- Они об этом сказали именно вам?

- И мне, и детям. Мы тогда сидели здесь втроем.

- Но, насколько я понимаю, привидения эти говорят только по-голландски.

- Правильно. Но Ральфу и Адели я перевел.

- И что же тогда случилось?

- О чем вы спрашиваете?

- Когда вы обнаружили пропажу драгоценностей?

- Сразу же, как только они ушли.

- Вы хотите сказать, что вы сразу бросились к сейфу...

- Да, и сразу же открыл его, но драгоценности уже успели исчезнуть.

- Мы положили их в сейф всего за десять минут до того, - сказала Адель. - Мы пришли из гостей - Ральф и я - мы вернулись тогда домой очень поздно. Папа все еще не спал и читал, сидя как раз в том кресле, в котором сейчас сидите вы. Я попросила его отпереть сейф, он его открыл и положил в него драгоценности. Он тут же запер сейф и.., и потом пришли они.., и стали угрожать.

- И какое это было время?

- Их обычное время. Время, когда они имеют обыкновение появляться без четверти три ночи.

- А когда, утверждаете вы, были положены в сейф драгоценности?

- Примерно в половине третьего.

- А когда сейф был открыт снова?

- Как только они удалились, - ответил Ральф, - они пробыли всего несколько мгновений. На этот раз они просто объявили моему тестю, что забирают брошь и серьги. Он бросился к сейфу, как только свет снова зажегся...

- А свет всегда гаснет?

- Всегда, - сказала Адель. - Все повторяется неизменно. Свет гаснет, в комнате становится холодно и сразу начинают возникать эти.., странные спорящие голоса. - Она приостановилась и тут же продолжила. - И тогда появляются Иоганн с Элизабет.

- Но сегодня они так и не появились, - заметил Мейер.

- Такое случилось раз и раньше, - быстро вставила Адель.

- Они хотят выжить нас из этого дома, - сказал Ван-Хоутен, - вот чего они добиваются. И очень может быть, что нам придется выехать отсюда. Не дожидаясь, пока они отнимут у нас все остальное.

- Все остальное? А что вы под этим подразумеваете?

- Остатки драгоценностей дочери. Различные акции. В общем, все то, что хранится в сейфе.

- А где этот сейф?

- Здесь. Вот за этой картиной, - Ван-Хоутен подошел к противоположной камину стене. Там висела старинная картина в тяжелой позолоченной раме, изображавшая пасторальный пейзаж. Оказалось, что рама эта с одной стороны прикреплена к стене петлями. Ван-Хоутен потянул раму на себя, взявшись за ее край, и картина отошла от стены, подобно открывающейся двери. За ней в стене был небольшой круглой формы черный сейф. - Вот он.

- Скольким людям известна цифровая комбинация шифра замка?

- Шифр известен только мне, - сказал Ван-Хоутен.

- И эта комбинация цифр записана у вас где-нибудь?

- Да.

- И где?

- Она спрятана в надежном месте.

- Где именно?

- А вот это уж, по-моему, не должно вас интересовать, детектив Мейер.

- Я просто пытаюсь выяснить, мог ли еще кто-нибудь каким-нибудь образом узнать эту комбинацию.

- Я полагаю, что это теоретически возможно, - сказал Ван-Хоутен, - но на практике абсолютно исключено.

- Ну что ж, - сказал Мейер, пожимая плечами. - Я просто не знаю, что и подумать. Мне, по-видимому, остается только обмерить комнату, нанести на план расположение окон, дверей и прочего, если вы не возражаете. Мне ведь придется составить отчет, - и он снова пожал плечами.

- А не кажется ли вам, что время уже достаточно позднее? - заметил Ван-Хоутен.

- Но я ведь и сюда добрался довольно поздно, - сказал Мейер и улыбнулся.

- Идем, папа, я приготовлю нам всем чай на кухне, - сказала Адель. Вы еще долго здесь пробудете, детектив Мейер?

- Трудно сказать. Придется, по-видимому, повозиться.

- Тогда я и вам принесу сюда чай, хорошо?

- Благодарю вас, это было бы очень любезно с вашей стороны.

Она поднялась с дивана и взяла мужа за руку. Медленно и осторожно она провела его мимо своего отца и вывела в открытую дверь. Ван-Хоутен еще раз глянул на Мейера, кивнул ему и тоже вышел. Мейер притворил за ними дверь и сразу же направился к торшеру.

Женщине на вид было лет шестьдесят и от всех остальных бабушек она отличалась только тем, что только что она убила своего мужа и троих детей. Ей разъяснили ее права, и она сразу же объявила, что скрывать ей нечего и она готова отвечать на любые вопросы, которые им угодно будет ей задать. В черном пальто, накинутом на забрызганные кровью пижаму и халат, держа скованные наручниками руки с черной записной книжкой в них на коленях, она спокойно сидела на казенном стуле с прямой спинкой. О'Брайен и Клинг глянули на полицейского, который стенографировал допрос, а тот в свою очередь посмотрел на часы и занес в протокол время начала допроса - три часа пятьдесят минут утра, - затем он подал им знак, что готов продолжать.

- Ваше имя и фамилия? - спросил О'Брайен.

- Изабель Мартин.

- Сколько вам лет, миссис Мартин?

- Шестьдесят.

- Где вы проживаете?

- На Эйнсли-авеню.

- Где на Эйнсли?

- В 657-ом номере.

- С кем вы там проживаете?

- С моим мужем Роджером, сыном Питером и дочерьми - Энни и Эбигейл.

- Не скажете ли вы нам, что произошло этой ночью, миссис Мартин? спросил Клинг.

- Я поубивала их всех, - ответила она. У нее были седые волосы, тонкий нос с горбинкой, карие глаза за очками без оправы. Отвечая на вопросы, она смотрела прямо перед собой, не поворачивая голову ни вправо, ни влево, полностью игнорируя допрашивающих. Казалось, что она сидит в полном одиночестве, погруженная в воспоминания о том, что произошло всего каких-нибудь полчаса назад.

- Можете ли вы сообщить нам какие-либо детали, миссис Мартин?

- Сначала я убила его, этого мерзавца.

- Кого вы имеете в виду, миссис Мартин?

- Моего мужа.

- Когда это произошло?

- Недавно.

- Сейчас почти четыре часа утра, - сказал Клинг. - Как вы считаете, могло это произойти, скажем, в половине четвертого или что-нибудь около этого?

- Я не смотрела на часы, - сказала она. - Я услышала, как он отпирает входную дверь, сразу же пошла на кухню и взяла его.

- На кухню?

- Да. Я пошла туда за ножом для разделки мяса, который лежал в раковине. Я ударила его этим ножом.

- Почему вы сделали это?

- Потому что хотела это сделать.

- Вы ссорились с ним, да?

- Нет. Он как раз запирал дверь, а я пошла на кухню, взяла из кухонной раковины нож, а потом ударила его этим ножом.

- Куда вы нанесли удар, миссис Мартин?

- В голову, в шею, наверное, и в плечо.

- Вы ударили его три раза этим ножом?

- Я била его много раз, а сколько, я не могу сказать.

- Вы сознавали то, что наносите ему удары ножом?

- Да, я сознавала это.

- И сознавали то, что удары наносятся тяжелым и острым ножом для разделки мяса?

- Да, это я знала.

- И вы намерены были убить его этим ножом?

- Да, я хотела убить его этим ножом.

- А потом, потом вы поняли, что убили его?

- Да, потом я увидела, что этот сукин сын мертв.

- Что вы сделали после этого?

- Тут появился мой старший. Питер. Мой сын. Он заорал на меня, стал кричать: "Что ты наделала?" Принялся ругаться. И я ударила его, чтобы заставить замолчать. Я ударила его только один раз - по горлу.

- А сознавали вы тогда, что именно вы делаете?

- Я знала, что делаю. Он такой же точно, этот Питер. Такой же подлец, только помоложе.

- А что было потом, миссис Мартин?

- Я пошла в спальню, где спали девочки, и сначала ударила разделочным ножом Энни, а потом Эбигейл.

- Куда вы наносили им удары, миссис Мартин?

- По лицу. По их лицам.

- И много вы нанесли ударов?

- Мне кажется, что Энни я ударила один раз, а Эбигейл - два раза.

- А почему вы сделали это, миссис Мартин?

- А кому же о них заботиться, если меня заберут в тюрьму? - спросила миссис Мартин, не обращаясь ни к кому в частности.

- Не хотите ли вы еще что-нибудь добавить к своим показаниям? спросил Клинг.

- Нечего мне добавлять. Я поступила совершенно правильно.

Детективы отошли от стола. Оба они были бледны.

- Господи, - прошептал О'Брайен.

- Да-а, - протянул Клинг. - Следует немедленно сообщить в районную прокуратуру и пусть прокурор сразу же снимет с нее показания.

- Убила всех четверых, не моргнув глазом, - сказал О'Брайен, задумчиво покачивая головой. Потом он подошел к стенографисту, который перепечатывал на машинке протокол допроса миссис Мартин.

Зазвонил телефон. Клинг подошел к ближайшему столу и снял трубку.

- Восемьдесят седьмой участок, детектив Клинг у телефона.

- Говорит Доннер.

- Слушаю тебя, Жирный.

- Мне, кажется, удалось раскопать одну из твоих колымаг.

- Выкладывай.

- Это та, которую сперли на Четырнадцатой улице. Если верить тому, что мне сказали, ее угнали вчера утром. Сходится?

- Мне придется еще раз свериться со списком. Ну, а что тебе еще удалось выяснить?

- Ее уже бросили, - сказал Доннер. - Если вам не терпится ее найти, то пошуруйте в районе электростанции на Ривер-Роуд.

- Спасибо, мы обязательно посмотрим. А кто ее угнал?

- Это строго между нами, - сказал Доннер. - Я не хочу, чтобы меня могли как-нибудь припутать к этому делу. Малый, который упер эту машину, гнуснейший из подонков, он за грош собственную мать зарежет. Он ненавидит негров и года четыре назад уже угробил двух из них во время уличной заварушки. Но тогда ему удалось как-то отбояриться и уйти от ответственности. Я думаю, что он просто откупился, как считаешь, Клинг?

- Откупиться от обвинения в убийстве в этом городе нельзя, и ты, Жирный, это прекрасно знаешь.

- Да что ты? Не смеши меня. Откупиться можно от чего угодно, если только денег хватает.