— Это вы отстали, дорогая моя, — сказал Лай. — Мои слуги непрерывно пользуются телефоном, так что крик по всему дому стоит, пока я, конечно, не взорвусь. Но часто я этого себе позволить не могу: Прескотт — изумительный повар, хоть характер у него и нелегкий, а его жена — отличная экономка.

— Это верно, все говорят, что вам повезло с ними.

Я вмешался, не желая допустить, чтобы разговор свелся к обсуждению сравнительных достоинств слуг.

— Слух об убийстве разошелся тут, как молния, — заметил я.

— Что да, то да, — кивнул Пай. — Мясник, пекарь, да нет уже места, где не вели бы об этом разговоров! Ах, беда! Конец Лимстоку! Анонимные письма, убийства, рост преступности!

Мисс Бартон нервно проговорила:

— Но ведь никто же не думает.., никто не считает, что.., что эти вещи могут быть связаны.

Пай подхватил эту мысль:

— Любопытная комбинация фактов. Девушка что-то знала и поэтому ее убили. Да, да, звучит весьма обещающе. Интересно, как это пришло вам в голову!

— Я-я этого не вынесу!

Выкрикнув это, мисс Эмили повернулась и поспешила прочь.

Мистер Пай смотрел ей вслед, и на его лице херувима застыла довольно странная гримаса. Потом он снова обернулся ко мне и слегка покачал головой.

— Чувствительная душа. Очаровательная старушка, не правда ли? Настоящий музейный экспонат. Знаете, она даже не принадлежит к своему поколению, она на поколение старше. Мать у нее была женщиной с железным характером и семью свою держала на уровне 1870 года. Я бы сказал, что они жили, словно под стеклянным колпаком. Я всегда с удовольствием гляжу на так хорошо сохранившиеся памятники прошлого.

Мне не хотелось говорить о музейных экспонатах ни в прямом, ни в переносном смысле.

— А что вы на самом деле обо всем этом думаете? — спросил я.

— Что вы имеете в виду?

— Анонимные письма, убийство…

— Нашу местную волну преступности? А вы что думаете?

— Я первый спросил, — возразил я с милой улыбкой. Мистер Пай спокойно ответил:

— Как вы знаете, я изучаю разные отклонения от нормы. Меня это занимает. Люди, на которых это совсем непохоже, делают иногда фантастичнейшие вещи. В данном случае я посоветовал бы полиции: изучайте характеры. Перестаньте сравнивать почерки и изучать под микроскопом отпечатки пальцев. Вместо этого следите, что человек делает со своими руками, какие у него мелкие привычки, как он ведет себя за едой, не случается ли ему рассмеяться без всякой причины.

Я поднял брови.

— Безумец?

— Псих, настоящий псих, — сказал Пай и добавил:

— Но вы бы этого никогда не сказали.

— Кто?

Его глаза встретились с моими. Он улыбался.

— Нет, нет, Бертон, это была бы диффамация. Нельзя ко всей этой, неразберихе добавлять еще и диффамацию.

Мелкими, семенящими шажками он зашагал по улице.

Когда я стоял и глядел вслед мистеру Паю, двери церкви открылись и оттуда вышел преподобный Калеб Дейн Калтроп. Он рассеянно улыбнулся мне:

— Доброе.., доброе утро, мистер.., э…

Я помог ему:

— Бертон.

— Конечно, конечно. Не думайте, что я вас не узнал — просто имя на минутку выскользнуло из памяти. Чудесный сегодня день.

— Да, — ответил я коротко.

Он посмотрел на меня.

— Но что-то.., что-то случилось. Ах да, это бедное, несчастное дитя, служившее у Симмингтонов. Честно говоря, просто не хочется верить, что в нашей среде есть убийца, мистер.., э-э… Бертон.

— Звучит, действительно, просто фантастически, — сказал я.

Он наклонился ко мне.

— Я узнал, что люди здесь получают анонимные письма. Вы слыхали об этом? К тому же я услышал и о других неприятностях.

— Слыхал.

— Трусость и подлость, — он помолчал, а затем разразился потоком латинских стихов. — Эта цитата из Горация довольно точно подходит сюда, не так ли?

— Исключительно, — ответил я.



Кое-что я узнал, а никого, с кем стоило бы еще поболтать, видно не было, так что я пошел домой. По дороге я заскочил купить табаку и бутылочку шерри, а заодно и узнать, что судит об убийстве «глас народа».

— Какой-нибудь бродяга, — таково было общее мнение. — Знаем мы таких — подойдет к дверям, хнычет и просит милостыню, а как увидит, что девчонка одна в доме, сразу разговор другой. Моя сестра Дора один раз чуть не до смерти перепугалась: пришел какой-то пьяный, продавал книжечки с картинками…

История закончилась тем, как храбрая Дора захлопнула дверь прямо перед носом у этого типа, а сама забаррикадировалась в укрытии, которым оказался — как я догадался по деликатным намекам — туалет. «И там она и сидела, пока не вернулась домой хозяйка».

Вернулся я в «Розмарин» за пару минут до обеда. Джоан неподвижно стояла у окна в гостиной и выглядела так, словно ее мысли были бог весть за сколько миль отсюда.

— Что ты тут делаешь? — спросил я.

— Сама не знаю. Ничего особенного.

Я вышел на веранду. К железному столику были придвинуты два кресла, а на нем стояли два стакана с остатками шерри. На стуле чуть в стороне лежало нечто, на что я загляделся с немым ужасом.

— Господи помилуй, что это?

— Ну, — ответила Джоан, — насколько я понимаю, фотография больного, страдающего маниакально-депрессивным психозом или чем-то в этом роде. Доктор Гриффит считал, что это меня может заинтересовать.

Я с еще большим любопытством посмотрел на снимок. У каждого мужчины свой метод ухаживать за женщинами. Меня лично метод демонстрации меланхоликов, маньяков или параноиков как-то не привлекает.

— Выглядит довольно безотрадно, — заметил я, и Джоан от всей души согласилась со мной. — А как Гриффит?

— Усталый и какой-то ужасно несчастный. Что-то его мучит.

— Меланхолия, которую тебе не удается вылечить?

— Оставь свои шуточки! По-моему, это действительно что-то важное.

— По-моему, так он из-за тебя и мучится. Оставь его в покое, Джоан!

— Да замолчи ты! Не могу, вот и все.

— Вы, женщины, всегда так говорите.

Разозленная Джоан убежала.

Больной с маниакально-депрессивным психозом начал коробиться на солнце и, взяв за уголок, я отнес его в гостиную. Не то чтобы он доставлял мне удовольствие, но я предполагал, что это какой-то экземпляр из коллекции Гриффита.

Наклонившись, я вытащил с нижней полки тяжеленный том, чтобы вложить в него фотографию и выпрямить ее. Это был толстенный сборник каких-то проповедей.

Книга неожиданно легко раскрылась на каком-то месте. В следующее мгновение я понял — почему. Из середины было аккуратно вырезано несколько десятков страниц.



Я стоял с вытаращенными глазами. Потом взглянул на титульный лист. Книга вышла в 1840 году.

Сомневаться не приходилось. Передо мной была книга, из отдельных букв и слов которой были составлены анонимные письма. Кто же вырезал эти страницы?

Ладно, будем рассуждать по порядку: это могла быть Эмили Бартон. Такая мысль каждому пришла бы в голову в первую очередь. Или это могла быть Партридж.

Были тут, однако, и другие возможности. Эти страницы мог вырезать каждый, кто несколько минут оставался в комнате один — скажем, кто-нибудь из гостей, сидевших здесь и ожидавших мисс Эмили. Даже, в конце концов, кто-нибудь, пришедший по делу. Хотя нет, это мало правдоподобно. Я заметил, что, когда однажды ко мне пришел с поручением служащий из банка, Партридж провела его в кабинет. Так, видимо, было принято в этом доме.

А гости? Кто-нибудь из «хорошего общества»? Мистер Пай? Эме Гриффит? Миссис Калтроп?

Прозвенел гонг, и я пошел обедать. После обеда я показал свою находку Джоан, мы обсудили ее со всех возможных точек зрения, и я отнес книгу в полицию.

Встретили они находку с неописуемой радостью, восторженно похлопывая меня по спине за то, что в конце концов было не больше, чем чистой случайностью.

Грейвса не было, но Нэш вызвал его по телефону.

С книги решили снять отпечатки пальцев, хотя Нэш отнесся к этому довольно скептически. Ничего интересного, действительно, не обнаружили. Отпечатки были только мо, и и Партридж, а это, пожалуй, доказывало лишь, что пыль Партридж вытирает аккуратно.

Грейвс вскоре ушел, и мы с Нэшем остались одни. Я спросил, насколько им удалось продвинуться.

— Круг подозреваемых сужается, мистер Бертон. Многих мы уже исключили.

— Ясно, — сказал я, — а кто остается?

— Мисс Джинч. Вчера после обеда она была у одного клиента, с которым договорились встретиться у него дома. А дом этот недалеко от той улицы, где живут Симмингтоны. Она вполне могла проходить мимо них по дороге туда или обратно.., а в тот день, когда покончила с собой миссис Симмингтон, мисс Джинч последний раз работала еще в конторе ее мужа. Мистер Симмингтон предполагал сначала, что она не выходила в тот день из конторы. У него тогда долго сидел Генри Лашингтон, и ему несколько раз приходилось вызывать мисс Джинч к себе. Я однако выяснил, что между тремя и четырьмя она уходила из конторы, чтобы купить на почте марки, которые у них как раз кончились. Можно было послать рассыльного, но мисс Джинч сказала, что у нее болит голова и ей хочется пройтись по свежему воздуху. Отсутствовала она недолго.

— Но достаточно, чтобы попасть под подозрение?

— Да, достаточно долго, чтобы сделать крюк, бросить письмо в ящик и побежать дальше. Не могу, впрочем, найти никого, кто видел бы ее вблизи дома Симмингтона.

— А на нее обратили бы внимание?

— Может быть, да, а может, и нет.

— А кто у вас еще под подозрением? Нэш засмотрелся куда-то в пустоту.

— Вы понимаете, что мы не можем исключить никого — абсолютно никого?

— Разумеется, — сказал я, — с этим я вполне согласен.

Он тяжело проговорил:

— Мисс Гриффит ходила вчера в Брентон на встречу со скаутками. И вернулась довольно поздно.

— Не думаете же вы…

— Нет, не думаю. Но я не знаю. Мисс Гриффит кажется женщиной, кипящей физическим и душевным здоровьем, но, повторяю еще раз, я не знаю.