— Материал? Какой материал? Кровь?

— Нет, не кровь. Оторванный кусочек от шторы. Когда я выталкивала ее наружу.

— Так вы помните, как вы ее выталкивали?

— Да нет же. Это и есть самое странное. Я ничего не помню. И это вселило в меня надежду. Поэтому я и отправилась...

Она посмотрела на Пуаро.

— К нему...

— Я никогда не могла вспомнить то, что я делала. Я все больше и больше пугалась. Постепенно таких провалов в памяти становилось все больше и больше. Я не могла сказать, где я была или чем занималась на протяжении нескольких часов. А позднее я находила разные вещи, которые, наверное, я сама в те периоды прятала. Выходило, что я подсыпала яд Мэри. В больнице установили, что это было так. А у себя в ящике я нашла ядохимикат, так называемый «Истребитель сорняков», который был запихнут в самый уголок. Потом я нашла у себя в комоде финский нож и револьвер, про который я ровным счетом ничего не знала. Где я его взяла? Когда купила? Получается, что я убивала людей, а вот как это я делала — я не помню. Теперь вы видите, что я настоящая убийца, я просто сумасшедшая. Наконец, и я это определила. Я безумная, и я ничего не могу с собой поделать. Нельзя судить за то, что ты делаешь в припадке безумия. Если я ухитрилась приехать сюда и убить Дэвида, то теперь уже все сомнения отпали.

— И вам нравится быть безумной?

— Да... нет... не знаю.

— Если да, то почему вы признались кому-то, что это вы выбросили или вытолкнули женщину из окна? Кому вы это говорили?

Норма нерешительно повернула голову, но потом ткнула пальцем в мисс Рис-Холланд.

— Говорила Клавдии.

Клавдия была возмущена.

— Ты мне ничего подобного не говорила.

— Говорила, говорила!

— Когда, где?

— Не знаю.

— Она мне рассказывала, что во всем виновата, что призналась тебе,— невнятно заговорила Фрэнсис.— Я-то тогда подумала, что у нее истерика и она все это придумала.

Стиллингфлит посмотрел на Пуаро.

— Она могла бы все это и придумать,— заговорил тот рассудительно,— но если это так, то у нее должен был иметься важный мотив желать смерти этим двум людям: Луизе Чарпантьер и Дэвиду Бейкеру. Детская ненависть? С которой все было покончено много лет назад? Она сама говорила, что совершенно позабыла про эту женщину. Это глупости, конечно. Дэвид? Решиться на убийство только ради того, чтобы избавиться от него? За такие вещи не убивают! Нам надо найти куда более сильный мотив. Всепоглощающая жажда денег, жадность — это может толкнуть человека на самые страшные преступления!

Он оглянулся и заговорил совсем другим тоном:

— Нам нужна дополнительная помощь. До сих пор отсутствует один человек. Почему, месье Рестарик, все еще не появилась ваша супруга? Где она пропадает?

— Ума не приложу, куда запропастилась Мэри. Я звонил, Клавдия звонила, предупреждала всех во всех местах, где она бывает. Казалось, ей пора уже давно позвонить откуда-нибудь.

— Возможно, у нас неверное представление,— сказал Пуаро,— кто знает, не присутствует ли мадам хотя бы частично в нашем кругу, если можно так выразиться.

— Черт побери, что вы имеете в виду? — сердито выкрикнул Рестарик.

— Могу ли я вас побеспокоить, шер мадам?

Пуаро наклонился к миссис Оливер.

Та удивленно посмотрела на него.

— Пакет, который я вам доверил...

— А!

Миссис Оливер нырнула в свою объемистую сумку с устрашающими ланями и достала черный портфельчик.

Пуаро услыхал за своей спиной чье-то учащенное дыхание, но не повернул головы.

В портфеле оказался пакет, завернутый в папиросную бумагу. Не выказывая торопливости, Пуаро начал снимать один слой за другим.

Из бумаги показался пышный золотой парик.

Пуаро приподнял его на руке.

— Миссис Рестарик здесь нет,— сказал он,— а ее парик здесь.

— Господин Пуаро, где вы его раздобыли? — спросил изумленный Нилл.

— В дорожном саквояже мисс Фрэнсис Кери, из которого она не имела возможности его убрать, поскольку в квартире много народу. Не посмотреть ли нам, как он к ней подойдет?

Ловким движением Пуаро надел парик на голову Фрэнсис, не забыв предварительно откинуть в сторону ее черные патлы, которые почти полностью закрывали лицо девушки. Не ожидая ничего подобного, Фрэнсис даже не попыталась отскочить в сторону или как-то отклониться.

Первой опомнилась миссис Оливер.

— Великий боже, да это же миссис Рестарик собственной персоной!

Фрэнсис метнулась к двери, но там возвышалась, напоминая непреклонного стража, дородная матрона.

Рестарик вскочил с места, чтобы прийти ей на помощь, но огромная ручища старшего инспектора Нилла, привыкшего обращаться с самыми разными типами, пригвоздила его к стулу.

— Спокойнее, уважаемый! Мы не допустим каких-либо эксцессов. Ваша игра проиграна, мистер Рестарик, или вас лучше называть Робертом Орвеллом?

Поток самой отборной ругани полился из глотки Рестарика.

Фрэнсис громко закричала, в голосе ее слышались ярость и презрение:

— Заткнись, проклятый болван!

Пуаро осторожно опустил свой трофей, золотистый парик, на стол, он привык уважительно относиться к любым предметам женского туалета, а затем подошел к Норме.

В голосе его звучала несвойственная ему нежность:

— Ваши мученья закончились, мое дитя.. Намеченный для заклания агнец так и не будет принесен в жертву. Вы не сумасшедшая и никого не убивали. Эти два бессердечных и весьма изобретательных человека составили против вас настоящий заговор. Вам ловко подсыпали и подмешивали разнообразные наркотики, вас опутывали ложью, стараясь изо всех сил либо довести вас до самоубийства, либо вселить в вас уверенность в собственном безумии и виновности.

Норма в ужасе смотрела на Рестарика и Фрэнсис.

— Мой родной отец?.. Мой отец?.. И он мог решиться так поступить со мной? Мой папа, который так меня любил?

— Он вовсе не ваш отец, мое дитя, а всего лишь человек, явившийся сюда после его смерти, чтобы под его именем наложить лапу на его колоссальное богатство. Лишь одно лицо могло бы узнать, что это самозванец, и открыто заявить, что этот человек не имеет ничего общего с настоящим Эндрю Рестариком,— это Луиза Чарпантьер, которая пятнадцать лет назад была его любовницей!

 Глава 25

В комнате Пуаро собрались четыре человека.

Пуаро в своем геометрически правильном кресле с видимым наслаждением отпивал небольшими глоточками вишневый сироп, настолько густой, что он задерживался на стенках хрустального бокала.

Норма и миссис Оливер устроились на диване. У миссис Оливер был необыкновенно парадный вид в костюме из зеленовато-желтой парчи, который ей очень не шел.

Сооруженная на голове прическа по праву могла быть названа «чудом парикмахерского искусства», однако не прибавляла обаяния знаменитой писательнице.

Доктор Стиллингфлит избрал себе кресло напротив, его длинные ноги были вытянуты до половины комнаты, на лице было глуповато-счастливое выражение.

Миссис Оливер кипятилась:

— Заранее заявляю вам, месье Пуаро, что у меня масса вопросов, на которые вы обязаны дать самые подробные ответы.

По тону ее голоса можно было предположить, что бельгиец совершил самые гнусные злодеяния и она теперь собирается вывести его на чистую воду.

Пуаро поспешил пролить бальзам на кровоточащие раны.

— Мадам, подумайте сами. На этот раз своими успехами я обязан исключительно вам одной. Все, решительно все мои толковые мысли были подсказаны вами.

Миссис Оливер была стреляным воробьем, ее не гак-то легко было умилостивить.

Он продолжал с еще большим жаром:

— Разве вы не обратили внимания на фразу «третья девушка»? Отсюда я начал и на этом же закончил: на третьей девушке из трех, живших в одной квартире. Норма всегда была, фигурально выражаясь, третья девушка. Пожалуй, даже официально. Но вот, когда я взглянул на вещи с более правильной стороны, все встало на свои места. Поэтому-то искомый ответ, недостающее звено в загадке всегда было одним и тем же — третьей девушкой. Я хочу сказать, это всегда было то лицо, которого в тот момент не хватало на месте. Она явилась для меня всего лишь именем, не более.

— Как ни странно,— затараторила миссис Оливер, я никогда ее не соединяла с Мэри Рестарик... А ведь я встречалась с Мэри в Кроссходжесе, беседовала с ней. Конечно, когда я впервые встретилась с Фрэнсис, все ее лицо было закрыто черными прямыми волосами, свешивающимися в виде дождя. Это кого угодно сбило бы с толку.

— И опять-таки, мадам, вы обратили мое внимание на то, как резко изменяется наружность женщины в зависимости от того, как причесаны ее волосы. Не забывайте, что у Фрэнсис Кери было хотя и небольшое, но все же драматическое образование. Конечно, она великолепно была знакома с искусством быстрого перевоплощения и требующегося для этого грима. В случае необходимости она умела менять свой голос. В образе Фрэнсис у нее были длинные черные волосы, наполовину закрывающие лицо, огромное количество пудры, крема, туши, румян и так далее. То есть настоящая маска, подчеркнутая соответствующей одеждой и тягучим хриплым голосом. А у Мэри Рестарик золотистые волосы всегда тщательно завиты и уложены ровными волнами. К тому же сугубо респектабельное представление о дорогих туалетах, легкий колониальный акцент, торопливая манера речи. Контраст по всем направлениям. И однако же ты с первого момента, с самого начала чувствовал, что она была какая-то не совсем реальная. Ты не верил тому, что тебе показывали. Что она была за женщина? Лично я не сумел в этом разобраться. Вы понимаете? Я — Эркюль Пуаро — в отношении ее не проявил ни дальнозоркости, ни ума, ни находчивости.