— Я его поймаю,— сказал Мейсон.

Он повернулся и увидел убитое горем, осунувшееся личико Дафнии.

— Где ваш багаж? — спросил он.

— В такси. Я его так и не вынула из багажника, потому что мне его некуда положить... Ведь я понимаю, что все эти камеры хранения ужасно дороги. Я живу на одолженные у вас деньги, своих у меня нет ни одного цента.

— Это ерунда. Мы временно позаботимся о вас.

— Я... мне придется подыскать себе где-то работу, но все это явилось для меня такой неожиданностью...

Мейсон повернулся к Делле Стрит.

— Делла, отправляйся с мисс Шелби и разыщи для нее комнатку в каком-нибудь тихом отеле, подальше от центра. Возьми в кассе долларов двести, пусть у нее будет достаточно денег на личные нужды.

— Ох, мистер Мейсон, я не могу принять от вас эти деньги. Я не хочу быть... попрошайкой.

Мейсон улыбнулся.

— Перестаньте плакать, Дафния. Если бы все попрошайки были такими очаровательными, как вы, мы бы жили в удивительном мире... Но вы вовсе не попрошайка, вы моя клиентка, а я ваш адвокат.

— Но ведь* я не смогу, вам ничего, заплатить. А судя по тому, как сейчас обстоят дела, вряд ли смогу и в дальнейшем... Скажите, если дядя Горас оставил завещание в мою пользу, а они нашли его и просто сожгли, что можно сделать?

Лицо у Мейсона напряглось.

— Возможно, и ничего, если только нам не удастся доказать, что такое завещание на самом деле существовало, что ваш дядя написал подобное завещание.

— Он говорил мне, что собирается.

— Судя по его письму, он этого не успел сделать. Мне кажется, Дафния, что вам надо быть готовой к худшему. Повторяю, вы стали жертвой хитрого заговора, но вообще-то в нем нет ничего нового. У богатого родственника существуют всевозможные близкие ему люди и не слишком близкие. Последние являются к нему в дом, поселяются в нем, отделываются от людей, близких к старику, затем, пользуясь их отсутствием, заявляют, что богач «впал в детство» и что он легко может стать жертвой беспринципных и наглых людей. Всеми правдами и неправдами они добиваются, чтобы их назначили опекунами, уничтожают, если получают к нему доступ, всякое неугодное им завещание и автоматически становятся законными наследниками... Все это старо, как мир.

— Но разве... разве он не может составить новое завещание?

— После того, как его признали недееспособным, нет. Тем-то и хороша эта схема!

— Но каким образом можно объявить человека ненормальным, если он совершенно здоров?

— Эта чертовски хитрая часть всего дела, но, опять-таки, ничего трудного в этом нет. Если взять любого человека преклонного возраста, который привык к любви, заботе, преданности и верности, затем окружить его людьми, которые не колеблясь могут дать ложные показания, сами же специально раздражают его, вызывают у него припадки ярости, а зачастую и вообще прибегают к наркотикам, а потом в нужный момент вызывают врача и добиваются постановления о его невменяемости или слабоумии. Но что касается вашего дядюшки, он вообще мог попасть в ловушку.

— Какую ловушку?

— Это письмо к вам.

— А что в нем особенного? Видимо, он хотел позаботиться обо мне независимо от того, что произошло...

— В этом нет сомнения, но если они явились в суд с заявлением, что данный человек разбазаривает свое состояние— вот только что послал племяннице чек на 125 тысяч долларов наличными и велел ей спрятать деньги в такое место, где их никто не отыщет,— то их требование назначить опеку над его имуществом никому не показалось бы чрезмерным.

У Дафнии округлились глаза.

— Вы предполагаете, что они использовали это письмо?

— Очень может быть. Наверняка сказать нельзя, но это не исключено. Так или иначе, вы сейчас же отправитесь с Деллой Стрит, а я тем временем поговорю с Полом Дрейком о подробностях наших действий. Он примется за работу, ну, а около двух часов я повидаюсь с судьей Поллингером и буду куда более осведомленным, чем сейчас.

— Что делать с моими вещами в доме?

— Пусть они там и остаются, если только там нет ничего такого, что вам срочно нужно.

— Они же пригрозили мне завтра вечером выкинуть их.

— Кто знает. Может быть, завтра вечером вы уже будете у себя дома, а им придется забирать свои вещи.

— Но, мистер Мейсон, я не представляю, как я с вами буду расплачиваться.

— Позднее и это утрясется. А пока вам полезно вспомнить, что я офицер суда, один из жрецов богини Правосудия. Вы же наивное создание, ставшее жертвой огромнейшей несправедливости. Хотя бы из принципа я постараюсь вмешаться. Так что отправляйтесь с Деллой.

Мейсон кивнул секретарше:

 Делла, не забудь, что мисс Шелби не ела. Да и ты тоже.

 Глава 3

Судья Поллингер влетел, запыхавшись, в здание суда без двадцати минут два.

— Хэллоу, Перри! — закричал он.— Понимаешь, времени у меня в обрез, я все рассчитал до минуточки, но у меня сегодня было очень важное деловое свидание за ленчем.

Мейсон прошел за судьей в кабинет и с интересом наблюдал, как тот надевает на себя мантию.

— В два часа начинается очередное заседание,— пояснил судья,— я могу опоздать минуты на две-три. Какое у вас дело?

— Может случиться так, что я буду выступать в вашем суде со спорным вопросом. Не подумайте, что я намерен усложнять вашу позицию или мою, обсуждая сейчас это дело, но я хотел бы знать его предысторию и, если возможно, узнать, на каком основании вами было принято данное решение.

— Что за дело?

— Об опеке Гораса Шелби.

— Как же, помню, дело слушалось всего лишь пару дней назад.

— Совершенно верно.

Судья Поллингер бросил на адвоката вопросительный взгляд.

— Вы предполагаете, что в деле не все гладко?

— Давайте не будем касаться чего-либо другого, кроме предыстории. Но я вам буду очень благодарен, если вы выскажете свое мнение.

— Я всегда готов обсудить дело об учреждении опеки. И суд бывает благодарен за любые сведения, которые он может получить.

— Учтите, я вовсе не хочу услышать того, что при решении спорного дела может фигурировать в качестве доказательства с вашей стороны.

— Я и сам не намерен сообщать вам подробные сведения. Но мои личные соображения сколько угодно. Горас Шелби — старый человек, он, несомненно, был страшно смущен и растерян. Говорил он несвязно, сразу виднр, что он эмоционально возбудим, неуравновешен. Ну и, кроме того, он выдал чек на 125 тысяч молодой особе, которая жила в его доме. Вы сами понимаете, что когда сталкиваешься с подобной комбинацией, то начинаешь думать, что что-то следует сделать. Я назначил опекуна временно, оговорив в решении, что суд пересмотрит данное дело, как только выяснятся дополнительные факты.

Судья снова посмотрел на Перри Мейсона.

— Вы полагаете, что сможете представить другие факты?

— Возможно.

— Хорошо,— сказал судья Псллингер,— решение может быть пересмотрено в свете этих дополнительных фактов. Завтра в десять часов вам не слишком рано?

— Думаю, что нет.

— Завтра в 10 часов утра... Нет, обождите минуточку. На 10 я назначил слушание другого дела. Мы можем созвать суд раньше. Договоримся на 9.30. Я не намерен просить привезти Гораса Шелби в суд, потому что, как мне кажется, судебные заседания его расстраивают. Но я просмотрю весь тот дополнительный материал, который будет мне представлен, и, если решение нужно будет отменить или изменить, я охотно это сделаю. Это вас устраивает?

— Превосходно,— сказал Мейсон.

— Приготовьте записку для противной стороны, чтобы не отнимать слишком много времени... Ну, мне пора, я уже задержался на целых две минуты.

Он пожал Мейсону руку и вышел в зал заседаний.

Мейсон же поспешил к себе в контору и, проходя через приемную, спросил у секретаря:

— Делла вернулась?

— Да, минут 20 назад.

Мейсон вошел в кабинет.

— Как дела, Делла?

— Все о’кей... Бедняжка буквально ничего не могла есть... Ну слышали ли вы когда-либо о таком чудовищном вероломстве?

— К сожалению, подобные вещи случаются гораздо чаще, чем вы думаете.

— Как вы договорились с судьей Поллингером?

— Назначил дополнительное слушание дела на завтра в 9.30 утра. Позаботься о том, чтобы был предупрежден поверенный противной стороны. Кстати, кто их представляет?

— «Дентон, Мидллсекс и Мелроз». В суде присутствовал младший партнер Дарвин Мелроз.

— Вообще это солидная фирма, никто из них не взялся бы за дело в том случае, если бы знал, что в нем есть подтасованные факты. И они досконально изучают материал, прежде чем берутся за дело. Ты еще не разговаривала с Полом Дрейком?

— Нет еще. Насколько я поняла, он что-то разнюхивает в банке.

— Так вот займись подготовкой, Делла. Позвони Дафнии и предупреди ее, что завтра в 9.30 мы должны быть в суде. Пусть она приезжает сюда к девяти, и мы вместе поедем. Ты бы заехала к ней вечером, Делла, я не хочу ее без нужды расстраивать.

Делла кивнула в знак согласия и спросила:

— Ну, а как держался судья Поллингер?

— Ну,— Мейсон подмигнул,— судья не желает обсуждать ничего такого, что могло бы быть компрометирующим материалом для противоположной стороны, поскольку судебное решение будет опротестовано. Но с другой стороны, судья Поллингер не вчера родился на свет, и он великолепно знает, как некоторые родственнички ведут себя наподобие верблюда, который сначала всунул голову в палатку, потом втиснул в нее все тело, а под конец выбросил на холод самого хозяина.

— Но сам он этого ведь не сказал? — спросила Делла с улыбкой.