Это была короткая, но пламенная страсть. Через месяц они уехали в Сен-Пале, и там Селия влюбилась в Дженет Петерсон.

Дженет было пятнадцать лет. Она была миловидной шатенкой с добрыми голубыми глазами. Дженет не блистала красотой, но зато любила детей, и ей не приедалось играть с ними.

Селия мечтала вырасти и стать похожей на Дженет. Однажды она тоже наденет полосатую блузку с воротничком и галстучком и заплетет в косу такую же черную ленту. У нее, как у Дженет, будет эта загадочная вещь – «фигура»; у Дженет под полосатой блузкой была очень заметная фигура. Селия, которую Сирил дразнил «дохлым цыпленком», страстно желала пополнеть. В один распрекрасный день у нее тоже начнет оттопыриваться блузка на груди, и все остальное будет как надо.

– Мама, когда у меня появится грудь? – спросила однажды Селия.

– А тебе очень хочется?

– О да!

– Ну, когда тебе исполнится четырнадцать или пятнадцать – как Дженет.

– Ты купишь мне тогда полосатую блузку?

– Может быть. Не знаю. На мой взгляд, они не красят девушек.

Селия посмотрела на маму с упреком:

– А мне кажется, что они премилые. Ну, мамочка, пожалуйста, обещай, что купишь.

– Хорошо, обещаю, если тебе они к тому времени не разонравятся.

Ну конечно нет!

И Селия отправилась разыскивать своего кумира. К ее разочарованию, Дженет прогуливалась в компании своей французской подруги Ивонн Барбье. Селия испытала жалящий укол ревности. Она ненавидела Ивонн Барбье. Эта Ивонн была очень красива, элегантна и необычайно развита – в свои пятнадцать лет она выглядела на все двадцать. Обняв Дженет за талию, она что-то рассказывала ей по-французски.

– Беги играй, детка, – ласково сказала Дженет, заметив Селию. – Мы с Ивонн сейчас заняты.

Селия грустно побрела прочь. О, как она ненавидела эту гадкую Ивонн!

Увы, две недели спустя Дженет с родителями уехала из Сен-Пале. Ее образ быстро стерся в памяти Селии, но она по-прежнему предвкушала наступление дня, когда у нее появится «фигура».

Селии нравилось в Сен-Пале. Прежде всего, вокруг здесь были настоящие горы, хотя и не такие, какие она представляла себе раньше. Потом она до конца жизни не могла восхищаться горным пейзажем – каждый раз у нее было чувство, что ее обманули. Главной достопримечательностью и развлечением в Сен-Пале считались «воды». С утра совершалось довольно утомительное восхождение к источнику, где мама и папа стаканами пили вонючую жидкость. После этого шли покупать леденцы – крученые палочки разнообразных цветов и запахов. Обычно Селия выбирала ананасную палочку. Маме нравилась зеленая анисовая. Папа, что удивительно, леденцов не ел. С тех пор как они приехали в Сен-Пале, папа выглядел бодрым и счастливым.

– Это место мне подходит, Мириам, – говорил он. – Здесь я стал другим человеком.

– Мы пробудем в Сен-Пале сколько возможно, – отвечала мама.

Мириам тоже выглядела лучше и больше смеялась. Тревожная складка меж бровей разгладилась. Поручив Селию заботам Женни, Мириам могла теперь посвятить себя мужу.

С утренней прогулки Селия и Женни возвращались по лесным извилистым тропинкам. На особенно крутых участках пути им, к восторгу Селии и неудовольствию Женни, приходилось съезжать по склону с разрушительными последствиями для панталон.

После обеда Женни садилась за шитье. Селия шла в парк поиграть с другими детьми. Девочка по имени Мэри Хейз казалась маме самой подходящей подругой для дочери.

– Какой прелестный ребенок, – говорила мама, – так хорошо воспитана. Тебе следует подружиться с Мэри, Селия.

Увы, «прелестный ребенок» Мэри Хейз была невыносимо скучна. Селия играла с ней только тогда, когда ничего другого не оставалось. Любимой подругой Селии была маленькая американка Маргарет Пристман. Маргарет жила в одном из западных штатов и говорила с уморительным акцентом. Она научила Селию новым играм. За Маргарет присматривала няня – забавная старушка в огромной черной шляпе, хлопающей полями на ветру. Няня то и дело повторяла:

– Чтоб ты у Фанни как шелковая была, понятно?

Фанни приходила на помощь, когда девочкам случалось поспорить. Однажды она застала обеих чуть ли не в слезах, что-то горячо доказывающих друг другу.

– Ну-ка быстро рассказали Фанни, в чем дело, – скомандовала она.

– Я рассказывала Селии историю, а она говорит, что я все вру.

– Какую историю?

– Про одну бедную девочку, которая жила одна в лесу, потому что доктор забыл принести ее маме в своем черном саквояже.

– Нет-нет, – перебила Селия. – Маргарет говорит, что детей находит в лесу доктор и приносит маме. А я говорю, что их приносит ночью ангел и кладет в колыбель.

– Нет, доктор.

– Нет, ангел.

– Нет.

Фанни подняла свою большую руку:

– Слушайте меня.

Прекратив спор, они выжидающе уставились на Фанни. Ее маленькие черные умные глазки поблескивали.

– Нечего тут спорить. В Америке детей приносит доктор, а в Англии – ангел. Вот и все.

Как, оказывается, просто! Селия и Маргарет улыбнулись друг другу и забыли про недавнюю ссору.

– Чтоб вы у Фанни как шелковые были, – пробормотала няня, снова принимаясь за вязание.

– Ну тогда я доскажу мою историю, да, Селия? – спросила Маргарет.

– Конечно. А потом я расскажу тебе сказку про фею, которая жила в персиковой косточке.

6

Ужинали в Сен-Пале рано – в половине седьмого, и Селии дозволялось не ложиться спать сразу после ужина. Обычно все оставались сидеть за маленькими круглыми столиками на веранде. Один или два раза в неделю приходил фокусник.

Селия обожала фокусника. Ей нравилось его имя. Папа сказал, что его зовут иллюзионист. Селия, смакуя, медленно, по слогам повторяла про себя это слово.

Фокусник был высоким мужчиной с длинной черной бородой. Самым потрясающим из его фокусов был трюк, когда он вдруг начинал вытягивать у себя изо рта метры и метры разноцветных ленточек. В конце представления фокусник объявлял лотерею. Он пускал в «зрительный зал» большое деревянное блюдо, куда следовало положить взнос. Затем он оглашал выигрышные номера и раздавал призы: бумажный веер, маленький фонарик, горшочек с бумажными цветами. Дети всегда выигрывали. Селии мучительно хотелось получить бумажный веер, но она так его и не выиграла. Зато дважды ей доставался фонарик.

Однажды папа спросил:

– Хочешь поехать на вершину вон той горы? – Он указал на гору за гостиницей.

– Я? На вершину?

– Ну да. Верхом на муле.

– А кто это – мул?

Папа объяснил, что мул – это осел и лошадь вместе. Селию необычайно взволновало предстоящее приключение.

– Ты уверен, что это безопасно, Джон? – сомневалась мама.

Папа был совершенно уверен.

Решили, что поедут папа, Сирил и Селия.

– Что – и плаксу берем? – возмутился Сирил.

Участие Селии задевало его мужскую гордость. Это серьезная экспедиция, женщины и дети должны оставаться дома.

Рано утром Селия была уже готова и наблюдала с балкона, как ведут мулов. Они появились из-за угла и неспешно приближались – крупные животные, скорее лошади, чем ослы. Селия, радостно-возбужденная, помчалась вниз. Маленький смуглый человек в берете разговаривал с папой. Он говорил, что с petite demoiselle[13] ничего плохого не случится, он сам будет за ней присматривать. Это был их проводник. Папа и Сирил сели на своих мулов. Проводник, подхватив Селию, тоже усадил ее в седло. Как высоко, подумала она. Но так здорово!

Тронулись в путь. Мама с балкона махала им рукой. Селию, которая чувствовала себя совершенно взрослой, распирало от гордости. Рядом бежал проводник, тараторя по-французски. Из-за сильного испанского акцента Селия не понимала, что он говорил.

Поездка проходила замечательно. Путешественники поднимались по зигзагообразным горным тропинкам, которые становились все круче и круче. Потом они ехали вдоль отвесной скалы над пропастью. Мул Анисид, на котором сидела Селия, почему-то норовил пройти по самому краю. «Какое странное имя для лошади», – думала Селия.

В полдень они достигли вершины и увидели маленький домик, а перед ним – стол. Не успело все общество устроиться за столом, как из домика вышла женщина и подала им обед. Все было очень вкусным: омлет, жареная форель, сыр и хлеб. В домике, кроме женщины, жил еще огромный лохматый пес, с которым Селия немного поиграла.

– C’est presque un Anglais, – сказала женщина, – il s’appelle Milor[14].

Добродушный Милор позволял Селии делать с собой все, что ей хотелось.

Наконец папа, взглянув на часы, объявил, что пора трогаться в обратный путь. Подошел улыбающийся проводник: у него было что-то в руке.

– Посмотрите, что я поймал, – сказал он.

Двумя пальцами он держал прекрасную большую бабочку.

– C’est pour Mademoiselle[15].

И не успела Селия понять, что сейчас произойдет, он извлек откуда-то булавку и ловко пришпилил бабочку к тулье ее соломенной шляпы.

– Voilà que Mademoiselle est chic![16] – сказал он, отступая назад, чтобы полюбоваться своей работой.

Путешественники сели на мулов, и спуск начался.

Селия была несчастна. Она чувствовала, как бьются о ее шляпу крылья. Наколотая на булавку бабочка жила! Это было ужасно. Крупные слезы скатывались по щекам Селии.

Наконец папа заметил: