— Когда вы увидите ее, ваше отношение к ней вполне может измениться, — предупредил мистер Липпинкот.

— Не думаю, — возразил я. — Я не люблю энергичных женщин, даже если они привлекательны и оказывают важные услуги.

— Благодарю вас, Майкл, за то, что вы так терпеливо выслушали меня. Надеюсь, вы с Элли не откажете мне в удовольствии и поужинаете со мной? Скажем, в ближайший вторник вечером? Кора Ван Стивизант и Фрэнк Бар-тон к тому времени уже, вероятно, будут в Лондоне.

— Значит, мне предстоит с ними встретиться?

— О да, эта встреча неизбежна. — Он улыбнулся мне, и на этот раз его улыбка показалась мне более искренней. — Не робейте. Но будьте готовы к тому, что Кора скорей всего постарается вам нагрубить, а Фрэнк будет бестактным — слегка. Что касается Рюбена, то он вряд ли сумеет приехать.

Я не знал, кто такой Рюбен. И решил, что это еще один родственник.

Я подошел к дверям и распахнул их.

— Выходи, Элли, — позвал я. — Допрос окончен. Она вошла в комнату, перевела взгляд с Липпинкота на меня, потом подошла к нему и поцеловала.

— Милый дядя Эндрю, — сказала она, — я вижу, вы не очень мучили моего мужа.

— Видишь ли, моя дорогая, если бы я стал очень мучить твоего мужа, ты, вероятно, перестала бы ко мне обращаться, не так ли? А сейчас я сохранил за собой право время от времени давать тебе полезные советы. Вы ведь оба еще очень молоды.

— Ладно, — согласилась Элли, — будем вас терпеливо слушать.

— А теперь, милочка, если позволишь, я побеседую с тобой.

— Моя очередь быть третьим лишним, — сказал я и прошел в спальню.

Я сделал вид, что захлопнул за собой двери, но на самом деле, очутившись в спальне, тотчас приоткрыл внутреннюю дверь. Меня воспитывали не так, как Элли, и поэтому я не мог не удовлетворить жгучего желания выяснить, насколько лицемерным было дружелюбие мистера Липпинкота. Но мои ожидания не оправдались. Он дал Элли два-три вполне разумных совета. Потом заговорил обо мне, сказав, что я нахожусь в трудном положении — бедный муж при богатой жене, и начал уговаривать ее подарить Грете определенную сумму денег. Она охотно согласилась, добавив, что и сама об этом подумывала. Кроме того, он предложил ей прибавить денег на содержание Коры Ван Стивизант.

— Разумеется, крайней необходимости в этом нет, — заметил он. — Она весьма недурно обеспечена, получая алименты от нескольких мужей. К тому же, как ты знаешь, у нее есть постоянный, хотя и небольшой доход от капиталов твоего деда.

— Тем не менее вы считаете, что я должна ей прибавить?

— Ты ничего никому не должна. Но если ты это сделаешь, она будет гораздо лояльнее по отношению к тебе. Я просто распоряжусь увеличить сумму ее дохода, причем ты вправе в любое время это распоряжение аннулировать. Если ты вдруг прознаешь, что она дурно отзывается о Майкле, о тебе или о ваших отношениях, ты всегда сможешь, лишить ее этих денег, и, памятуя об этом, она попридержит язык.

— Кора всегда меня недолюбливала, — согласилась Элли. — И я об этом знала. — И несколько смущенно добавила:

— Вам понравился Майкл, дядя Эндрю?

— По-моему, он весьма привлекательный молодой человек, — отозвался мистер Липпинкот. — И я понимаю, почему ты решила выйти за него замуж.

На большее я не смел и рассчитывать. Уж я-то знал, что я не из тех, кто может ему понравиться. Я тихонько прикрыл дверь, а через минуту-другую Элли пришла за мной.

Липпинкот уже уходил, когда в дверь постучали и вошел посыльный с телеграммой. Прочитав ее, Элли вскрикнула от радости.

— Это от Греты, — объяснила она. — Сегодня вечером она приезжает в Лондон и завтра навестит нас. — Она посмотрела на нас сияющим взглядом. — Правда, чудесно?

— Разумеется, моя дорогая, — сказал я.

— Конечно, — любезно добавил Липпинкот. Но наши с ним кислые физиономии свидетельствовали об обратном.

Глава 3

На следующее утро я отправился по магазинам и вернулся в отель гораздо позже, чем рассчитывал. Элли я застал в вестибюле, в компании высокой молодой блондинки. Это была Грета. Они болтали, перебивая друг друга.

Я не умею описывать людей, но сделаю попытку описать Грету. Начну с того, что она и в самом деле, как утверждала Элли, была очень красивая, в чем без большой охоты признался мистер Липпинкот, и весьма привлекательная. Что вовсе не одно и то же. Если про женщину говорят, что она привлекательная, это отнюдь не означает, что ею восхищаются. Мистер Липпинкот, насколько я понял, не питал к Грете нежных чувств. Тем не менее, когда Грета входила в вестибюль отеля или в ресторан, мужчины, как по команде, поворачивали головы. Это была женщина нордического типа с золотистыми волосами цвета спелой кукурузы, которые по моде того времени носила зачесанными высоко наверх, а не так, как любят носить у нас в Челси, когда волосы просто свисают прядями. И выглядела типичной шведкой или немкой с севера Германии. Если бы ей прицепить пару крыльев, она вполне могла сойти за валькирию[19] на костюмированном балу. Глаза у нее были ярко-голубые, а фигура обольстительная. Словом — женщина что надо!

Я подошел к ним и поздоровался, как мне показалось, вполне естественно и приветливо, хотя и испытывал некоторое смущение. Плохой из меня актер.

— А это наша Грета, Майк! — воскликнула Элли.

— Я догадался, — вежливо, но довольно сдержанно отозвался я и тут же поспешно добавил:

— Очень рад наконец-то познакомиться с вами, Грета.

— Если бы не Грета, мы бы не смогли пожениться, — сказала Элли. — Ты же знаешь.

— Ну уж что-нибудь, наверное, придумали бы, — все-таки рискнул возразить я.

— Сомневаюсь, особенно если бы мои родственники всем скопом навалились на нас. Они бы никогда этого не допустили. Скажи, Грета, они очень разозлились? — спросила Элли. — Ты мне об этом ни слова не написала.

— Ну зачем травмировать молодоженов во время медового месяца? — улыбнулась Грета.

— Но на тебя они очень сердились?

— А ты как думаешь? Но, смею тебя уверить, для меня это не было неожиданностью.

— Что же именно они сделали?

— То, что и следовало ожидать, — засмеялась Грета. — Прежде всего меня, конечно, уволили.

— Я так и думала. Но за что?! А в рекомендации они тебе, надеюсь, не отказали?

— Зря надеешься. С их точки зрения, я постыдно злоупотребила оказанным мне доверием. — И добавила:

— С удовольствием, между прочим.

— Но что ты сейчас делаешь?

— Поступаю на работу.

— В Нью-Йорке?

— Нет. Здесь, в Лондоне. Секретаршей.

— А деньги у тебя есть?

— Дорогая Элли, — сказала Грета, — как у меня может не быть денег, когда ты заранее сделала мне королевский подарок, выписав чек на солидную сумму?

По-английски она говорила отлично, почти без акцента, хотя порой употребляла невпопад кое-какие разговорные обороты.

— Я чуть-чуть повидала мир, нашла себе в Лондоне квартиру и накупила множество разных вещей.

— Мы с Майклом тоже купили кучу вещей, — сказала Элли, улыбаясь при воспоминании о том, как мы делали покупки.

Мы и вправду в наших путешествиях по Европе не теряли времени даром. Как хорошо иметь при себе доллары — нам были нипочем все ограничения нашего британского казначейства. В Италии мы накупили парчи и тканей для домашних нужд. В той же Италии и во Франции приобрели несколько картин, уплатив за них бешеные деньги. И мне открылся целый новый мир, о котором я никогда и мечтать не смел.

— У вас обоих прямо ликующий вид, — отметила Грета.

— Ты еще не видела нашего дома, — сказала Элли. — По-моему, он будет изумительным. Таким, каким мы и мечтали его видеть, правда, Майк?

— Я его видела, — призналась Грета. — В первый же день после приезда в Англию я наняла машину и съездила туда.

— Ну и? — спросили мы с Элли в один голос.

— Ну, не знаю… — протянула Грета, неодобрительно покачав головой.

Огорченная Элли разом сникла. Но меня-то не проведешь. Я сразу понял, что Грета шутит. Мне пришло в голову, что шутит она зло, но едва эта мысль успела возникнуть, как Грета рассмеялась звонким мелодичным смехом, который заставил окружающих обернуться в нашу сторону.

— Видели бы вы ваши физиономии, — сказала она, — в особенности твою, Элли. Мне просто захотелось вас немножко подразнить. Дом — чудо, блеск. Этот архитектор — гений.

— Да, — подтвердил я, — он человек незаурядный. Когда вы познакомитесь с ним…

— Я с ним уже знакома, — перебила меня Грета. — Он был там, на стройке, когда я приехала. Да, он и вправду личность. Только есть в нем что-то жутковатое, вы не находите?

— Жутковатое? — удивился я. — В каком смысле?

— Не знаю. Такое впечатление, будто он видит тебя насквозь. А это всегда неприятно. — И добавила:

— У него какой-то болезненный вид.

— Он болен. Очень болен, — сказал я.

— Как жаль. А что с ним, туберкулез или что-то еще?

— Нет, — ответил я, — не туберкулез. По-моему, у него что-то с кровью.

— Понятно. Но ведь в наши дни врачи способны лечить практически любые заболевания — правда? — если только не отправят на тот свет, прежде чем вылечат. Ладно, хватит о нем. Давайте поговорим о доме. Когда его построят?

— Похоже, скоро. Никогда не думал, что можно так быстро строить дом, — заметил я.

— Когда есть деньги, можно все, — отозвалась Грета. — Работа идет в две смены, и к тому же рабочим выплачивают добавочное вознаграждение. Ты даже не представляешь себе, Элли, как замечательно иметь такие деньги, как у тебя.

Зато я представлял. За последние несколько недель я многому научился. После женитьбы я попал в совершенно другой мир. И он был вовсе не таким, каким казался со стороны. До сих пор для меня верхом богатства были два выигрыша подряд на скачках, которые я тратил не задумываясь, кутил, что называется, на всю катушку. Невежество, конечно. Невежество класса, к которому я принадлежал. Для Элли же существовали совсем иные стандарты. Совсем не такие, какие я воображал. Я-то считал, что основная цель богачей — иметь как можно больше предметов сверхроскоши. Но нет, они не состязались в том, чьи дома окажутся более фешенебельными, с огромным количеством светильников, с бассейнами вместо ванн, у кого лучше еда и шикарнее машины. И тратили они деньги не ради того, чтобы вызвать зависть у окружающих. Наоборот, их образ жизни был до удивления скромным — он отличался той умеренностью, какая появляется, когда перестаешь бессмысленно сорить деньгами. Человек не может пользоваться одновременно тремя яхтами или четырьмя машинами, не может есть более трех раз в день, а если покупает по-настоящему дорогую картину, вторая такая ему, возможно, совсем ни к чему. Вот так все просто. Все, что ему принадлежит, обычно самого высокого качества, но это не самоцель, а только разумный подход: если ему уж чего-то хочется, почему не выбрать лучшее? Ведь в его обиходе не существует: «Боюсь, что не могу себе этого позволить». И при всем при том вот такая удивительная, непостижимая скромность. Как-то решили мы купить картину какого-то французского импрессиониста, по-моему Сезанна[20]. Мне пришлось порядком напрячь мозги, чтобы запомнить его фамилию. Вечно путаю со словом «Сезам»[21]. И вот, когда мы гуляли по улицам Венеции, Элли остановилась посмотреть работы уличных художников. В основном они писали картины специально для туристов — стереотипные портреты красавиц с белозубыми улыбками и светлыми волосами до плеч.