На четвёртое утро, в четверг, появился ещё и Вик Талботт — чтоб сопровождать Кейса в его заезде. Кейс, которого Одри вконец допекла, ткнул её кнутом. Тогда Уэйн Саффорд толкнул Кейса — и свалил наземь, Талботт одарил своим хлыстом Саффорда, а Саффорд так шибанул Талботта, что тот влетел в нечищеное стойло и влип прямо в нечистоты.

Очевидно, подумал я, Уэйн сдерживался. И ещё я подумал, что на месте Кейса сконструировал бы себе электрического коня.

В пятницу он опять оказался здесь и получил новую порцию Одри, в понедельник — снова. Ни в пятницу, ни в понедельник Талботта при сём не было.

Во вторник утром Одри появилась там без четверти шесть, чтоб успеть с кофе, пока Уэйн прогуливает лошадей. Булочки с корицей и кофе — такова была их еда. Услышав об этом, Вулф поморщился: он терпеть не мог коричных булочек. Чуть позже шести последовал телефонный звонок из отеля «Черчилль»: лошадь Талботта не седлать, а Кейса предупредить, что его партнёр не придёт. В шесть тридцать прибыл Кейс, тютелька в тютельку, как обычно, колкости Одри отразил сурово поджатыми губами и отгарцевал прочь. Одри осталась в академии, проторчала там весь последующий час и до семи тридцати пяти, когда пришла лошадь Кейса с пустым седлом.

А Уэйн — он что, тоже находился там неотлучно? Да, они были вдвоём. Вместе, всё время.

Когда подошла очередь Уэйна давать показания, он не вступил с нею в противоречия ни по единому пункту: по-моему, для конюха — верх цивилизованности.

В два часа ночи, а то и позже все разошлись.

Я зевнул и сказал Вулфу:

— Мощные клиенты — вся пятерка, а?

Вулф рявкнул с омерзением:

— Я мог бы, поразмыслив, оценить их посодержательней, — сказал я. — Будь на то ваша воля. Исключим Талботта — что о нём говорить. Я больше понимаю в амурных делишках, чем вы, я видел, какие взгляды он бросает на Дороти, — тут он крепко влип. А вот клиенты? А Поул?

— Ему нужны деньги, крайне необходимы, и он до них дорвался.

— А Бродайк?

— Его тщеславие смертельно уязвили, его бизнес катится под откос, а тут ещё иск на большую сумму…

— А Дороти?

— Она — дочь, она — женщина. Корни могут уходить в какую-нибудь безделушку…

— Саффорд?

— Романтик-простак. Через три дня после знакомства с этой девицей уплетать коричные булочки в шесть утра… Что скажешь о его любовном облике?

— Потрясающий.

— И тут он видит, как Кейс хлещет её своим кнутом…

— Он не хлестал её, он просто её ткнул.

— Это ещё хуже, ещё пренебрежительней. Вдобавок девица уверила его, что Кейс — воплощение несправедливости.

— О'кей. А она?

— Женщина, с которой плохо обошлись. Или поймали на плохом обхождении с другими. В любом случае, сорвавшаяся с цепи. — Он поднялся. — Хочу спать. — И направился к двери.

Адресуясь к его спине, я сказал:

— С каждого из них я бы получил аванс. Чёрт его знает, зачем они понадобились Кремеру — каждый, включая Талботта, — после целой недели. Он психовал как щенок. Позвоним ему?

— Нет, — Вулф, направлявшийся к лифту, чтоб вознестись на третий этаж, обернулся: — Чего он хотел?

— Он не сказал, но догадаться нетрудно. Он попал на перекрёсток с шестью развилками, а потому явился к вам — разведать, нет ли здесь дорожной карты.

И я направился к лестнице: площадь лифта — шесть футов на четыре, так что Вулф заполнил всё это пространство.

Глава 7 

— Сорок козырей, — сказал Орри Кэтер в десять пятьдесят пять в среду поутру.

Я сообщил им, что у нас на горизонте появилось дело Кейса, что пятеро подозреваемых одновременно выступают в роли наших пяти клиентов, и этим ограничился. Ровно в одиннадцать мы завершили наши игры, а несколькими минутами позже дверь из прихожей распахнулась, и вошёл Вулф.

Он разместился за своим столом, позвонил и затребовал пива, потом спросил меня:

— Ты, конечно, разъяснил Солу и Орри ситуацию?

— Нет, конечно; насколько я понимаю, это не моя прерогатива.

Он крякнул и велел мне созвониться с инспектором Кремером. Я набрал номер, заполучил наконец Кремера, просигналил об этом Вулфу и остался на месте, поскольку никто меня не гнал.

— Мистер Кремер? Ниро Вулф.

— Ага… Что вам угодно?

— Сожалею, что был занят вчера вечером. Всегда рад видеть вас. Я втянут в расследование по делу о смерти Кейса, и, полагаю, поделившись со мной обыденной информацией, вы принесёте нам обоим пользу.

— А какой именно?

— Для начала мне надо бы знать, сколько верховых полицейских видели Кейса в то утро на парковых дорожках и как их звали? Я хочу послать Арчи…

И тут Кремер положил трубку.

Положил трубку и Вулф. Простёр руку к подносу с пивом, доставленному Фрицем, и сказал мне:

— Дозвонись до прокуратуры, до Скиннера…

Я выполнил указание, и Вулф занялся делом. В прошлом Скиннер получил свою порцию негативных нервных раздражителей от Вулфа, но вчера у него перед носом дверь не захлопывали и он хоть не грубил. Под аккомпанемент Вулфовых уверений, что Скиннеру начнут регулярно поставлять информацию о ходе следствия — а это была, как они оба знали, чистейшая ложь, — товарищ окружного прокурора согласился просить управление, чтоб мне устроили свидание с полицейским. И сдержал слово. Через десять минут после его беседы с Вулфом позвонили с Сентер-стрит и сообщили, что офицер, по имени Хеферан, готов встретиться со мной в одиннадцать сорок пять на углу Шестьдесят шестой улицы на западной аллее Центрального парка.

Менее чем за десять минут Вулф выпил пиво, расспросил Сола о его семье и запрограммировал схему моего разговора с полисменом, тем самым уязвив моё самолюбие и раззадорив моё любопытство.

Когда мы ведём поиск, у Вулфа иной раз складывается мнение, будто я взволнован определённым аспектом дела или неким участником драмы, а потому необходимо на время отодвинуть меня в сторону. Я уже почти перестал тратить нервную энергию на протесты по сему поводу. И всё-таки — что волнует его теперь? Я не соблазнился ничьей версией, моё воображение было свободно от пут. Зачем надо было подсовывать мне эту жвачку, эти беседы с полицейским, а задачи по-настоящему серьёзные перекладывать на Сола и Орри?

Прозвенел телефонный звонок. Фердинанд Поул затребовал Вулфа.

— Я сейчас в конторе Кейса, — сказал Поул. — Угол Сорок седьмой улицы и Мэдисон-авеню. Можете прибыть сюда немедленно?

— Конечно же нет, — сказал Вулф опечаленным голосом. Его ужасно сердило, когда объявлялись на свете люди, не ведающие, что он никогда не покидает дом ради дел и чрезвычайно редко — по другим поводам. — Я работаю исключительно у себя дома. Что случилось?

— Здесь есть кое-кто, и я хотел бы, чтоб вы с ними поговорили. Два члена правления. Их показания помогут мне подтвердить, что Талботт взял эти дизайны и продал их Бродайку. Таким образом, станет ясно, что Талботт убил Кейса. Из нас пятерых если кого и можно заподозрить, так это мисс Руни и этого конюха с их обоюдным алиби.

— Чепуха! Вам обязательно хочется её в чём-то подозревать. Доказуемо только одно: она была несправедливо обвинена в краже. А несправедливое обвинение мучит куда больше, чем обоснованное. Мистеру Талботту вы можете предъявить обвинение в воровстве, по меньшей мере… Я чрезвычайно занят. Благодарю вас за звонок.

Поул был склонен ко всяческим предложениям, но Вулф избавился от него, испил ещё пива, повернулся ко мне:

— Тебя ждут там через двадцать минут, Арчи, а учитывая твоё пристрастие к быстрой езде с последующим арестом за превышение…

У меня был один-единственный прокол за превышение за последние восемь лет. Я направился к двери, но повернулся перед выходом и заметил с горечью:

— Если вы думаете, что я еду забавляться, это глубокое заблуждение. Кто последним видел Кейса в живых? Полицейский. Он, именно он! И к кому я его доставлю? К вам? Нет! К инспектору Кремеру!

Глава 8

Было солнечно и тепло — для октября, и поездка в город доставила бы мне одно только удовольствие, кабы не досадливое чувство, что меня хотят обвести вокруг пальца. Оставив машину на Шестьдесят пятой улице, я обогнул угол дома, прошёл квартал, пересёк западную часть Центрального парка — там человек в униформе манипулировал уздечкой своего коня. Я предъявил ему документы и высказался в том смысле, что это очень мило с его стороны при такой занятости выкроить для меня время.

— О! — воскликнул он. — Выдающееся светило! Так?

Я занял оборонительную позицию:

— Выдающееся? Как рыбье яйцо в банке икры.

— Выходит, питаешься икрой?

— Погоди-ка, — пробормотал я, — давай начнём сначала. — Я промаршировал четыре шага к столбу, сделал «кругом», вернулся к нему и провозгласил: — Я — Арчи Гудвин, работаю на Ниро Вулфа. В управлении мне разрешили задать тебе пару вопросов, и я был бы тебе за ответы весьма признателен.

— Ага! Мой друг из пятнадцатого отдела рассказывал про тебя. По твоей милости его чуть не заслали на болота.

— Выходит, ты заранее против меня настроен. Я тоже — но не против тебя. И даже не против твоей лошади. Кстати, о лошадях. В то утро, когда ты увидел Кейса на лошади, незадолго до убийства, — в котором это было часу?

— В семь часов десять минут.

— С поправкой на минуту-другую?

— Без всяких поправок. В семь десять. Я тогда был в утренней смене, она кончается в восемь. Я очень занят, у меня совсем нету времени, вот я и дожидался Кейса, чтоб он проехал мимо по своему расписанию. Очень мне его конь нравится, светло-гнедой, лёгкий ход.

— А как он выглядел в это утро — как обычно? Спорым и скорым? — Вглядевшись в выражение его лица, я добавил поспешно: — В общем, меня интересует, его ли лошадь это была?