Финчли кивнул в сторону жены:

— Моя супруга — дипломированная медсестра, она работала в больнице. В свое время она видела множество подобных больных, и она сразу же заявила, что Горас Шелби страдает от старческого маразма.

— Совершенно верно,— раздался гортанный голос миссис Финчли,— я могу подтвердить справедливость всего того, что сказал мой муж.

Судья Поллингер нахмурился.

— Вы еще не свидетельница, миссис Финчли, потому что вас не привели к присяге. Однако, я хотел бы у вас спросить, видели ли вы то письмо, которое Горас Шелби написал Дафнии?

— Да, я его видела.

— Кто вам его показал?

— Мой муж-

— До того, как его положили в конверт?

— Я видела его лежащим в конверте.

— Письмо было подписано?

— Да.

— Сложено?

— Не помню.

— Постарайтесь припомнить.

— Не могу.

— Что вы сделали с письмом после того, как прочли его?

— Сунула снова в кон...

Она прикусила язык.

— В конверт?

— Да.

— Так вы держали конверт над паром, чтобы распечатать его?

— Да.

— Итак, вы послали его?

— Нет, мы запечатали конверт и положили его снова на стол Гораса. Он сам отнес его на почту.

— У меня нет времени дальше заниматься этим делом, — заявил судья Поллингер,— потому что на 10 часов назначено слушание другого дела. Но эта история требует самого тщательного рассмотрения...

Он повернулся к судебному клерку.

— Когда у нас ближайшее свободное время... Обождите, если я не ошибаюсь, дело Дженсен против Нибеди откладывается? Значит, у нас половина завтрашнего дня?

Клерк кивнул.

— К завтрашнему полудню, точнее, к двум часам,— рассуждал вслух судья,— мы покончим с этим процессом. И к этому времени я хочу видеть Г ораса Шелби в суде. Кроме того, я намерен назначить сам врача, который осмотрит его и вынесет квалифицированное решение. Так в каком частном санатории он находится в настоящее время?

Финчли заколебался.

— Санаторий «Гудвилл» в Эль-Мираре,— ответил Дарвин Мелроз.

— Прекрасно. Итак, завтра в два часа я буду свободен. Назначенный мной психиатр осмотрит мистера Шелби в санатории. Суд не дисквалифицирует Перри Мейсона и не возражает против его появления в суде в качестве адвоката Дафнии Шелби, или Дафнии Раймонд, неважно, каково ее имя. Решение по этому поводу будет вынесено позднее, после того как дело будет должным образом изучено.

Перри Мейсону будет разрешено на завтрашнем заседании продолжить допрос свидетелей в качестве поверенного заинтересованной стороны, ибо это не противоречит первому решению суда, где было сказано, что опекун назначается временно и что при появлении дополнительных сведений будет назначено доследование.

Суд откладывается до двух часов завтрашнего дня.

С этими словами судья Поллингер покинул зал заседаний.

 Глава 5

Дафния вцепилась в руку Перри Мейсона точно так же, как тонущий хватается за проплывающее мимо него дерево.

Борден Финчли насмешливо посмотрел на нее и вышел из помещения.

Дарвин Мелроз подошел к Перри Мейсону и смущенно сказал:

— Мне не хотелось подрубать сук, на котором вы сидели, но иного выхода у меня не было.

— Пока вы еще не подрубили никакого сука,— любезно улыбаясь, ответил адвокат.— Правда, меня несколько удивило, что такая уважаемая фирма взялась за столь некрасивое дело, но...

Легонько обняв Дафнию за плечи, он весело сказал:

— Пошли отсюда.

Они прошли в соседнюю комнату для свидетелей.

— Посидите здесь,— сказал он,— пока остальные не очистят зал заседаний. После этого за вами начнут охотиться репортеры, особенно из тех, кто насобачился сочинять статейки на тему «Бедная богатая девушка».

— Мистер Мейсон,— горячо заговорила Дафния,— это же совершенно невероятно. У меня такое впечатление, что рушится весь мой мир. Великий Боже, представляете, что я пережила за...

— Я все знаю и все понимаю. Но теперь вы уже взрослый человек, вы вышли из детского возраста, из сказочного дворца в большой и не всегда добрый мир. Вам придется научиться отражать удары, а иногда и давать сдачи. А теперь подведем итог и посмотрим, с чего мы начнем наступление.

— Что мы можем сделать? — спросила Дафния.

— Прежде всего мы можем проверить одну вещь. Впрочем, мне думается, что они уверены в тех фактах, которые сегодня были оглашены. Иначе бы они не действовали так откровенно, ибо это было бы равносильно самоубийству.

— Я все еще ничего не могу понять.

— Родственнички почувствовали, что они будут лишены наследства, но рассчитали, что в том случае, если у Гораса Шелби не будет завещания, они смогут контролировать его материальное состояние. Вот они и заявились к нему с визитом, сумели выпроводить вас из дома и подстроили дела так, что смогли заявить о его старческой недееспособности, слабоумии и необходимости уберечь бедного брата от происков беспринципных людей... Вы сами понимаете, что «бессовестным» лицом они называют того, кому достанется состояние Гораса Шелби, на которое они сами точат зубы. Если им удастся убедить суд в необходимости назначить опекуна или наблюдателя, это сильно облегчит их дальнейшую задачу. Если нет, тогда все равно останутся протоколы судебных заседаний, и, когда дело дойдет до апробации завещания, коли таковое все же будет составлено, они снова завопят об отсутствии завещательного права, нежелательном постороннем влиянии и так далее:

— Я никогда не думала, что существуют такие люди! — вздохнула Дафния.

Мейсон внимательно посмотрел на нее.

— Разве вы только сегодня родились на свет?

— Нет, конечно, но проявить такую низость, такое вероломство... и по отношению к такому замечательному человеку, как дядя Горас. Вы даже не знаете, какой он добрый, какой отзывчивый и щедрый!

— А что вы скажете про Бордена Финчли?

— Мне он всегда не нравился.

— Ну а Горасу Шелби?

— Я этого не знаю, но его раздражал их затянувшийся визит. Вот тут-то дядя Борден заговорил о необходимости дать мне хорошенько отдохнуть, поехать в морское путешествие, и дядя Горас сразу же ухватился за эту идею. Я ведь прекрасно понимала, как ему будет без меня плохо и одиноко, что он вынужден будет терпеть присутствие в доме этих троих неприятных людей, мириться с неудобствами, но все это меркло перед желанием доставить мне удовольствие. Я вам говорила, что тетя Элина раньше работала медсестрой, она стала уверять, что я доведу себя до чахотки, что у меня слишком много обязанностей, что он взвалил на мои плечи непосильный труд... ну и так далее.. Все это, разумеется, было сказано для того, чтобы поскорее выпроводить меня из дома.

— Олл райт,— сказал Мейсон,— пойду проверю, очистился ли берег и нет ли поблизости писательской братии; если все в порядке, то вам надо уезжать. Только никому не говорите, где вы живете, и постарайтесь избегать репортеров. Но если уж вас кто-то из них изловит, скажите просто, что вы ничего не желаете сообщать в мое отсутствие. Таково распоряжение вашего поверенного.

— А вы не боитесь журналистов?

Мейсон рассмеялся:

— Ох, дорогая, я всегда знаю, что мне можно сказать и что нельзя, что выгодно и что невыгодно...

— Хорошо, я никому ничего не скажу. Да и говорить-то мне не хочется. У меня не укладывается в голове, как такое могло произойти.

— Наша юридическая система не безупречна. Но вы рано вешаете голову. Дело-то еще не закончено. Возможно, у них действительно имеется письмо, в котором написано о вашем происхождении, но ведь подобные письма не являются вещественными доказательствами, пока сам мистер Горас ничего не подтвердит. Так что сидите себе спокойно и не давайте волю нервам!

Она покачала головой.'

— Легко сказать!

Уголки ее губ опустились.

— Незаконнорожденная. Никто. Вы сами понимаете, что впредь мне придется самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, а я ничего не умею. У меня нет ни профессии, ни навыков. До сих пор мое единственное занятие было забота о дяде Горасе, у меня просто не было времени учиться.

— Но печатать вы умеете, не так ли? — спросил Мейсон.

— Да, печатаю. Но я не умею стенографировать и ни разу не пробовала что-то писать под диктовку. До сих пор я сама составляла деловые письма и приносила их дяде Горасу на подпись. По-моему, теперь уже никто так не действует.

— Вы умеете печатать слепым методом?

— Благодарение Богу, да. Сперва я поняла, что, если я хочу стать настоящей машинисткой, мне надо отказаться от этой вредной привычки, и овладела слепым методом.

— Ну, что же, вам нечего волноваться. Если фортуна от вас отвернется и вам действительно придется зарабатывать себе на жизнь, место вы себе найдете.

— Фортуна уже отвернулась от меня, наступило самое страшное. Меня доконали.

Неожиданно она распрямила плечи.

— Нет, ничего подобного! И я не собираюсь стать нищей попрошайкой. Я сама проложу себе дорогу в жизни, но сначала я посмотрю, чем я смогу помочь дяде Г орасу. И не разрешу этим мерзким людям распоряжаться его жизнью.

— Вот это сила духа! — похвалил Мейсон.

Она улыбнулась ему и сказала:

— И я не намерена быть нищей попрошайкой, слышите?

— Вы подписали тот чек на 125 тысяч долларов, когда пытались реализовать его в банке?

Дафния кивнула.

— Итак, у вас остался чек на 125 тысяч, на обороте которого вы расписались, что может оказаться и не очень удачным, и письмо, посланное вашим дядей, которое свидетельствует...

— Мистер Мейсон,— прервала она,— я просто не могу поверить, что он мне чужой. Ох, это ужасно, какой-то ночной кошмар, от которого я никак не могу отделаться.