В его голове груз на чаше весов его вины был сверх меры тяжел, а на другую он бросал безнадежно легкий, как перышко, вес самозащиты. Он совершил преступление в порядке самозащиты, как он убеждал себя. Но он колебался и до конца не верил в это. Если же он верит, что зло полностью овладело им, то должен верить и в необходимость выражения этого зла. Он даже задавался вопросом, и не однажды: а не получил ли он от этого преступления своего рода удовольствие, примитивное удовлетворение — а как еще можно объяснить, что человечество терпит войны, переживает непреходящий прилив энтузиазма, когда наступает война, если только не получает примитивной радости от убийств?

Сорок третья глава

Окружной прокурор Фил Хауленд, безукоризненно одетый, сухопарый, настолько же четкий в очертаниях, насколько Джерард был расплывчив, снисходительно улыбался за облачком сигаретного дыма.

— Почему бы тебе не оставить парня в покое? Была поначалу такая точка зрения, согласен. Мы прочесали все его связи — и ничего, Джерард. Ты не сможешь арестовать человека его положения.

Джерард переложил ногу на ногу и позволил себе почтительную улыбку. Наступил его час. Его удовлетворение усиливалось тем фактом, что ему уже приходилось так же сидеть здесь и улыбаться по другим, менее значительным поводам.

Хауленд кончиками пальцев отодвинул напечатанный на машинке лист бумаги на край стола.

— Здесь двенадцать новых имен, если тебе интересно. Друзья покойного мистера Сэмюэла, получено от страховых компаний. — Хауленд произнес это спокойным, усталым голосом, и Джерард знал, что тот подчеркнуто изображает сейчас смертельную тоску, потому что у него, как окружного прокурора, в распоряжении сотни человек, и он имеет возможность раскинуть сети куда более тонкие и широкие.

— Можешь разорвать это, — сказал Джерард.

Хауленд спрятал за улыбкой свое удивление, но не смог скрыть внезапное любопытство, загоревшееся в его темных и больших глазах.

— Полагаю, у тебя уже есть человек. Чарльз Бруно, конечно.

— Конечно, — довольно усмехнулся Джерард. — Только он у меня по другому убийству.

— И только по одному? Ты же всё время говорил, что этот человек тянет на четыре-пять.

— Я так никогда не говорил, — спокойно возразил Джерард, разглаживая на коленях листки бумаги, сложенные, как письма, вчетверо.

— Так по какому?

— А-а, любопытно? Не знаешь?

Джерард улыбнулся, держа сигару в зубах, потом подвинул поближе пустое кресло и стал раскладывать на нем свои бумаги. Он никогда не пользовался столом Хауленда, сколько бы бумаг ни имел при себе, и Хауленд знал, что его лучше не отвлекать предложением разложить их на столе. Хауленд недолюбливал Джерарда, как лично, так и профессионально, и Джерард знал это. Хауленд пенял ему то, что тот не любил работать с полицией. Полиция ничем не способствовала ему, но, несмотря на все препятствия, Джерард в последние лет десять раскрыл впечатляющее количество дел, утерев нос полиции.

Хауленд встал и подошел к Джерарду на своих длинных и тонких ногах, затем отошел от него и прислонился к столу.

— А это проливает какой-нибудь свет на дело?

— У полиции трудности потому, что у нее ум на одной дорожке,[12] заявил Джерард, — а в этом деле, как и многих других, требуются две дорожки. То есть его нельзя решить без двухдорожечного ума.

— Так кто и когда? — со вздохом спросил Хауленд.

— Ты когда-нибудь слышал про Гая Хейнза?

— А как же? Мы беседовали с ним на прошлой неделе.

— Его жена была задушена 11 июня прошлого года в Меткалфе, Техас, помнишь? Полиция убийство не раскрыла.

— Чарльз Бруно? — хмуро спросил Хауленд.

— Ты знаешь, что Чарльз Бруно и Гай Хейнз 1 июня ехали в одном поезде на юг? Это за десять дней до убийства жены Хейнза. Какой бы ты вывод сделал из этого?

— Ты хочешь сказать, что они знали друг друга до того?

— Нет, я хочу сказать, что они познакомились на этом поезде. Теперь сложи остальное, я дал тебе недостающее звено.

Окружной прокурор вяло улыбнулся.

— Ты хочешь сказать, что Чарльз Бруно убил жену Гая Хейнза?

— Именно это я хочу сказать. — Джерард оторвался глазами от своих бумаг. — Следующий вопрос — какие у меня доказательства? А вот какие. На любой вкус. — И он широким жестом указал на разложенные, словно карты пасьянса, бумаги. — Читай снизу вверх.

Пока Хауленд читал, Джерард налил чашку воды из бачка в углу и закурил новую сигару от выкуренной. Последнее показание — от таксиста, который вез Чарльза в Меткалфе, — пришло сегодня утром. Джерард даже не выпил на радостях по этому поводу. Но он обязательно выпьет, и не один стаканчик, в поезде, который повезет его в Айову.

Среди бумаг были подписанные показания, полученные от коридорных и посыльных отеля "Ла Фонда", от Эдварда Уилсона, который видел Чарльза, когда он в поезде на восток отъезжал из Санта-Фе в день убийства Мириам Хейнз, от таксиста из Меткалфа, который вез Чарльза в парк "Царство веселья" Меткалфа, от бармена в придорожном питейном заведении, где Чарльз хотел достать чего-нибудь крепкого, плюс телефонные счета за междугородные переговоры с Меткалфом.

— Но ты, несомненно, уже знаешь всё это, — заметил Джерард.

— Да, по большей части, — спокойно ответил Хауленд, продолжая читать.

— Ты знаешь, что он совершил в этот день поездку в Мекалф на сутки, да? — спросил Джерард, у которого сегодня сарказма было хоть отбавляй. Этого таксиста найти было трудно. До Сиэтла искали, но нашли, а когда нашли, то он всё припомнил. Чарльза Бруно трудно не запомнить.

— Значит, ты говоришь, Чарльз Бруно так помешан на убийствах, — с ноткой веселья в голосе заметил Хауленд, — что убивает жену человека, с которым он знакомится в поезде неделей раньше? Женщину, которую он никогда не видел? Или всё-таки видел?

Джерард довольно усмехнулся.

— Конечно, не видел. У моего Чарльза был план. — "Моего" — это само вырвалось, но Джерард и сам не обратил на это внимания. — Ты еще не видишь? План проще некуда. Но это только половина.

— Присядь Джерард, ты доведешь себя до сердечного приступа.

— Значит, не видишь. Это потому, что ты не знал и не знаешь Чарльза лично. Ты не знаешь, что большую часть своего времени он занимается планированием разного рода идеальных преступлений.

— Прекрасно. И что дальше говорит твоя теория?

— Что Гай Хейнз убил Сэмюэла Бруно.

— О-о! — застонал Хауленд.

Джерард широко улыбнулся — так, как улыбался Хауленд несколько лет назад, когда Джерард допустил ошибку в одном из дел.

— Но я еще не закончил работу по Гаю Хейнзу, — заявил Джерард с деланной невинностью, выпуская облако сигарного дыма. — Я хочу завершить это спокойно, вот и приехал сюда, чтобы вы мне помогли завершить его тихо и спокойно. Не знаю, что вы еще можете сделать, кроме как забрать Чарльза на основании всей этой информации против него.

Хауленд разгладил свои черные усы.

— Всё, что ты говоришь, подтверждает мое убеждение, что ты правильно сделал, уволившись пятнадцать лет назад.

— О, за эти пятнадцать лет я раскрыл много преступлений.

— Преступление такого человека, как Гай Хейнз?

— Такого, как Чарльз. Пойми, я не говорю, что Гай Хейнз совершил это по доброй воле. Он должен был сделать это за непрошенную услугу Чарльза, избавившего его от жены. Чарльз ненавидит женщин, — заметил Джерард как бы в скобках. — Вот таким был план Чарльза. Услуга за услугу. Никаких мотивов. О, я уже слышу его голос! Но даже Чарльз — человеческое существо. В его интересах было, чтобы Гай Хейнз после этого не трогал его. А Гай был очень напуган, чтобы на что-то пойти после этого. Да, — Джерард выразительно дернул головой, и щеки у него заходили, — Хейнза вынудили. И как это было ужасно — никто, возможно, никогда не узнает.

У Хауленда моментально слетела с лица улыбка, когда он увидел всю серьезность, с которой говорил Джерард. Вероятность того, что дело обстояло именно так, была не большой, но всё же была.

— Хм, — кашлянул он.

— Разве что он сам расскажет, — добавил Джерард.

— А что ты предлагаешь сделать, чтобы он рассказал?

— О, он может признаться. Это висит на нем тяжким грузом. А другой путь — поставить его перед фактами. Мои люди их собирают. Одна просьба, Хауленд, — И Джерард постучал пальцем по разложенным бумагам. — Когда ты и твоя армия баранов станет проверять все эти показания, не трогайте мать Гая Хейнза, я не хочу, чтобы он был предупрежден раньше времени.

— А, с мистеру Хейнзом будем играть в кошки-мышки. — Хауленд улыбнулся. Он повернулся, чтобы позвонить по другому делу, и Джерард ждал, недовольный тем, что ему приходится передавать свою информацию Хауленду и что ему придется узодить из дела Чарльза и Гая Хейнза. — Та-ак, — Хауленд сделал длинный выдох. — И, что же, по-твоему, я должен действовать против этого парня на основании всего вот этого? И надеяться, что он расколется и всё расскажет о своем замечательном плане, совместном плане с архитектором Гаем Хейнзом?

— Я не хочу, чтобы из него выбивали признание. Я люблю чистую работу. Мне нужно еще несколько дней, может недель, чтобы доработать по Хейнзу, а там я готов встретиться с ними обоими. Я передаю тебе это по Чарльзу, потому что отныне я лично вне этого дела, по крайней мере для них. Я еду в Айову на отдых, это действительно так, и я дам Чарльзу знать об этом. — И лицо Джерарда осветилось широкой улыбкой.

— От них будет трудно утаить наш интерес, — с сожалением произнес Хауленд, — особенно если учесть, что ты будешь продолжать собирать сведения по Гаю Хейнзу.

— Кстати, — Джерард взял в руки шляпу и покачал ею в сторону Хауленда, — Чарльза не расколешь на всем этом, а Гая Хейнза я могу расколоть даже с тем, что есть на данным момент.