеть в своих ближних потенциальных безумцев и преступников, — на мгновенье он умолк, а потом продолжал:

— Есть еще мистер Пай…

— Вы тоже обратили на него внимание?

Нэш усмехнулся.

— Еще как. Очень своеобразный характер.., и не сказал бы, что он мне нравится. Алиби нет: в обоих случаях он был дома в саду — один.

— Значит, вы подозреваете не только женщин?

— Мне лично не верится, что эти письма писал мужчина.., собственно, я уверен в этом, как и Грейвс.., исключая, разумеется, Пая, у которого ненормально женственные черты характера. Но, что касается вчерашнего дня, мы проверяем каждого. Вы же понимаете, речь идет об убийстве. С вами все в порядке, — ухмыльнулся он, — так же, как и с вашей сестрой. Мистер Симмингтон тоже не выходил из своей конторы после того, как пришел туда, а доктор Гриффит был у больного на другом конце города — это я проверил, — он помолчал, снова усмехнулся и сказал:

— Как видите, мы и в самом деле стараемся.

Я, помедлив, спросил:

— Значит, круг сузился до трех человек? Мистер Пай, мисс Гриффит и наша мисс Эмили?

— Да нет, есть еще пара человек в запасе — между прочим и миссис Калтроп.

— Неужели вам и она пришла в голову?

— Мы приняли во внимание каждого. Миссис Калтроп чересчур явно чудаковата, если вы понимаете, что я хочу сказать, но исключить мы не можем и ее. Вчера после полудня она была в лесу, слушала птиц — вот только птицы не могут подтвердить это.

Он быстро обернулся, потому что в комнату вошел Оуэн Гриффит.

— Добрый день, инспектор. Я слышал, что вы меня искали. Что-нибудь срочное?

— Предварительное слушание дела будет в пятницу, если это устраивает вас, доктор.

— Ладно. Сегодня вечером проведем вместе с Морсби вскрытие.

— И еще одно, доктор. Миссис Симмингтон принимала какие-то порошки, которые вы ей приписали…

Нэш замолчал.

— Да, ну и что?

— Если бы она приняла слишком большую дозу, это могло быть смертельным?

— Ни в коем случае, — сухо ответил Гриффит, — разве что приняла бы штук двадцать пять сразу.

— Однако вы когда-то предупреждали ее, чтобы она не смела превышать установленную дозу. По крайней мере, так мне сказала мисс Холланд.

— Говорил, это правда. Миссис Симмингтон принадлежала к пациенткам, любящим злоупотреблять лекарствами — думают, что, если примут двойную дозу, так им вдвое больше и поможет. А врач этого не должен допускать — даже лишняя таблетка аспирина вредит сердцу. Впрочем, нет ведь никаких сомнений в том, что вызвало смерть, — это был цианистый калий.

— Я знаю — но вы не поняли меня, доктор. Я думал о том, что, приди мне в голову совершить самоубийство, я выбрал бы большую дозу снотворного, а не, скажем, мышьяк.

— Само собою. Хотя, с другой стороны, мышьяк драматичнее и действует гарантированно. Если взять, например, барбитураты, то, взявшись за дело вовремя, самоубийцу можно спасти.

— Понятно. Спасибо, доктор.

Гриффит ушел, и я тоже распрощался с Нэшем и зашагал домой. Джоан дома не было — никаких ее следов, только в блокноте у телефона было нацарапано загадочное послание, адресованное то ли мне, то ли мисс Партридж:

«Больше не могу ждать. Если позвонит доктор Гриффит, скажите ему, что у меня будет время в среду или четверг».

Я удивленно поднял брови и отправился в гостиную. Выбрав самое удобное из кресел (уж очень удобным не назовешь ни одно из них: все с закругленными спинками и помнят еще времена старой миссис Бартон), я устроился поуютнее и попытался снова продумать все с самого начала.

С внезапной досадой я вспомнил, что приход Оуэна прервал мой разговор с инспектором и что Нэш упомянул как раз перед этим еще о паре людей, как о подозреваемых.

Хотел бы я знать, кого он имел в виду.

Одним из этих людей могла быть мисс Партридж. Книга с вырванными страницами была, как — никак, найдена здесь в доме. А Агнес, которой и в голову бы не пришло ее заподозрить, могла быть убита как раз своей доброй советчицей. Нет, Партридж из круга подозреваемых исключать нельзя.

Но кто второй?

Может быть, кто-то, с кем я незнаком? Миссис Клит, которую все здесь терпеть не могут и подозревают в занятиях черной магией?

Я закрыл глаза и представил в своем воображении поочередно каждого из четырех так непохожих друг на друга людей. Может быть, это застенчивая, хрупкая, крохотная Эмили Бартон? Что говорит против нее? Невеселая жизнь, проведенная с раннего детства в послушании и самоотречении? Избыток жертв, которую от нее требовали? Ее панический страх перед разговорами обо всем, что «некрасиво и неприлично»? Может, это признак того, что в душе она выбирает именно такие темы? Кажется, я становлюсь заправским фрейдистом. Я вспомнил, как один врач рассказывал мне, что можно услышать от сентиментальных старых дев, когда они начинают приходить в себя после наркоза:

— Ты бы только услышал! Никогда бы не подумал, что они вообще могут знать такие слова!

Эме Гриффит?

Она определенно не из людей с комплексами и «внутренними запретами». Веселая, бодрая, немного мужеподобная. Живет интенсивной, полной жизнью. И все-таки миссис Калтроп сказала о ней: «Бедняжка!»

Было тут еще что-то.., какое-то воспоминание. А, вот оно. Оуэн Гриффит сказал когда-то что-то вроде: там, на севере, где у меня была раньше практика, тоже ходили анонимные письма.

Может, и тогда это было делом рук Эме Гриффит? Да нет, это случайность. Случайность, что анонимки дважды появлялись там, где она жила.

Стоп — ведь автора этих писем тогда нашли. Это была какая-то школьница. Гриффит же говорил об этом.

Мне внезапно стало холодно — наверное, сквозняк из окна. Я завертелся в неудобном кресле. Почему это вдруг мне стало так не по себе?

Будем рассуждать дальше… Эме Гриффит? Что, если это была Эме, а не та школьница? Что, если Эме тогда еще начала свои штучки? И Оуэн Гриффит потому и выглядел таким несчастным и измученным. Он что-то подозревал. Да, подозревал…

Мистер Пай? Тоже не слишком милый человек. Я вполне мог себе представить, как он со своей усмешечкой проводит все эти рейды…

А эта записка в блокноте у телефона — почему я все время о ней думаю? Гриффит и Джоан — он влюбился в нее, но записка не выходит у меня из головы не поэтому. Тут что-то другое…

Кресло словно бы начало покачиваться, глаза слипались. Я, как идиот, повторял:

— Нет дыма без огня… Нет дыма без огня… Вот оно.., все связано друг с другом…

А потом я шел по улице с Миген. Мимо нас прошла Элси Холланд. На ней было белое подвенечное платье с фатою, и люди шептались: «Наконец-то она выходит за доктора Гриффита. Они ведь уже много лет были обручены…»

Потом все мы очутились в церкви, где каноник Калтроп служил католическую мессу.

Посреди обряда вдруг откуда-то появилась миссис Калтроп и энергично выкрикнула: «Этому надо положить конец, говорю вам. Этому надо положить конец!»

Несколько мгновений я не мог понять — сплю я или бодрствую. Потом в голове прояснилось и я понял, что сижу в кресле на вилле «Розмарин», а миссис Калтроп, вошедшая через французское окно, стоит передо мной и быстро, нервно повторяет:

— Говорю вам, этому надо положить конец!

Я вскочил.

— Прошу прощения. Боюсь, что я вздремнул. О чем вы говорите?

Миссис Калтроп с силой ударила кулачком по ладони другой руки.

— Этому надо положить конец! Анонимки! Убийство! Нельзя продолжать спокойно жить дальше, когда ни в чем неповинных детей вроде Агнес Уодл убивают!

— Согласен, — сказал я. — Но как мы можем этому помешать? Что вы предлагаете?

— Надо что-то сделать! — крикнула миссис Калтроп. Я улыбнулся, может быть чуть — чуть свысока:

— А что, по-вашему, мы должны сделать?

— Выяснить как-то все это! Недавно я говорила вам, что наш городок неспособен на преступление. Я ошибалась. Способен!

Я почувствовал досаду.

— Разумеется, — сказал я не то чтобы с преувеличенной вежливостью. — Но что вы хотите сделать?

— Само собою, покончить с этим.

— Полиция делает все, что может.

— Наверное, не все, если вчера смогли убить Агнес!

— Вы можете предложить что-то лучше?

— Я-то не могу. Понятия не имею, потому и хочу пригласить знатока.

Я покачал головой.

— Ничего не выйдет. Скотланд Ярд возьмет дело, только если его попросит об этом начальник полиции графства. И они послали нам уже Грейвса.

— Я имела в виду знатока иного сорта. Не эксперта, который разбирается в анонимных письмах и убийствах. Я имею в виду человека, разбирающегося в людях. Что вы на это скажете? Нам нужен кто-то, знающий все о человеческой злобе.

Выглядело все это исключительно странно, но какая-то крупица правды тут была.

Прежде чем я успел что — либо ответить, миссис Калтроп, кивнув мне, конфиденциально прошептала:

— Я как раз иду уладить это, — и вышла.



Следующая неделя, как мне кажется, была самой странной в моей жизни. У меня было ощущение, что все это какой-то кошмарный сон без следов реальности.

На предварительном слушании дела о смерти Агнес Уодл был весь Лимсток. Никаких новых фактов не выяснилось и единственно возможное решение гласило: «Убита неизвестным преступником или преступниками».