— Разве дело обстояло... именно так? — растерянно произнесла я.

— А что дало вам повод усомниться? — вкрадчиво спросила Нина.

— Селестина рассказывала мне... Наверное, я превратно истолковала ее слова.

— Конечно, превратно.

— Крайне сожалею... А что это за карты у вас на столике? Игральные?

Я была вынуждена срочно менять тему разговора, ибо он начал приобретать характер скандала.

— Нет, это карты для гадания, — смягчилась Нина. — Уолтер обнаружил в себе дар прорицателя. Он предсказывает будущее.

— Да?

Я стала разыгрывать из себя дурочку. Уолтер захихикал:

— Мэвис, вылучите как-нибудь свободную минутку и приходите... Я вам погадаю.

Его глазки стали масляными. Если бы не присутствие Нины, старичок, несомненно, проявил бы надо мной опеку. Я уже сталкивалась с подобным. Эти «опекуны» такие активные и любознательные...

— Спасибо, мистер Томчик, — пробормотала я. — Действительно, как-нибудь забреду к вам... Не беспокойтесь...

— Мэвис, вы уверены, что сейчас с Селестиной все в порядке? — одернула меня Нина.

— А как иначе!

— Почему же она не зашла ко мне?

— Устала. Мы очень долго загорали, плавали, ныряли...

— Ладно. Уолтер, продолжим. Вот здесь сошлись девятка пик и валет. Что бы это значило?

Я встала и выскользнула за дверь.

Гостиная была пуста. Я выглянула в окно и увидела, что Иган Ганн стоит возле озерца точно так же и на том же месте, что и я утром. Композитор смотрел на темную воду с таким мрачным видом, словно хотел утопиться.

Я вышла из дома и, боясь напугать Игана так, как это сделала со мной Селестина, окликнула его издали.

Он повернулся на мой голос и без энтузиазма произнес:

— Это вы, Мэвис...

Иган глянул на меня поверх стекол очков и отвернулся к воде.

— Где это вы были? Спали?

— Нет, купалась вместе с Селестиной.

— Значит, это вы увели Селестину с репетиции? Не признавайтесь Алексу — он страшно разозлен.

— Я тут ни при чем. Она сбежала с репетиции, потому что устала от криков и трескотни.

— Да, что есть, то есть. Все перегрызлись и теперь разговаривают друг с другом сквозь зубы. Настоящая творческая атмосфера! — саркастически сказал Иган.

— Что, так принято? Родовые муки?

— В общем-то да... Еще ни разу не было, чтобы постановка проходила гладко. Надо уметь лавировать, интриговать... Мы с Бертом сделали ошибку, так рано приехав сюда. Надо было подождать, чтобы эти ходячие экспонаты киномузея выплеснули свой яд один на другого... Но Алекс звонил и настаивал на нашем приезде. Говорил, что без нас дело не сдвинется с мертвой точки.

— И вы не могли проигнорировать его?

— Нет. Он дает деньги на постановку.

— Я слышала совсем другое...

Иган Ганн встрепенулся и посмотрел на меня с интересом.

— Что вы слышали, Мэвис?

— Что на постановку мюзикла пойдут деньги Селестины. Скоро ей исполнится двадцать один год, она получит наследство — капитал отца, и тогда...

Композитор не знал, верить мне или нет.

— То, что вы сказали, Мэвис, очень существенно... Хотел бы я все же знать правду...

— Я бы тоже... Мне до сих пор непонятны функции мистера Томчика и мистера Бланта.

— Ну, что касается Алекса, то он считается у нас режиссером-постановщиком. Алекс изволит проводить репетиции в своем доме, как видите.

— А Уолтер?

— Формально он — продюсер. Ищет деньги, следит, на что они расходуются, подбирает исполнителей... Но на деле Уолтер расширил свои функции и тоже претендует на роль постановщика. Он опирается на мощную поддержку Нины.

— А в итоге?..

— Шум, крик и суета. То, что предлагает один, не нравится другому, и наоборот. Единственное, в чем оба постановщика сошлись, — надо менять сюжет и зонги.

— И вам придется написать новую музыку?

Иган Ганн пожал плечами.

— Может быть... Но это произойдет не раньше, чем Берт напишет новые тексты. А так как мы с ним с сегодняшнего утра не разговариваем, то результата нашей совместной работы актеры будут ждать долго.

— Какая у вас сложная жизнь, — посочувствовала я.

— Признаться, композитор я еще не совсем опытный... — Иган вздохнул, поправляя на носу очки. — Несколько лет я занимался аранжировками, а это совсем другое... Берт втянул меня в историю с мюзиклом, он уверял, что все будет великолепно, что с профессионалами работать одно удовольствие, и я поверил... Конечно, для меня это шанс прогреметь на Бродвее. Шанс неплохой, и идея хорошая — ностальгическая постановка с участием знаменитых когда-то Нины Фарр и Трейси Денбор. Публика придет прежде всего посмотреть на своих кумиров, которых не было видно целых двадцать пять лет. Я хочу написать настоящую музыку, которая берет за живое, и два первых зонга мне удались, но... То, что происходит здесь, не укладывается ни в какие рамки. Это не репетиции, а бардак. Жаль, что я ввязался...

— Неужели все так плохо? Конечно, сюжет дурацкий... Когда мистер Бэнкрофт пересказывал его мне, я поддакивала из вежливости, но на самом деле либретто мне не понравилось. Но я знаю, что сюжет — всего лишь канва. Мюзиклы и не должны претендовать на психологическую глубину. Главное — музыка, игра, пластика, блеск...

— Как вы правы! — с жаром воскликнул композитор. — Но Берт... Он бездарен, как осел. И самое ужасное, что я понял это только сейчас.

— Может, вам нужно самому придумать сюжет?

— Увы... Я умею сочинять музыку, и только.

— Вы не пробовали найти другого драматурга, а толстяка, подливающего дамам водку в лимонад, послать в зад? — осторожно предложила я.

— Хорошая мысль, но... Я не найду другого драматурга.

Иган улыбнулся так печально, что мне стало его искренне жаль.

— Берт и Алекс давно знакомы. Если я скажу против Берта хоть одно слово, то мигом останусь без работы. Никого в этом мире не интересует молодой неизвестный композитор, будь он самим Моцартом! Это несправедливо, верно?.. Но разве на свете существует справедливость?

Конечно, не существует, я была согласна с Иганом Ганном, но решила не развивать тему, чтобы не впасть в грех уныния.

— Скажите, Иган, вы когда-нибудь слышали про Астарота?

— Про Астарота?

Иган снял очки и удивленно посмотрел на меня.

— Вас это... интересует?

— Да. То есть нет. Услышала как-то, вот и решила полюбопытствовать...

— Астарот — это имя хорошо известно в черной магии. Князь тьмы, один из персонажей свиты сатаны, входящий в высшую иерархию, он завлекает невинные души в свои сети, развращает, разжигает похоть...

— Вы так хорошо знаете черную магию?

— Еще Студентом консерватории я хотел написать симфонию «Астарот — Князь тьмы». Эта тема привлекала меня, в ней для композитора таится много возможностей... Но сочинение симфоний пришлось отложить до лучших времен. Сами видите, чем я занимаюсь — придумываю песенки для престарелых актрис, решивших вернуть молодость...

— Все с чего-то начинают...

— Да, вы правы. Поэтому я так надеялся на успех этого мюзикла на Бродвее! Но, по-видимому, я большой неудачник...

— Если это так, то вы симпатичный неудачник. Иган мигом надел очки и посмотрел на меня вопрошающе-недоуменным взглядом.

— Мисс Зейдлиц, — произнес он, запинаясь, — а не погулять ли нам? Пройдемся, подышим воздухом...

— Спасибо, однако я сегодня уже надышалась... нагулялась... накупалась...

— Вы были на пляже? Я бы тоже хотел там побывать.

Неожиданно он схватил меня за руку — почти так же, как утром это сделала старая мартышка Агата.

— Мэвис, покажите мне дорогу на пляж!

Я пожала плечами и согласилась.

Мы обошли дом и через калитку вышли на тропинку. Когда я снова очутилась под кронами высоких деревьев, у меня возникло странное ощущение, что весь сегодняшний день я, как челнок, буду сновать по тропинке туда-сюда, туда-сюда... Сейчас выскочит мистер Робинсон или Альфред, и все начнется сначала...

Иган не замечал моего потухшего настроения, он с шумом втягивал в себя воздух и радовался:

— Красота! Мэвис, посмотрите, какая зелень! А это высокое небо! В шелесте листьев я слышу обворожительную мелодию. Да улыбнитесь же!

— Отпустите мою руку, тогда, быть может, я и улыбнусь.

Иган Ганн сбавил шаг, медленно разжал пальцы, освобождая мою кисть. Он смотрел на меня, а не себе под ноги.

— Мэвис, вы для меня загадка, — сказал он, приглушив голос. — Вы очень красивы, но... Вы не та, за кого себя выдаете. Я видел старлеток, это в своей массе глупые девчонки, способные только хихикать... Вы — другая. В чем тут дело? Чего я не знаю или не понимаю?

Я хмыкнула.

— Иган, чтобы объяснить все, как есть, надо полностью вам доверять. И почему вас не устраивает моя роль старлетки?

— Меня все устраивает... — Он надулся и, помолчав, сказал: — Давайте переменим тему. Вам не кажется, что в доме Алекса происходит нечто странное? Что за призрак Олтона Эсквита? Вы так подробно описали его... Теперь вы интересуетесь Астаротом. Причем тут Астарот?

— Ни при чем!

— Мэвис, вы грубите старшим. Мне придется шлепнуть вас по мягкому месту.

Я вспомнила, что именно в этом месте солнце сильнее всего обожгло мою кожу, и решила на некоторое время стать послушной девочкой.

— Да, Иган, вы правы: в доме что-то происходит. Мне кажется, что в центре событий, о которых мы не знаем, но можем догадываться, стоит Селестина.

— Из-за наследства, которое она получит в день совершеннолетия?

— Думаю, что это так.

— А каким боком причастен Астарот?

— Это наверняка связано со смертью Мэри Блендинг.

— Мэри... Когда я собирался писать симфонию и интересовался черной магией, история с раздвоенным копытом на лбу мертвой девушки заинтриговала меня. Я принялся расспрашивать людей, попытался вникнуть в эту историю и обнаружил вполне логичную закономерность...

— Какую?