— Отчего же?

— Невозможно, чтобы вы помнили Мопассана. Ведь когда он умер, вы были совсем маленькой девочкой.

Мадам Смедофф, похоже, удивилась, затем стала прихорашиваться, захихикала и обернулась к девушке.

— Вы вроде бы говорили, Тамара Проковна, что он англичанин? Просто не верится! Такой же неискренний, как француз, и мрачен, точно немец. Забавно! — И все тело ее затряслось от беззвучного смеха.

Чувствуя себя довольно глупо, Кентон стал намазывать маслом кусочек хлеба. Толстуха же продолжила разговор с Тамарой, но время от времени бросала в его сторону проказливые взгляды, от которых Кентону стало совсем уж неловко, и он сидел, не отрывая взгляда от тарелки. Ему стало легче, когда в гостиную вернулся Залесхофф.

Однако присутствие этой странной мадам Смедофф все же не помешало ему сделать кое-какие выводы. Получалось, что он невольно стал союзником Залесхоффа и противником Саридзы. Тот факт, что симпатия к первому была в большой степени обусловлена жестокими, можно даже сказать, отвратительными действиями Саридзы, не подлежал обсуждению. Итак, прежде всего надо трезво оценить положение, в котором он оказался. Его разыскивает австрийская полиция за убийство Захса. Его присутствие на территории Чехословакии незаконно, а потому опасно. Он уже давно не мог как следует выспаться, и нервной системе, очевидно, нанесен огромный урон. Этот русский, Залесхофф, приложил немало усилий, чтобы избавить его от опасности, во всяком случае, в том, что касалось австрийской полиции. Чего никак не следовало допускать. Ведь он, Кентон, фактически превратился в пленника Залесхоффа, в человека, ждавшего милости от представителя Советского правительства. Эта мысль просто бесила Кентона. Нет, с Залесхоффом следует держаться твердо, предъявить ему ультиматум. Залесхофф должен немедленно выдать этого типа, Ортегу, в противном случае он, Кентон, сделает все… сделает что? Сдастся властям? Об этом не могло быть и речи. Удрать в Англию? Он думал об этом и раньше. Получается, с горечью подумал Кентон, что он не может сделать ничего. Ну разве что написать об этой своей истории в «Таймс». Он мрачно жевал бутерброд. Сам вид Залесхоффа, только что вышедшего из ванной — такого розового, посвежевшего и деловитого, — лишь усиливал чувство раздражения. Да этот человек даже со своей работой толком не справляется! Между тем негодяй и убийца Саридза готовится выехать в Бухарест и может сделать это в любой момент. А эти представители демократических сил и ухом не ведут, принимают ванну, попивают себе кофе в компании с чудаковатой старой каргой, которой самое место…

— Итак, Андреас, — холодным и насмешливым тоном начал он, — что будем делать дальше?

— А вот это, — мадам Смедофф резко развернулась в кресле и перешла на английский, — мне тоже хотелось бы знать. Что вы решили, Андреас Прокович?

Залесхофф закурил сигарету.

— Я еще ничего не решил.

Толстуха фыркнула и обернулась к Кентону.

— Вы, молодой человек, похоже, не лишены здравого смысла. Что думаете?

— Думаю, мы лишь напрасно тратим здесь время. Саридза может уйти.

— Сегодня вплоть до четырех нет ни одного поезда до Бухареста. А самолета туда же не будет до завтрашнего утра. Один из наших наблюдает за машиной Саридзы, второй засел на втором этаже отеля и следит за его номером.

— Я этого не знал.

— Разве вы не слышали? Мы же об этом говорили.

— Он не понимает по-русски, — объяснила Тамара.

Мадам Смедофф тихо хихикнула.

— Так, значит, этому бедному мальчику еще неведомо, какая я гадкая и испорченная старушенция! — И она в приступе смеха так и заколыхалась всем своим огромным телом.

— Ольга! — сердито одернул ее Залесхофф.

Она лишь отмахнулась и уставилась на Кентона. Ее маленькие сверкающие глазки, казалось, так и проникали в самую душу.

— Вот что я вам скажу, мистер Кентон, — начала она, — этот человек, Залесхофф, по-своему очень неплох, однако слабоват в стратегии. Много говорит — что касается болтовни, тут ему просто нет равных! — а вот что касается стратегии… это вам не тактика — следует различать! — ни черта не смыслит. В отличие от меня. Вот вы вошли в комнату и посмотрели на меня. И я знаю, что вы в тот момент подумали. Несмотря на преклонный возраст, подумали вы, эта дама наделена шармом, она привлекательна, есть в ней какая-то изюминка, это определенно! И все хорошенькие и неопытные девчонки просто ничто в сравнении с ней.

— Гм! — хмыкнул Залесхофф.

— Ну, признайтесь, — настаивала старуха, — ведь именно это вы и подумали, верно?

— Да, — кивнул Кентон.

Мадам Смедофф обернулась к остальным с торжествующим видом.

— Вот видите? Мне ничего не стоило поставить его в безвыходную ситуацию. Ему ничего не оставалось, кроме как солгать. И если, — задумчиво продолжила она, — я бы решила воспользоваться этим своим преимуществом, ему бы пришлось ох как не сладко!

Кентон почувствовал, что краснеет.

— Вот в чем, — торопливо продолжила она, — суть и смысл дела. Хорошую стратегию ничем не заменишь. И ваша, Андреас Прокович, попытка нападения на дом Бастаки была заранее обречена на провал.

— Да, не вышло. Но просто потому, что чертовски не повезло, — яростно возразил ей Залесхофф.

— Нет, именно обречена на провал, — продолжала стоять на своем мадам Смедофф. — Стратегия подвела. Слишком уж все грубо, прямолинейно. И вот теперь, боюсь, вы готовы совершить ту же ошибку. Пойдете в отель «Америка» и будете размахивать пистолетами перед всеми этими типами, поколотите их, свяжете, начнете искать фотографии. И я со всей ответственностью заявляю вам, друг мой, что даже если вы преуспеете в насилии, фотографий вам все равно не найти.

— Это почему же?

Мадам Смедофф поправила сползающую с плеч шаль.

— Да потому что их там нет!

— С чего вы взяли? Где ж им быть, как не там?

— Да нет их там, нет! Принимаете Саридзу за круглого дурака? А ведь он у нас далеко не дурак, нет. В одном вы оказались правы. Когда Саридза встретился с Бастаки на кабельном заводе, фотографии были при нем. Хорошо. Но вы забываете об одной вещи. О том, что ночью он видел вас на террасе. Он понимал, зачем вы туда пришли и чего хотите. А потому решил спрятать фотографии в надежном месте. Но где именно? Вот это и надо срочно выяснить. Думаю, Саридза поедет на машине. Завтра, прямо с утра.

— Почему?

— Четырехчасовой поезд крайне неудобен. Надо делать пересадку в Будапеште и довольно долго ждать, к тому же между столицей Венгрии и Бухарестом очень много остановок. Да и вообще Саридза редко ездит поездами.

— Прага — город большой. А фотографии — маленькие. Иголка в стоге сена.

— В таком случае мы должны подождать, когда Саридза отправится в путь, и последовать за ним. И если предпринимать какие-то действия, то на участке между Прагой и границей с Венгрией.

Залесхофф капризно выдвинул нижнюю челюсть.

— Не нравится мне все это!

— Мне тоже не нравится, — согласилась с ним мадам Смедофф. — Но в таком случае где, по-вашему, он мог спрятать фотографии и как их искать? Бастаки уехал, а потом вернулся с женой к себе в дом. Вскоре Саридза может отправиться в путь.

— Какой-то абсурд получается, Ольга, и вы это понимаете. Он мог оставить снимки в сейфе отеля или же на вокзале, в камере хранения. Да где угодно!

— Могу я выдвинуть одно предположение? — извиняющимся тоном спросил Кентон.

— Да, молодой человек?

— Зная, что поиски фотографий продолжатся, я бы на месте Саридзы сделал бы с них копии. Перефотографировал бы их и спрятал где-нибудь в надежном месте.

Мадам Смедофф тяжело поднялась из-за стола, подошла к Кентону и погладила его по голове.

— Вот видите, Андреас Прокович, молодой человек очень умен. Ну конечно, копии! Вам следовало бы догадаться. — Она с улыбкой смотрела на Кентона. — А теперь скажите-ка, молодой человек, к какому фотографу он мог обратиться?

— Ну, к простому фотографу он вряд ли пошел бы. Тот мог счесть все это любопытным материалом и сделать еще одну копию, для себя. Не знаю, видели ли вы эти приказы о мобилизации, Андреас. Развешаны на каждом углу, внизу красуется правительственная печать. Выглядят очень официально и достоверно.

— В том-то и проблема, — нетерпеливо произнес Залесхофф.

— Так что если Саридза хотел как-то обезопасить себя, он пошел к человеку, на которого можно положиться. Готов побиться об заклад, сейчас набор копий с этих снимков ожидает Саридзу в редакции какой-нибудь газеты. Он придет, заберет один набор и оставит другой в сейфе. Все очень просто.

— Но почему именно в редакции газеты?

— Потому что там обязательно должна быть фотостудия. Причем она всегда хорошо защищена. И люди там находятся и днем и ночью.

— Итак, — с иронией заметил Залесхофф, — фотографии находятся в редакции газеты. Чудненько! Очень ценная и полезная для нас информация. Особенно с учетом того, что этих редакций в Праге не больше пятидесяти.

Мадам Смедофф раздраженно фыркнула.

— Шевелите мозгами, Андреас Прокович! Саридза где попало оставлять снимки никогда не станет. Есть у меня одна идея.

Она многозначительно покосилась на Кентона и выплыла из гостиной.

Залесхофф вздохнул и махнул рукой — то был жест отчаяния.

— Эта старуха, — заметил он, — почему-то всегда заставляет меня почувствовать свою полную никчемность.

— А сколько ей?

— Одному Богу известно. Думаю, около восьмидесяти. Она была подругой Клары Цеткин, встречалась в Лондоне с Лениным. Однажды как-то упомянула, что познакомилась с Марксом, а потом добавила, что ей очень жаль фрау Маркс. Маркс умер в начале восьмидесятых, стало быть, Ольге глубоко за семьдесят. Но память просто фантастическая! Никогда не забывает ни лиц, ни имен, говорит на девяти языках, перевела баллады на воровском жаргоне Франсуа Вийона на современный парижский арго. Тираж составил всего пятьдесят экземпляров, и сегодня каждая книжка стоит тысячу долларов!