Я почесал в затылке и скорчил недовольную мину.

– Нельзя ли мне сказаться больным, лейтенант?

Роулинг усмехнулся.

– Это невозможно. Постарайтесь не давать ему глупых ответов, иначе реакция будет такая, что вам покажется, будто рядом с вами разорвалась двухтонная бомба.

– Кажется, меня ожидает масса удовольствий?

– После окончания путешествия я дам вам отпуск, сержант, и я уверен, что он вам будет просто необходим.

Штаб-квартира генерала Костейна в Болонье находилась на виа Рома. Я явился в штаб без трех минут десять и успел за эти три минуты оглядеть помещение и встретиться с майором, у которого был крайне измученный вид. Ни разу за все время службы в армии мне не приходилось видеть такой чистой и аккуратной штаб-квартиры. Пол был натерт так, что в него можно было смотреться как в зеркало, дверные ручки сияли. Я видел, как один сержант, прежде чем открыть дверь, обернул ручку бумагой, чтобы не свести с нее глянец. Майор проверил мои документы с такой тщательностью, как будто его жизнь зависела от того, сможет или нет он найти в них ошибку. Потом он перевел усталый взгляд на меня и стал рассматривать меня дюйм за дюймом с такой дотошностью, с которой ученый ищет под микроскопом неизвестную бациллу.

– Повернитесь, – сказал он.

Я повернулся и почувствовал, как придирчивый взгляд майора исследует меня сверху донизу.

– Все в порядке, сержант. Вольно.

Я повернулся и стал, устремив согласно уставу свой взгляд поверх головы майора.

– Вы знаете свои обязанности?

– Так точно, сэр.

– Что вы будете делать?

– Ровно в одиннадцать часов я должен отбыть с генералом во Флоренцию в Гранд-отель, куда следует прибыть к обеду. Мы проведем четыре дня во Флоренции, а затем отправимся в Рим с двухдневной остановкой в Океине в отеле «Континенталь». В Риме мы остановимся на три дня в отеле «Флора». Затем я отвезу генерала в Венецию через Торни, Равенну Фервари и Падур. Там мы остановимся на четыре дня в отеле «Лондра» и затем восьмого мая вернемся в Болонью.

Майор потер тонкий нос и кивнул.

– Хорошо, сержант, генерал скажет вам, что ему хочется увидеть во Флоренции. Вам знаком этот город?

– Да, сэр.

– За домом вы найдете машину генерала. Там же находится Зинесон, денщик генерала. Идите туда, осмотрите машину и поговорите с Зинесоном. Он расскажет вам все, что нужно. Ровно без пяти одиннадцать опять вернетесь сюда.

– Слушаюсь, сэр.

Отдав честь, я повернулся и вышел строевым шагом. Один из писарей посмотрел на меня с таким сочувственным видом, как будто меня ждала петля. Я нашел Зинесона во дворе за домом. Он как раз осматривал чемоданы в багажнике огромного «Кадиллака».

– Ты шофер? – спросил денщик, оглядывая меня.

– Да, – ответил я. – Какая чудесная машина.

– Посмотрим, покажется ли она тебе потом такой уж чудесной, – сказал он. – Взгляни лучше на это.

Он поднял один из чемоданов. Чемодан был сделан из кожи и блестел, как зеркало.

– Ручная полировка, – продолжал Зинесон с горечью. – У генерала пять таких. Битых два часа в день я трачу на то, чтобы навести на них такой глянец, как этого требует генерал.

Мне стало не по себе.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что я должен буду чистить его чемоданы? – недоверчиво спросил я.

– Придется, если хочешь сохранить свои нашивки, – ответил Зинесон и положил чемодан в багажник с такой осторожностью, как будто это было сырое яйцо.

– Теперь взгляни на машину. Это еще одно очень приятное занятие для тебя: она должна быть вычищена и внутри, и снаружи так, чтобы не было ни пятнышка, ни пылинки. При каждой остановке, куда бы генерал ни пошел – пообедать или справить нужду, – ты должен наводить блеск на машину. Генерал не терпит грязи в машине, это один из его «пунктиков». Сколько раз мне приходилось одной рукой подносить ко рту хлеб, а другой – полировать эту колымагу. И не забывай о пепельницах. Стоит генералу обнаружить в них хоть малейшую частицу пепла, и он занесет это в свою книжку.

– Что еще за книжка?

Зинесон сплюнул на бетон двора и осторожно растер плевок ботинком.

– Тебе еще придется познакомиться с ней. Генерал отмечает в ней все, что ему не нравится: каждый твой промах, каждую ошибку, каждое пятно – и потом он передаст эту книжку со своими инструкциями майору Кэю, и все это выльется на твою голову. Однажды я получил три дня дежурства на кухне только за то, что забыл вычистить пепельницы. Но работа на кухне – это еще отдых.

Я смотрел на многочисленные детали хромированной отделки машины, и мое мужество понемногу исчезало.

– А ты поедешь с нами? – спросил я.

– Я? – Зинесон усмехнулся. – Это мой первый отпуск. За четыре месяца. Уж я использую его на все катушку вдвоем с какой-нибудь красивой девчонкой. Желаю тебе приятного времяпрепровождения!

Я открыл дверцу и бросил взгляд внутрь. Это была самая лучшая из всех машин, которые я когда-либо видел, не говоря уже о тех, на которых мне приходилось ездить. Там было все: от встроенного бара до автоматически поднимающихся стекол.

– Неужели этот генерал и впрямь так страшен, как ты мне его описал? – спросил я.

– Нет, он намного страшнее, – ответил Зинесон. – Знаешь, что меня удивляет?

– Ну?

Оглядевшись по сторонам, он заговорил шепотом:

– Меня поражает, как ему удалось прожить так долго. Меня удивляет, почему его до сих пор никто не пристукнул. – Зинесон, посмотрев на меня с надеждой, продолжал: – Может быть, ты как раз тот человек, которому суждено это сделать? Ты в течение 14 дней будешь с ним один на один. Вдруг у тебя лопнет терпение – и ты воткнешь этой свинье нож в брюхо. Если это произойдет, то уверяю тебя, все здесь, в штабе, начиная от полковника и кончая мной, будут благодарны тебе по гроб жизни.

– Майор распорядился, чтобы ты рассказал мне все, что я должен знать, – холодно сказал я. – Это все или есть еще что-нибудь?

Зинесон вытащил из кармана свернутую бумажку.

– Вот здесь я записал для тебя все. Если ты допустишь ошибку хоть в одном пункте, прощайся со своими нашивками. Слушай. Генерал встает в семь часов. Ты обязан разбудить его именно в это время: ни секундой раньше, ни секундой позже. Особое внимание обрати на ботинки. Они должны быть вычищены до блеска. При каждой чистке вынимай шнурки. Если генерал обнаружит на них ваксу, то тогда поднимется скандал. Вода в ванне для генерала нагревается ровно до двадцати пяти градусов. – Заглянув в записи, Зинесон усмехнулся и продолжал: – Свою вставную челюсть он кладет в стакан на столике рядом с кроватью. Ты должен эту запчасть генерала вынимать. Это тоже один из его «пунктиков». Если она не будет блестеть, как перламутр, то генерал вытащит на свет свою книжечку. Едва он встал с постели – завтрак уже готов и подается. Это кофе, стакан с виски на два пальца (Бат-69) и ломтик торта. Температура кофе постоянная – тридцать три градуса. Иначе кофе будет выплеснут тебе в физиономию. Пока генерал одевается, ты стой и жди его у двери. Но держи ухо востро: он зовет только один раз, и то не слишком громко. Потом он сообщит тебе дневную программу. Ты не имеешь права ничего записывать, а должен все запоминать, иначе он опять занесет твой промах в книжечку. Если у тебя в комнате нет никаких дел, то стой навытяжку. Ему это нравится. Руки по швам, голова поднята, глаза смотрят вперед, а не по сторонам. И ни одного движения. Говорить ты имеешь право только тогда, когда тебя спросят. Даже если во время поездки эта чертова машина загорится, ты обязан молчать, ехать вперед как ни в чем не бывало, пока генерал не прикажет остановиться. Все понял?

– Да, – мрачно ответил я.

– Вечером он не прочь выпить, – продолжал Зинесон. – Иногда он допивается до того, что уже не знает, где он находится. Тут наступает твой черед. Он надеется, что ты отвезешь его домой и уложишь в постель. В пьяном виде генерал опасен, как динамит. Я как-то раз видел, как он сломал одному парню руку за то, что тот недостаточно быстро уступил ему дорогу. Если генерал сам сядет за руль, то считай, что пробил твой последний час. Он самый отчаянный водитель в мире. Ему все равно, как он едет, главное, чтобы доехать. Я не говорю, что он плохо водит машину. Но если он позволяет себе на скорости сто километров в час проезжать по узким улочкам, то сидящим в машине бывает, конечно, невесело.

Я взглянул на часы. Через две минуты мне нужно было явиться к майору Кэю.

– Благодарю, – сказал я. – Это все, что меня интересовало. Даже если твой рассказ наполовину преувеличен, и то он звучит достаточно страшно. Надеюсь, что у тебя по крайней мере будет приятный отпуск. Судя по всему, ты его заслужил.

Зинесон подмигнул мне.

– Все в порядке. Она смуглая, страстная и влюблена в меня до чертиков. В ближайшие две недели меня никто не увидит. Как только вы покинете Болонью, я сейчас же смотаюсь.

Усевшись в машину, я подъехал к главному входу в штаб и, выйдя из нее, доложил майору Кэю.

– Подождите около машины, Чизхем. Генерал выйдет через две минуты.

Я вышел из штаба. Перед главным входом застыли, как статуи, четверо военных полицейских в белых касках. Зинесон тоже подошел к машине и стал навытяжку рядом с дверцей. Я подошел к нему и стал в такую же позу. Две минуты спустя из штаба вышли три офицера: два полковника и майор. Затем появился генерал. На нем был серый штатский костюм и белая шляпа в руке. Генерал был среднего роста, крепкого сложения, с широкими плечами. Лицо тоже было широким и имело цвет красного дерева. У него были тонкие губы и бледно-голубые глаза, блестевшие холодно и угрюмо. Генерал вяло прошел по тротуару к машине, казалось, ни на что и ни на кого не глядя, но от его взгляда ничего не укрылось. Добрых две минуты он осматривал машину со всех сторон, а потом подошел ко мне.

– Чизхем?

Его голос звучал слабо. Нужно было как следует прислушаться, чтобы понять, что он сказал:

– Да, сэр.