Когда... пришло письмо от Джимми, я попытался вспомнить, это ведь было так давно. Я почти и забыл. Разве вспомнишь? Но я понял, что он может разбить мне жизнь... Понял, что... должен был защищаться, у меня жена, дети, я люблю их, я должен был защитить их. Я знал, что если армия начнет расследование, все всплывет наружу, кто-нибудь непременно расколется. Ну вот я и – понимаете, он написал на конверте обратный адрес, понимаете, на конверте... ну и я... я нашел его и... убил. А потом пошел к нему домой, чтобы отыскать второй экземпляр, он написал, что оставил копию... я дал его жене шанс, честное слово, дал... я хотел, чтобы она отдала мне письмо, но она не отдала, ну вот... вот я и перерезал ей горло тем же самым штыком. А другие – женщина с аккордеоном и мужчина, которого я хотел убить вечера вечером, – они только для отвода глаз, чтобы вы подумали, что это сумасшедший орудует.

Таталья резко вздернул голову. По щекам у него катились слезы, кожа на лице сморщилась, и выглядел он жалким и потерянным.

Ну вот и все.

Таталью отвели вниз. Против него было выдвинуто обвинение по статье «Убийство первой степени», не забыли и о попытке нападения, потому что скорее всего, когда дело дойдет до суда, то и эта попытка станет частью обвинительного заключения, и все должно быть в полном порядке, чтобы и комар носа не подточил. Ну а остальное – забота армии. Подполковник Энтони Лумис пообещал запустить военную судебную машину, сразу как вернется в Форт-Керби. По его словам, будет начато исчерпывающее расследование убийства лейтенанта Роджера Блейка, и он, Лумис, убежден, что все виновные предстанут перед судом военного трибунала. Занятно, подумал Карелла, что теперь и он употребляет слово «виновные».

Он вышел из инспекторской без двадцати одиннадцать. На улице было холодно и ветрено, Карелла продвигался вперед, пряча лицо в воротник от мощных порывов ветра и прижимая к груди завернутый в бумажную салфетку гамбургер, за которым послал по его просьбе Мисколо, пока оформляли дело Татальи. Собака спала на заднем сиденье машины. Карелла оставил окно чуть приоткрытым, полагая, что никому не придет в голову угнать полицейский автомобиль. Он открыл переднюю дверцу, вытянул кнопку на задней, приоткрыл и ее и заглянул в машину. Ему никак не удавалось вспомнить, как, черт возьми, кличут этого пса. Придется спросить Софи Харрис.

– Эй, парень, – сказал он, – просыпайся.

Собака моргнула.

– Гамбургер хочешь? – Карелла развернул бумажную салфетку.

Собака снова моргнула.

– Это Мисколо о тебе позаботился. Холодный, правда, но вкусный. Понюхай.

Он раскрыл ладонь и протянул собаке гамбургер. Та принюхалась и осторожно надкусила.

– Молодец, – похвалил Карелла, развернул салфетку и положил гамбургер на заднее сиденье рядом с собакой. Пока он обходил машину и садился на водительское место, гамбургер исчез, и собака вылизывала салфетку. Карелла немного посидел за рулем, не заводя машину и глядя через переднее стекло на зеленые шары по обе стороны входа в участок. На них белели цифры – 87. «Ну, вроде бы все сделано, ничего не забыто», – подумал Карелла, и включил двигатель. С его точки зрения, коли танец окончен и песня допета, лучше всего отправляться домой.

И он поехал домой.