Жорж Сименон - Ночь на перекрестке

С другой стороны, Карл выказывал необыкновенную силу воли, поразительную способность преодолевать боль. Мегрэ, видевший обе его раны и отлично разбираясь в таких вещах, отдавал должное его выдержке.

 — Скажите Эльзе…

 — А вы сами не хотите ее видеть?

 — Нет, лучше не надо. Но скажите ей, что я здесь, что я выздоровлю, что… что у меня абсолютно ясная голова и что она должна верить мне. Повторите ей это слово: верить! Пусть перечитает кое-что из Библии. Например, историю Иова. Надо верить!.. «И всегда я узнаю своих», — так говорит Бог. Бог, который узнает своих. Скажите ей об этом. И еще: «В небесах больше радости из-за того…» Она поймет. И наконец: «Праведник испытывается девять раз на дню…»

Карл Андерсен казался непостижимым. Раненный, страдающий, распростертый на постели меж двух полицейских чинов, он с просветленной безмятежностью цитировал стихи Священного писания.

 — Надо верить! Скажите ей это, очень прошу. Разве может быть лучшее доказательство невиновности…

Заметив улыбку, блуждающую на губах инспектора Гранжана, Карл сощурил глаза и едва слышно процедил сквозь зубы, как бы самому себе:

— Französe!

Француз! Иначе говоря, безбожник. Иначе говоря, скептик, фрондер, легкомысленный и нераскаявшийся человек.

Обескураженный, он повернулся лицом к стене и уставился в нее единственным живым глазом.

 — Вы ей скажете?..

Однако когда Мегрэ и его спутник отворили дверь комнаты Эльзы, они не увидели там никого.

Жарко, как в теплице. Густое облако сигаретного дыма. И пряная, плотная — хоть режь ее ножом — атмосфера, одуряющая смесь женских ароматов. От нее не только у лицеиста — у зрелого мужчины и то помутится разум.

Но ни души. И окно закрыто. Значит, Эльза не ушла через него.

Картина, маскирующая выемку в стене, пузырек с вероналом и пистолет, висела, как прежде.

Мегрэ отвел ее вбок. Пистолет куда-то исчез.

 — Да что ты на меня вытаращился, черт возьми? — внезапно взорвался он, сверля Гранжана свирепым взглядом, а тот, бедняга, следовавший за шефом по пятам, все еще взирал на него с глуповатым восторгом.

И вдруг комиссар так сильно стиснул зубами чубук, что он треснул и трубка упала на ковер.

 — Она сбежала?

 — Замолчи!

Комиссар впал в ярость и несправедливо обрушился на Гранжана. А тот, неприятно удивленный гневом начальника, застыл в неподвижности.

Еще не рассвело полностью. У земли по-прежнему клубился сероватый пар, который никак не рассеивался. По автостраде проехал автомобиль булочника, старый «форд», передние колеса которого восьмерили.

Неожиданно Мегрэ направился по коридору к лестнице, быстро сбежал вниз и, форсируя шаг, подошел к гостиной. Застекленные окна-двери, выходившие на террасу, были распахнуты настежь. И тут раздался душераздирающий, словно предсмертный крик, походивший то ли на крик совы, то ли на жалобный вой зверя, попавшего в беду.

Кричала женщина, и голос ее, прорываясь сквозь препятствие, звучал приглушенно.

Это могло быть и очень далеко, и совсем близко. Крик мог доноситься со стороны карниза наружной стены. Но он также мог доноситься из-под земли.

Ощущение ужаса было настолько явственным, что агент, стоявший у калитки, подбежал к комиссару и, бледный от волнения, пролепетал:

 — Слышали, комиссар?

 — Да заткнись ты, сто чертей!.. — заорал Мегрэ в порыве крайнего раздражения, однако не завершил свою гневную реплику: раздался выстрел, но настолько заглушенный, что никто не мог бы сказать, где стреляют — слева, справа, в парке, в доме, в лесу или на автостраде.

Затем послышались шаги на лестнице. Карл Андерсен, неестественно выпрямленный, словно одеревенелый, прижимая руку к груди, спускался вниз и, как безумный, возглашал:

 — Это она!.. Это она!..

Он задыхался. Его глазной протез оставался неподвижным. И нельзя было понять, на кого он так пристально смотрит здоровым глазом.

Прошло несколько секунд. Едва замерло в воздухе последнее эхо детонации, как прогремел второй выстрел. Карл Андерсен дошел до аллеи, посыпанной гравием.

Один из агентов, охранявших парк, внезапно бросился к огороду, посреди которого возвышался колодец, увенчанный воротом. Он заглянул внутрь, отпрянул и дал резкий свисток.

 — Уведи его по-хорошему или силой! — крикнул Мегрэ, обращаясь к Люкасу и указывая на пошатывающегося датчанина.

В смутном рассвете все произошло очень быстро. Люкас подал знак одному из своих людей. Оба подошли к раненому, попытались заговорить с ним, но Карл и слушать их не хотел. Тогда они осторожно опрокинули его и понесли, хотя он дрыгал ногами и хрипло выкрикивал какие-то слова протеста.

Когда Мегрэ подошел к колодцу, стоявший здесь полицейский крикнул:

 — Внимание!

И в самом деле: со свистом пролетела пуля, а детонация подземного выстрела еще несколько раз повторилась гулким эхом.

 — Кто это там?

 — Да вот, девушка. И еще какой-то мужчина. Сражаются прямо-таки врукопашную.

Комиссар осторожно приблизился к колодцу, заглянув внутрь, но почти ничего не увидел.

 — Дай-ка фонарик…

Он успел лишь приблизительно охватить глазом открывшуюся ему картину — новая пуля, вылетевшая снизу, едва не пробила фонарик, которым он светил.

В мужчине он узнал Мишонне. Колодец был не глубок, но большого диаметра. Воды в нем не было.

Двое, оказавшиеся на дне колодца, сцепились не на шутку. Насколько можно было судить, страховой агент схватил Эльзу за горло, словно намереваясь задушить ее. Она держала в руке пистолет, но стиснув ее запястье, он направлял выстрелы, как хотел.

 — Что будем делать? — спросил инспектор.

Его возбуждение достигло предела: порой из колодца слышалось хрипение. Эльза задыхалась, но продолжала отчаянно сопротивляться.

 — Мишонне, сдавайтесь! — крикнул Мегрэ скорее для очистки совести, чем всерьез.

Тот даже не ответил, выстрелил в воздух, и тут комиссар начал действовать без колебаний. Глубина колодца составляла примерно три метра. Мегрэ мгновенно прыгнул, упал буквально на спину страхового агента, но заодно больно задел ногу Эльзы.

Теперь все смешалось. Еще один выстрел. Пуля царапнула стенку колодца и рикошетом ушла в небо, а комиссар, из предосторожности, принялся нещадно обрабатывать кулаками голову Мишонне.

После нескольких ударов страховой агент посмотрел на него взглядом раненого зверя, качнулся и с подбитым глазом и вывихнутой челюстью упал навзничь.

Эльза, судорожно глотая воздух, держалась обеими руками за собственное горло.

И трагичной, и сумбурной была эта схватка на дне высохшего колодца, в полумраке, в атмосфере, насыщенной острыми запахами тины и селитры.

Почти комичным оказался эпилог: обмякшего, обрюзгшего и стонущего Мишонне, с помощью колодезного ворота подняли наверх. Мегрэ помог вытащить Эльзу, поддерживая ее на вытянутых руках. Лицо ее было в крови, а к платью из черного бархата прилипли крупные ошметки зеленоватого мха.

Ни она, ни ее противник не потеряли сознания, но обоим порядком досталось, оба клокотали от взаимного отвращения и ненависти, мысленно как бы продолжая драться. Так два цирковых клоуна, исполнив пародию на бой боксеров, лежат один на другом и машинально продолжают наносить удары в пустоту.

На дне колодца Мегрэ подобрал пистолет. Тот самый, что исчез из тайника в комнате Эльзы. В обойме оставался один неизрасходованный патрон.

Из дома вышел Люкас. Вид у него был грустный, и, глядя на эту сценку, он тяжело вздохнул:

 — А ее братика пришлось привязать к кроватке.

Агент обтирал лоб девушки носовым платком. Бригадир спросил:

 — А эти двое откуда взялись?

Едва он договорил, как Мишонне, который еще только что, казалось, не мог держаться на ногах, внезапно, с перекошенным от злобы лицом, рванулся к Эльзе. Но ему не удалось даже прикоснуться к ней: не сдвинувшись с места, Мегрэ одним ударом сбил его с ног, и нападавший откатился на два метра в сторону.

 — Кончай-ка ломать комедию.

Мегрэ посмотрел на Мишонне и захохотал, как сумасшедший, настолько смешно выглядела физиономия страхователя. Чем-то он походил на тех маленьких и надоедливых шалунов, которых иной раз подхватывают одной рукой и несут в дом, а по пути всыпают им как следует по мягкому месту, меж тем как они продолжают беситься, визжать, орать благим матом, пытаются кусать, бить и никак не желают признаться самим себе в полном своем бессилии.

Мишонне рыдал! Он рыдал и корчил гримасы. Даже грозил кулаком.

Наконец Эльза встала на ноги и провела рукой по лбу.

 — Я уже думала — мне конец, — вздохнула она, и на ее бледном лице проступил намек на улыбку. — Он так сильно сдавил мне горло…

Одна щека ее была испачкана землей, в растрепанных волосах застряли комки грязи. Да и сам Мегрэ порядком перепачкался.

 — Что вы делали в колодце? — спросил он.

Она взглянула на него. Улыбка исчезла. Чувствовалось, что она разом вновь обрела полное самообладание.

 — Отвечайте.

 — Я… Меня туда затащили насильно.

 — Кто? Мишонне?

 — Это неправда! — заорал тот.

 — Это правда. Он хотел меня задушить. По-моему, он просто сумасшедший.

 — Врет она! Сама сумасшедшая. Или даже скорее…

 — Что именно?

 — Не знаю. Она… В общем, она змея, и ей голову надо разбить о камень!

Незаметно настал день. На всех деревьях щебетали птицы.

 — Почему вы вооружились пистолетом?

 — Потому что я опасалась ловушки.

 — Какой? Минутку… Давайте-ка по порядку. Только что вы сказали, что на вас напали и затащили в колодец.