— Да, да. Очень приятно. Моя супруга рассказывала о вашем визите к нам, вернее, к дяде Родерику. Чем могу служить?

— То есть как это? Я не понимаю. Я явился в ответ на ваше письмо...

— Какое письмо? Я вам не писал, месье Пуаро.

Пуаро сделал большие глаза. Потом достал из кармана аккуратно свернутый листок бумаги, расправил его и молча протянул мистеру Рестарику.

— Смотрите сами, месье.

Рестарик взял протянутую бумагу. Это оказался его именной бланк, на котором текст был напечатан на машинке, а внизу стояла собственноручная подпись. Подпись мистера Рестарика, сделанная чернилами.


«Дорогой месье Пуаро!

Я был бы весьма признателен, если бы вы заехали ко мне по вышеуказанному адресу в самое ближайшее время, удобное для вас. Я понял со слов моей жены, а также по наведенным в Лондоне справкам, что вы тот человек, которому можно доверить ответственное поручение, требующее деликатности и умения хранить тайну.

Искренне ваш,

Эндрю Рестарик».


Мистер Рестарик быстро спросил:

— Когда вы это получили?

— Сегодня утром. Поскольку в данный момент у меня не было особо срочных дел, я сразу же приехал.

— Чрезвычайно странное дело, месье Пуаро. Я не писал этого письма.

— Вы его не писали?

— Нет. Моя подпись выглядит совсем иначе. Можете лично убедиться.

Он поискал глазами, что бы можно было предъявить для подтверждения своих слов, и без особых раздумий раскрыл чековую книжку, демонстрируя свою размашистую подпись.

— Видите? Подпись на письме совершенно не походит на мою.

— Действительно, чрезвычайное происшествие,— изумился Пуаро.— Можно мне спросить, кто же, в таком случае, мог послать мне это письмо?

— Я сам задаю себе тот же вопрос!

— Прошу прощения, этого не могла сделать ваша супруга?

— Нет, нет. Мэри не могла сделать ничего подобного. Да и зачем бы она стала подписываться моим именем? Ну и потом, она предупредила бы меня об этом, о том, что вы должны приехать.

— Выходит, вы не имеете понятия, почему кто-то задумал прислать мне такое письмо?

— Ни малейшего.

— И вы не догадываетесь, мистер Рестарик, на какое такое дело намекается в письме?

— Как я могу догадаться?

— Извините меня, по-видимому, вы не до конца прочли его. Обратили ли вы внимание не приписку, сделанную после подписи?

Рестарик снова взял в руки листок. Действительно, на обратной стороне его вверху было написано:

«Вопрос, по которому я хочу проконсультироваться с вами, касается моей дочери Нормы».

Манеры Рестарика изменились, лицо его потемнело.

— Так вот оно что! Но кто мог узнать, кто вздумал вмешиваться в это дело? Кому о нем известно?

— Послушайте,— сказал Пуаро,— а не вздумал ли этот человек таким вот манером заставить вас обратиться ко мне? Послушайте, вы действительно не догадываетесь, кто этот неизвестный доброжелатель?

— Не имею ни малейшего понятия.

— И у вас нет никаких неприятностей или недоразумений, связанных с вашей дочерью Нормой?

Рестарик заговорил спокойно:

— У меня действительно есть дочь Норма, мой единственный ребенок.

Его голос слегка дрогнул, когда он произнес последние слова.

— С ней случилась какая-нибудь неприятность?

— Мне об этом неизвестно.

Но это было сказано без особой уверенности.

Пуаро наклонился вперед:

— Сомневаюсь, чтобы это было абсолютно верно, мистер Рестарик. Почти не сомневаюсь, что действительно существует какая-то трудность или неприятность в отношении вашей дочери.

— Откуда у вас такая уверенность? Или же вам кто-нибудь что-то говорил в этой связи?

— Я руководствуюсь исключительно интонацией вашего голоса, мистер Рестарик. Сейчас у многих людей неприятности из-за дочерей. Как мне кажется, молодые люди обладают талантом попадать в беду и создавать своим близким ужасные трудности. По всей вероятности, и в вашей семье нечто подобное?

Рестарик несколько минут молчал, выстукивая какой-то мотивчик косточками пальцев на столе.

— Да, Норма меня беспокоит,— сказал он наконец.— Она — трудная девушка. Нервная, склонная к истерии, я, к несчастью, ее плохо знаю.

— Неприятность, несомненно, в связи с молодым человеком?

— Отчасти да, но не только это меня волнует. Я думаю,— он бросил оценивающий взгляд на Пуаро;— должен ли я понимать, что вы действительно умеете хранить чужие тайны?

— В моей профессии иначе невозможно.

— Понимаете, речь идет о необходимости отыскать мою дочь.

— Ах, так!

— Как всегда, она приехала к нам в наш загородный дом в прошлый уик-энд, а вечером в воскресенье вроде бы вернулась в квартиру, которую она разделяет в Лондоне еще с двумя девушками, но сейчас я выяснил, что она туда не доехала. Ушла или уехала куда-то в другое место.

— Короче, она исчезла?

— Такое заявление звучит уж слишком мелодраматично, но, по существу дела, вы правы. По всей вероятности, существует естественное объяснение, но на моем месте волновался бы любой отец. Видите ли, она не позвонила и ничего не объяснила девушкам, вместе с которыми живет.

— Они тоже обеспокоены?

— Да нет, я бы этого не сказал. Как мне кажется, они легко смотрят на подобные вещи. Девушки страшно независимые существа. Когда я уезжал из Англии 15 лет назад, такого не было.

— Что в отношении того молодого человека, которого, как вы сказали, вы не слишком жалуете? Не могла ли она уехать вместе с ним?

— От всего сердца надеюсь, что нет. Вообще-то это возможно, но мы с женой почему-то сомневаемся. Как будто вы его видели в тот день, когда приезжали к нам за город навестить моего дядюшку.

— Ах, это он? Да, да, припоминаю этого молодого щеголя. Очень красивый юноша, но, разумеется, ни один отец не пожелал бы такого мужа для своей единственной дочери. Я заметил, что и ваша жена не была от него в восторге.

— Моя жена не сомневается, что он в тот день намеренно тайком пробрался в дом, рассчитывая, что его никто не заметит.

— Возможно, он знает, что не является там желанным гостем?

— Великолепно знает!

— Но в таком случае естественно предположить, что ваша дочь присоединилась к нему?

— Просто не знаю, что и подумать. Сначала мне как-то не верилось в такую возможность.

— Вы обращались в полицию?

— Нет.

— Когда кто-то пропадает, самое правильное заявить в полицию. Они тоже не болтливы, и в их распоряжении много таких средств, которыми, скажем, я совершенно не располагаю.

— Я не желаю обращаться в полицию. Вы же должны понимать, что дело касается моей дочери! Моей дочери! Коли она захотела на короткое время куда-то уехать... если она не сообщила нам об этом, то ей видней. У меня нет оснований предполагать, что ей грозит какая-то неприятность. Но я бы хотел ради собственного спокойствия знать, где она скрывается.

— И все же, мистер Рестарик, мне кажется, что вас волнует не только это?

— Почему вы так считаете?

— Потому что в наши дни нет ничего особенного в том, что девушка куда-то уехала на несколько дней, не спросив разрешения у родителей и не предупредив приятельниц. Так что я практически убежден, что данный факт тревожит вас в связи с чем-то еще.

— Ну, что ж, возможно, вы и правы...

Он снова с сомнением посмотрел, на Пуаро.

— О таких вещах очень тяжело говорить с незнакомым человеком.

— Поверьте мне, о таких вещах гораздо легче говорить с чужим человеком, чем с друзьями и знакомыми. И если вы хорошенько подумаете, то согласитесь со мной.

— Возможно, возможно. Мне ясна ваша точка зрения. Ну, что же, приходится сознаться, что я тревожусь за свою девочку. Понимаете, она не совсем такая, как все остальные, и в ней есть нечто такое, что давно уже меня беспокоит... беспокоило нас обоих...

— Ваша дочь, по всей вероятности, находится в том трудном возрасте, когда из эмоциональных побуждений молодые люди способны выкинуть нечто такое, на что они никогда бы не решились уже через несколько лет. И окружающие тоже с трудом верят в возможность случившегося. Не обижайтесь на то, что я беру на себя смелость высказывать предположение... Возможно, ваша дочь возражает против появления у нее мачехи?

— К несчастью, вы совершенно правы, хотя у Нормы нет для этого решительно никаких оснований. Нужно учитывать, что я со своей первой женой расстался давно.

Помолчав, он продолжал:

— Уж если быть откровенным, то до конца! В конце концов, никакой тайны никто из этого не делал. Мы с женой разъехались более пятнадцати лет назад. Я тогда познакомился с одной женщиной, в которую влюбился без памяти. Это было какое-то безумие. Ради нее я уехал из Англии в Южную Африку. Моя жена относилась резко отрицательно к разводам, и я не стал ее даже уговаривать в этом отношении. Вместо этого я обеспечил в финансовом отношении и жену и дочку, которой в то время было пять лет...

Новая пауза.

— Оглядываясь назад, я понимаю, что на протяжении некоторого времени тяготился семейной жизнью. В детстве во мне жила страсть к путешествиям. В молодости я ненавидел сидение в скучных кабинетах, занятия «делами». Мой старший брат неоднократно упрекал меня за то, что я работаю спустя рукава и не занимаюсь как следует делами фирмы, что я взвалил на него все самое ответственное, такая жизнь меня совершенно не привлекала. Характер у меня был беспокойный, в голове одни мысли о приключениях, о диких, необитаемых местах, о дальних странах...

Он резко замолчал.

— Вообще-то, вряд ли вас интересует история моей жизни. Я поехал в Южную Африку. Луиза отправилась вместе со мной. Как я уже говорил, поначалу я был в нее безумно влюблен, но мы ссорились с утра до ночи. Ей была ненавистна жизнь в Африке, она мечтала о возвращении в Лондон или Париж, где жизнь била ключом. И через год мы расстались...