Вскоре она нашла место в одном шикарном кафе, расположенном напротив киностудии. После нескольких знакомств с работниками студии ей удалось познакомиться с одним из наименее известных директоров. Он согласился на кинопробу, взамен уик-энда в кемпинге, и был достаточно честен, чтобы сказать – она не фотогенична, несмотря на свою красоту. Он показал ей пленку, и у нее хватило благоразумия согласиться с ним. Так как директор обещал ей роль, он чувствовал определенную неловкость. И он познакомил ее с Германом. Он сказал, что Герман устраивает представления со стриптизом. Имеется группа девушек, которых приглашают на мужские вечеринки. Платят достаточно хорошо: по пятьсот долларов за ночь. Все, что им приходится делать, так это принять ванну из шампанского или искупаться в аквариуме с вином, потанцевать на столе или еще что-либо в таком же духе. А уж два приглашения в неделю она будет получать непременно.

Герман подписал с ней контракт, и она проработала у него год или около того. Веда быстро освоилась на новой работе, и количество приглашений непрерывно росло. Она зарабатывала кучу денег, с такой же легкостью их спускала, так что в нужном количестве их никогда не имела. И тогда Герман сделал ей одно предложение.

Рассказывая все это, она не переставая смотрела на стену, словно рассказывала ей. Дойдя до предложения Германа, она встала, чтобы закурить сигарету, затем продолжала:

– Он сказал, что устроит мне представление в Сан-Луи-бич, у Линдсней Бретта. Я и думать не могла о чем-то плохом, так как привыкла ездить в другие города и бывать в домах разных людей. И всегда все было в порядке. Но здесь он сказал, что я могу заработать очень много денег, если смогу узнать комбинацию сейфа, наличие сигнализации и все такое прочее. Я вначале подумала, что он шутит. Никогда прежде он не говорил ни о чем подобном. Он пообещал тысячу долларов за информацию, в которой нуждался. Я сказала, что подумаю над его предложением.

Веда прошлась по гостиной, держа руки в карманах. У нее была фигура, которая могла свести с ума любого мужчину.

– Я обещала ему, что сделаю это, – она остановилась, посмотрела на меня и вновь принялась ходить. – Все сошло гладко. Бретт открыл сейф, чтобы показать друзьям бриллиант, который недавно приобрел. Карточку с шифром он достал из бумажника. Было совсем нетрудно снять копию: в тот вечер он жутко напился. Я спросила его о сигнализации, и он сам объяснил мне принцип ее работы. Он гордился ею и своими сторожами. Тогда же мне удалось снять слепок с ключа от черного хода. Я сработала отлично, так как хозяин и все гости были пьяны, как ирландцы в день святого Патрика.

– Так ты не прогуливалась во сне?

Веда рассмеялась. Однако это был жесткий и безрадостный смех.

– Это одна из немногих вещей, которых я не делаю.

– И что же случилось потом?

Я сообщила Герману, что узнала комбинацию шифра, все о сигнализации, и даже имею слепок ключа от черного хода. Он был доволен до тех пор, пока я не заявила о своих требованиях. – Она поджала губы, вспоминая неприятную сцену. – Он не очень обрадовался, когда я потребовала взять меня в дело. Только при этом условии я обещала сообщить всю информацию.

Теперь я слушал с особым вниманием.

– И как же он поступил?

– Разумеется, согласился, но далеко не сразу.

– И что же он рассказал?

– Он сообщил мне, зачем ему эта пудреница и насколько она ценна, и как обратить ее в деньги. Моя доля составляла ровно треть от всей суммы.

– Так зачем им была нужна пудреница? – небрежно спросил я. Пожалуй, слишком небрежно.

– Ты знаешь, где она? – тут же перешла она в наступление.

– Но ты же уже все слышала. Нечего беспокоиться о пудренице. Заканчивай рассказ. Зачем она ему нужна?

– А зачем я убежала от Германа? – Веда холодно смотрела на меня, но в ее глазах застыла тревога.

– Ты же не хотела, чтобы он замучил меня, – нашелся я. – Неужели не помнишь?

Она рассмеялась, но на этот раз веселее.

– Угадывай дальше.

– Ты понимала, что Герман в любом случае не выплатит тебе твою долю, и отдавала себе отчет, что за человек Паркер. Понимала, что, заполучив пудреницу, они запросто могут свернуть твою хорошенькую шейку. А затем отправят в бассейн, головой вперед.

В ее голубых глазах зрела какая-то мысль.

– Продолжай.

– Ты нашла также, что половина больше трети, и, когда появился я, ты сказала себе, что я как раз тот парень, который может это сделать. И когда я вернулся и понес чепуху о взорванной пудренице, ты оказалась достаточно прозорливой, чтобы раскусить мое вранье и сделать ставку на меня.

– Я продаю тебе эти сведения, и они будут стоить половину того, что ты получишь от Бретта, если он захочет их купить.

Я встал и зевнул.

– Ну что же, малышка, пора спать. На сегодня мы уже достаточно наговорились. Пора и преклонить наши утомленные головы.

Беспокойство и сомнения мелькнули в ее глазах.

– Тебе не нужны мои сведения? – удивилась она.

– Я подумаю, – ответил я, беря ее за руку и подталкивая в направлении спальни. – Может, я обтяпаю дельце и без твоей помощи.

– Нет, не сможешь, – выпалила она, вырываясь. – И не надейся! Для того, кто ничего не знает, пудреница ничего не стоит.

– Это ты так говоришь, – я уселся на постель. – А у меня котелок варит. Недаром я был сыщиком. Мое дело – искать. Ты удивишься, насколько хорошо я это делаю.

Веда посмотрела на меня. От злости у нее на щеках выступили два красных пятна. Теперь ее нельзя было назвать спокойной.

– Я хочу половину… – начала она снова, когда я повлек ее к кровати.

– Не кричи на меня, любимая, – прошептал я нежно. – Кто же разговаривает ночью о делах. Ночью нужно веселиться…

– Не рассчитывай, что ты получишь это от меня, – сквозь зубы прошипела она, пытаясь ослабить мою хватку. Но не только в ее пальчиках была сталь.

– Оставь меня! – яростно крикнула она. – Я буду кричать!

– Давай, моя крошка, – я куснул ее за ухо. – Можешь орать сколько захочешь. Что значит крик в этом доме? Здесь всегда кто-то орет. Это составляет часть пейзажа. Подумают, что это любовный крик.

– Ради Бога, оставь меня! – При этом она чувствительно врезала кулаком в мою настрадавшуюся шею, и в ответ я отвесил ей полновесную оплеуху, так что она отлетела на противоположную сторону кровати. Я был далеко не в том настроении: за эти двадцать четыре часа мне сделали немало гадостей, и я мог позволить себе быть жестоким. Пришло время выпустить когти.

– Ну и ну! – сказал я, наклоняясь над ней. – Неплохой удар. Покуражилась немного, моя прелесть. Надеюсь, ты получишь удовольствие.

– Грубое животное! – завопила она. Побарахтавшись, она изловчилась и вновь довольно прилично двинула меня ногой. Затем заорала и попыталась укусить, но без особого успеха. Затем ее руки скользнули на мою шею, и она прижалась ко мне так крепко, словно боялась потерять. Ее губы оказались возле моих, а глаза блестели, как звезды.

Я же говорил: женщины – любопытные существа.

Глава 7

Резкий телефонный звонок заставил меня сесть на кровати. Маленький кролик рядом со мной навострил ушки.

– Это еще не пожар, – успокоил я ее. – Просто звонит телефон. Ты испугалась?

Веда ущипнула меня.

– Не так сильно, как ты надеялся, – ответила она и, поскольку телефон находился с ее стороны, потянулась за трубкой.

Я положил руку на ее прелестную грудь.

– Я сам его возьму, лежи.

Мне нужно было опереться на нее, чтобы добраться до трубки, что я и сделал.

– У тебя манеры, как у свиньи, – прошипела она. – Хотя такое сравнение может обидеть свинью.

– В детстве мне довелось иметь дело с очень-очень старыми дамами, – я улыбнулся свирепым голубым глазам и поднял трубку.

– Спустись вниз, Флойд. Крышка прыгает так, что может сорваться с чайника. Но я попридержу ее до твоего прихода.

– Какая крышка, черт возьми? – переспросил я. – И не кричи так, Мак, мои нервы не стальные канаты.

Он виртуозно выругался. В подобных филологических изысканиях он был большой мастер. В сравнении с ним в этом вопросе я чувствовал себя неоперившимся юнцом.

– Ничего твоим нервам не сделается, – прорычал он. – Быстрее спускайся вниз, и если в твоих штанах муравьи, вытряхни их как следует. Даю тебе пять минут, – он бросил трубку.

Я осторожно положил трубку на рычаги, провел рукой по волосам и посмотрел на маленькое бледное личико, наполовину зарывшееся в подушки. Большинство женщин после такой ночи выглядели бы немного поблекшими, но не Веда. Она, слава Богу, выглядела как никогда аппетитной.

– Привет, – сказал я, – ты меня помнишь?

– Еще бы я тебя забыла, ведь ты занимаешься тем, что расплескиваешь мою жизнь, как молоко из чашки, толстяк.

– Прекрасная смерть, – ответствовал я, вскакивая с кровати, потягиваясь и сладко зевая. Потом схватился за бутылку. – Хочешь промочить горло?

– Нет, спасибо, – она подняла голову. – Кто это звонил?

– Кейзи. Он попросил меня спуститься, и побыстрее. Хочешь, я принесу тебе кофе?

– Что ему нужно? – поинтересовалась она.

– Он не сказал. Возможно, почувствовал себя одиноко. – Среди хаоса на ночном столике я разыскал свои часы. Было 11.30 утра. – Ого! Мы проспали все утро. Сейчас уже почти полдень.

– А чем еще можно заниматься по утрам? – спросила она, сворачиваясь калачиком под одеялом.

Я еще раз глотнул из бутылки, прежде чем пойти под душ. Через десять минут я уже входил в кабинет Кейзи. Чувствовал я себя неплохо, но нервы были напряжены. Что же касается моей шеи, то у меня было чувство, что над ней поработал мясник со своим секачом.

Кейзи стоял у окна, зажав в зубах сигару. В глазах его застыло угрюмое выражение. Маленький человек приятной наружности сидел на краешке стула и улыбался своей шляпе, лежащей у него на коленях. Все в нем было тщательно ухожено: волосы, одежда, гладко выбритая кожа щек и даже туфли. Но самой ухоженной и приятной была улыбка.