Мисс Блеклок тактично ушла.

— Расскажите мне, пожалуйста, о вчерашнем вечере, мисс Симмонс.

— О вчерашнем вечере? — пробормотала Джулия, глядя на него пустыми глазами. — О, мы спали как убитые. Наверно, Это была реакция на случившееся.

— Я имел в виду вечер с шести часов и позже.

— Понимаю. Ну, значит, пришли эти скучные людишки…

— Кто именно?

— Полковник с миссис Истербрук, мисс Хинчклифф и мисс Мергатройд, миссис Светтенхэм с Эдмундом Светтенхэмом и миссис Хармон, жена пастора. Они приходили по очереди. Хотите знать, что они говорили? Они говорили одно и то же: «Я смотрю, вы уже затопили» и «какие прелестные хризантемы».

Креддок закусил губу. Она их здорово скопировала.

— Единственным исключением оказалась миссис Хармон. Она душечка. Заявилась в шляпе набекрень и в ботинках с развязанными шнурками — и напрямик спросила, когда начнется убийство. Все ужасно смутились, они-то делали вид, что заскочили случайно. А тетя Летти сказала своим обычным сухим тоном, что это произойдет довольно скоро. Потом зазвонили часы, а когда кончили, погас свет, дверь распахнулась, и человек в маске сказал: «Руки вверх, кому говорят!» — или что-то вроде этого. Все было как в плохом боевике. Нет, правда, ужасно нелепо! А потом он два раза выстрелил в тетю Летти, и всем вдруг стало очень даже не смешно.

— Кто где был в этот момент?

— Когда погас свет? Ну кто где… Миссис Хармон сидела на диване, Хинч (то есть мисс Хинчклифф) стояла напротив камина, какая она все-таки мужеподобная!

— Все были в этой комнате или кто-то был в дальней?

— Большинство, по-моему, было здесь, Патрик пошел взять черри. Полковник Истербрук, кажется, пошел за ним, но я не уверена. Мы, как я уже говорила, стояли здесь.

— А вы сами где были?

— Кажется, около окна. Тетя Летти пошла за сигаретами.

— Они лежали на том столике под аркой?

— Да… и тут погас свет и началась пошлая комедия.

— У мужчины был яркий фонарь. Что он с ним делал?

— Ну, светил в нас. Совсем ослепил. Совершенно ничего не было видно.

— Пожалуйста, постарайтесь вспомнить как можно точнее, мисс Симмонс, он держал фонарь неподвижно или шарил им по комнате?

Джулия задумалась.

— Шарил, — медленно сказала она. — Как прожектором в дансинге. Сначала свет ударил мне прямо в глаза, потом заплясал по комнате, а потом раздались выстрелы. Два выстрела.

— А потом?

— Он обернулся… тут Мици начала откуда-то завывать как сирена, его фонарь упал, и раздался третий выстрел. А потом дверь закрылась — знаете, так медленно, с жалобным визгом… ужасно жутко, — и мы очутились впотьмах, и не знали, что делать, а бедная Банни визжала как недорезанный поросенок, а Мици — та прямо наизнанку выворачивалась.

— Как вы полагаете, он выстрелил в себя нарочно или просто споткнулся, а пистолет выстрелил?

— Понятия не имею. Я ведь думала, что это глупая шутка… пока не увидела на ухе тети Летти кровь. Но ведь даже если стреляешь просто так, чтобы игра была больше похожа на правду, все равно нужно целиться очень аккуратно, чтобы ни в кого не попасть, да?

— Конечно. А вы думаете, он видел, в кого стреляет? Я хочу сказать, мисс Блеклок хорошо высвечивалась фонарем?

— Не имею понятия. Я ведь не на нее смотрела, а на него.

— Я вот к чему спрашиваю… как вам кажется, он целился именно в нее?

Казалось, Джулию эта мысль поразила.

— Вы хотите сказать, что он хотел поймать на мушку именно тетю Летти? Не думаю… В конце концов, была масса других способов укокошить ее. Какой смысл собирать для этого всех друзей и соседей, разве только чтоб усложнить себе жизнь. Он мог в любое время застрелить ее из-за изгороди в старых добрых ирландских традициях, и его бы не сцапали.

Креддок с Флетчером застали Мици на кухне. Она раскатывала тесто для печенья и встретила их настороженно.

— Почему вы входить на мой кухня, мистер полицейский? Вы из полиция, так? Везде, везде преследования! Говорят, Англии другой, но нет, тот же самый. Я знаю, вы приходить мучить меня, заставлять говорить, но я ничего не говорить. Можете снимать мои ногти, подносить горящая спичка моя кожа, можете делать меня еще более ужасно, но я не буду сказать, вы слышите? Я ничего не буду сказать. И можете посылать меня назад в концентрационный лагерь, все равно…

Креддок задумчиво посмотрел на нее, прикидывая, какую тактику лучше выбрать. Наконец вздохнул и сказал:

— Хорошо, бери шляпу и пальто, и пошли.

— Что вы сказали? — испуганно поглядела на него Мици.

— Бери шляпу, пальто, и пошли. Я не захватил аппарата для сдирания ногтей и всяких прочих приспособлений. Они у меня в отделении. У вас есть наручники, Флетчер?

— Сэр, — с признательностью сказал сержант Флетчер.

— Но я не хотеть ходить с вами! — в ужасе отпрянув, завопила Мици.

— Тогда ты будешь вежливо отвечать на вежливые вопросы. Если хочешь, в присутствии адвоката.

— Юристы? Мне не нравятся юристы. Я не хочу юристы.

Она отложила скалку, вытерла руки об одежду и села.

— Что вы хотели узнавать?

— Я хочу, чтобы ты рассказала о вчерашнем вечере.

— Я пытаться уйти. Она вам сказала это? Когда я видела, что в та газета говорят о убийство, я хотеть уходить. Она не разрешала. Она очень жестокая, ей все плевать… Она сделала меня оставаться. Но я знала, что будет. Я знала, меня убивают.

— Но тебя же не убили.

— Нет, — неохотно признала Мици.

— Ладно, теперь расскажи, что произошло.

— Я была очень нервная. О, я была очень нервная. Весь вечер. Я слушивалась. Около меня ходили люди. Один раз мне казалась, кто-то крадился в холл… но это только миссис Хаймес вошла в черная дверь, чтобы не делать грязный главная лестница, так она объясняла. Очень ей важно! Она сам наци, этот ее белый волосы, сини глаза, такая выше все, смотрит на меня как на грязная…

— Да бог с ней, с миссис Хаймес.

— Я брала черри, стаканы и маленькое печенье, которое готовила, очень вкусное, и ходила гостиная. Тогда звонили дверь, и я ходила открывать… Потом еще раз, и еще, и еще. А я открывала. Очень унизительный, но я делала. Потом возвращалась в чулан и начинала чистить серебро, я думала, это удобно, потому что когда приходить убивать, я буду иметь нож для резать туша, очень острый и очень большой.

— Ты предусмотрительна.

— А потом вдруг я слушать стреляли. Я думала: это случился. И начала бежать столовая — эта другая дверь, ее нельзя открывать. Я стояла момент, слушивалась, и тогда был третий выстрела, и тяжелая шум здесь в холле, я поворачивать ручка двери, но ее запирали от той стороны. Я… как это… в мышеловка. Я чуть с ума сошла. Я кричала, кричала и била дверь. Потом они ее открывали и давали мне выходить. Я приносила свечи, много свечи… потом свет зажигал, и я видела кровь… кровь! Аи, кровь! Это не первый раз я вижу кровь. Мой маленький брат… я видела его убивали… я видела кровь на улица… людей застреляли, она умирали…

— Да-да, — прервал ее инспектор Креддок. — Большое спасибо.

— И сейчас, — с пафосом продолжила Мици, — можете меня арестовывать и носить тюрьма.

— Не сегодня, — сказал инспектор Креддок.

Когда Креддок с Флетчером пересекали холл, направляясь к выходу, парадная дверь распахнулась, и они чуть было не налетели на высокого красивого юношу.

— Ищейки, чтоб мне пусто было! — закричал он.

— Мистер Патрик Симмонс?.

— Так точно, инспектор. Вы ведь инспектор, а он сержант, да?

— Вы совершенно правы, мистер Симмонс. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

— Я невиновен, инспектор. Клянусь, невиновен.

— Знаете что, мистер Симмонс, не валяйте дурака. Мне нужно еще поговорить со многими людьми, и я не хочу терять времени. Что это за комната? Мы можем сюда пройти?

— Это так называемый кабинет, но здесь никто не работает.

— А мне сказали, что вы на занятиях, — сказал Креддок.

— Я обнаружил, что не могу сегодня сосредоточиться на математике, и посему отправился домой.

— Мистер Симмонс, будьте добры, опишите вчерашний вечер.

— Мы заклали упитанного тельца. Я хочу сказать, Мици самолично изготовила мятные печенья, а тетя Летти откупорила новую бутылку черри…

Креддок прервал его:

— Новую бутылку? А что, была старая?

— Да, полбутылки. Но тете Летти она чем-то не понравилась.

— Она нервничала?

— Не то чтобы всерьез. Она чрезвычайно разумная женщина. Это старуха Банни всех взвинтила — целый день каркала.

— Значит, объявление она восприняла серьезно?

— Да, она перепугалась вусмерть!

— Прочитав объявление, мисс Блеклок сначала решила, что вы каким-то образом к этому причастны. Почему она так подумала?

— Так меня ж здесь обвиняют во всех смертных грехах!

— Значит, вы к объявлению не имеете ни малейшего касательства?

— Я? Ни с какого бока.

— И вы раньше не видели Руди Шерца и не общались с ним?

— Никогда.

— Но вы смогли бы так подшутить, не правда ли?

— Кто это вам сказал? А все из-за того, что я одни только раз подложил Банни в постель яблочный пирог и послал Мици открытку о том, что гестапо напало на ее след.

— Расскажите о случившемся.

— Едва я вышел в маленькую комнату, чтобы принести всем черри, как вдруг свет взял и погас. Я обернулся, в дверях стоял какой-то тип, он сказал: «Всем поднять руки вверх» — и все разохались и развопились, и как раз когда я прикидывал, как бы мне его сбить с ног, он вдруг принялся палить из пистолета, а потом хлоп — и повалился на пол, и фонарь выпал из его руки, и опять стало темно; тут полковник Истербрук начал драть свою казарменную глотку и распоряжаться направо-налево: «Свет!», а где я его возьму? Разве моя зажигалка долго протянет?