– Надо же, а я думала, здесь железная дорога.

Еще был сон о том, что за их садом нет этого уродливого дома из красного кирпича, а тоже начинается поле. Но в самом увлекательном сне Селия видела потайные комнаты в своем собственном доме. Иногда, чтобы попасть в такую комнату, требовалось пройти через кладовую, иногда – через папин кабинет. Комнаты были всякий раз новые, но в то же время как будто прежние, так что Селия узнавала их, когда ей опять снился этот сон. И всякий раз, обнаружив потайную комнату, она приходила в восторг.

Еще был кошмар – про Стрелка, в напудренном парике и красно-синей униформе. Самое жуткое, что у него выше локтя не было рук – одни обрубки. Увидев его, Селия с визгом просыпалась и тотчас оказывалась в своей комнате, где была няня, где было все хорошо. Селия боялась Стрелка вовсе не потому, что он мог застрелить ее, – Стрелок не носил ружья. Но выражение его каменного лица и неподвижных, с металлическим блеском глаз было до того зловещим, что он представлялся Селии воплощением самого ужаса.

Еще Селия обожала мечтать. Никто и не догадывался, что на прогулке она не просто бредет по дороге, а скачет на белой верховой лошади. (Имея смутное представление о верховых лошадях, она воображала некое животное величиной со слона.) Балансируя на узком кирпичном бордюрчике у огуречной теплицы, Селия на самом деле шла по краю обрыва над бездонной пропастью. Она могла быть принцессой, герцогиней, нищенкой или прислугой. Селия постоянно пребывала в своих выдуманных мирах, и взрослые считали ее «хорошей девочкой», потому что она всегда тихо играла сама где-нибудь в уголке, не надоедая им просьбами. В куклы Селия играла неохотно и только из чувства долга, то есть когда предлагала няня.

– Такая хорошая девочка, – говорила няня. – У нее, правда, совсем нет фантазии, но что поделать – нельзя же иметь все сразу. Вот мастер Томми – старший сын капитана Стреттона – тот просто изводил меня вопросами.

Селия редко спрашивала о чем-либо старших. Все интересное заключалось внутри, в ней самой, а внешний мир не возбуждал ее любопытства.

5

После одного случая в апреле Селия стала бояться всего на свете.

Они с няней отправились за первоцветами. День был чудесный: солнце припекало, в ярко-голубом небе плыли редкие облачка. Они прошли вдоль железной дороги (там во сне текла река), поднялись на холм, где была небольшая рощица и желтел ковер из первоцветов. Первоцветы чудесно пахли – их аромат слабо отдавал лимоном. Селия очень любила этот запах. Нарвав уже по охапке цветов, они все не могли остановиться.

И вдруг (как в ночном кошмаре про Стрелка) в роще раздался грубый хриплый голос:

– Эй, вы! Что это вы здесь делаете?

Голос принадлежал большому краснолицему человеку в бриджах. Он злобно пялился на них.

– Это частное владение. Посторонним сюда вход воспрещен!

– Простите, я не знала, – сказала няня.

– Убирайтесь отсюда! Немедленно!

И когда они пошли прочь, страшный голос несся им вслед:

– Если через три минуты вы не уберетесь из леса, я вас заживо сварю!

Селия бежала, спотыкаясь и таща за руку упирающуюся старушку-няню. Почему няня не торопится? Он же поймает их. Они будут вариться в огромном котле! Селия задыхалась и дрожала от ужаса. Он приближается, сейчас он их схватит – и сварит… Она почти теряла сознание. Быстрее же!

Наконец они вышли на дорогу. Из груди Селии вырвался глубокий вздох.

– Все, теперь не поймает, – пробормотала она.

Няня с изумлением смотрела на девочку, пораженная мертвенной бледностью ее лица.

– Что с тобой, детка? Неужели ты испугалась этого человека? Поверила, что он нас сварит? Но он же пошутил! Разве ты не поняла?

Селия, как и все дети бессильная перед обманом взрослых, покорно согласилась:

– Да, няня, он пошутил.

Но еще долго она не могла оправиться от страха, и этот эпизод навсегда врезался ей в память. Она знала, что это была не шутка.

6

Когда Селии исполнилось четыре года, ей подарили кенара по кличке Голди. Он быстро стал ручным и мог полдня просидеть, как на жердочке, на пальце у хозяйки. Селия очень его любила и кормила конопляными семенами. (И сама их тоже ела немерено.) Голди стал ее товарищем по воображаемым играм. Селия представляла, что она королева, а кенар – ее сын, принц Голди, и они вместе путешествуют по миру и с ними происходит много всего интересного. Принц Голди был красавцем и носил платья золотого и черного бархата.

Позже для Голди купили подругу Дафну – невзрачную и неловкую коричневую канарейку, чуть ли не в два раза больше Голди. Дафна не стала такой же ручной, она проливала воду из блюдца и опрокидывала предметы, на которые садилась, за что папа прозвал ее Сюзанной.

Иногда Сюзанна забавы ради шуровала прутиком в клетке у птичек, чтобы «посмотреть, что они будут делать». Канарейки боялись ее и при приближении горничной от страха начинали биться о прутья клетки. Сюзанна любила дурацкие шутки. Найдя в мышеловке мышиный хвост, она покатывалась со смеху.

Сюзанна обожала Селию и даже пробовала играть с ней. Она пряталась за занавеской, а потом выскакивала оттуда с воплем «Бо!», что Селия находила довольно глупым. Признаться, шумная и неповоротливая Сюзанна ей не очень нравилась. Не то что миссис Раунсуэлл, кухарка. Раунси, как Селия называла ее, была огромной, величественной женщиной, олицетворением самого спокойствия. Невозможно было себе представить, чтобы она суетилась или спешила. По кухне она двигалась неторопливо, с достоинством исполняя ритуал приготовления пищи. Стол она накрывала строго в назначенное время. Раунси была лишена воображения. Всякий раз, когда мама спрашивала, что она собирается приготовить на обед, Раунси неизменно отвечала:

– Цыпленка и имбирный пудинг, мэм.

Несмотря на то что Раунси умела готовить суфле, рагу, волован[1], все виды тортов и пирожных и самые изысканные французские блюда, ничего, кроме цыпленка и имбирного пудинга, она не предлагала.

Селия любила ходить на кухню. Кухня, как и сама кухарка, поражала ее величиной, чистотой и тишиной. Челюсти миссис Раунсуэлл, царящей в этом пространстве и чистоте, беспрерывно двигались – она не переставала есть. Кусочек того, кусочек этого, и так все время.

– И зачем же вы пришли, мисс Селия? – вопрошала Раунси.

И с загадочной улыбкой шествовала к шкафчику, открывала жестяную банку, и в сложенные ковшиком руки Селии сыпались изюм, курага или миндаль. Иногда она получала ломтик хлеба с патокой, или кусочек клубничного пирога, или еще что-нибудь.

Селия мчалась со своим лакомством в дальний угол сада. Там, под садовой стеной, среди кустов, она превращалась в принцессу в изгнании, которую под покровом ночи верные друзья снабжают пропитанием.

Наверху в детской сидела за шитьем няня. Хорошо, что в саду нет прудов, колодцев и других опасностей, и мисс Селия может там спокойно играть, в то время как она, няня, сидит себе, шьет и вспоминает. Она с нежностью думала о маленьких Стреттонах – сейчас они все взрослые, о мисс Лилиан – она уже невеста, о мастере Родерике и мастере Филе – оба учатся в Винчестере… Память возвращала ей чудесные годы, когда ее воспитанники были детьми…

7

Однажды случилось страшное – исчез Голди. Он был таким ручным, что дверцу его клетки оставляли открытой. Кенар порхал по детской, садился на голову няни и принимался теребить ее чепец. Няня ворчала:

– Ну-ну, мастер Голди, перестаньте. Так не годится.

Тогда он, перелетев к Селии на плечо, брал семечко у нее из губ. Голди был совсем как испорченный ребенок: если на него не обращали внимания, он, сердясь, громко и обиженно верещал.

И в одно ужасное утро Голди пропал. Окно детской было распахнуто. Голди, наверное, вылетел на улицу.

Селия проплакала до вечера. Тщетно мама и няня пытались ее утешить.

– Он вернется, деточка.

– Он просто решил погулять. А мы повесим его клетку за окно, чтобы он ее видел и не потерялся.

Все было впустую. Большие птицы заклевывают канареек до смерти – кто-то говорил Селии об этом. Мертвый Голди лежит где-то под кустом, и его не вернешь. Она больше никогда не почувствует, как маленький клювик нежно пощипывает ее щеку. Слезы лились сплошным потоком. Селия отказалась от обеда и от ужина. Клетка за окном оставалась пустой.

Наконец подошло время сна. Всхлипывая, Селия лежала в своей белой кроватке. Рядом сидела мама. Селия крепко сжимала мамину руку. Она не хотела, чтобы рядом была няня, сказавшая, что папа купит ей другую птичку. Мама же все понимала. Селии нужна не просто птичка – есть же Дафна, – а Голди, ее Голди! Она любила Голди, и вот теперь его заклевали до смерти. Она еще сильнее стиснула мамину руку. В ответ мама накрыла ее пальчики другой рукой.

И тут в тишине, нарушаемой только прерывистыми вздохами Селии, раздался легкий шорох маленьких крыльев.

Мастер Голди спорхнул вниз с карниза, где он спокойно просидел целый день. Селия на всю жизнь запомнила невообразимую радость того волшебного момента.

С тех пор в семье повелось ссылаться на этот случай, когда кто-то начинал слишком беспокоиться:

– А помнишь, что было, когда Голди сидел на карнизе?

8

Кошмар про Стрелка стал еще страшнее.

Сон начинался хорошо, даже счастливо, как будто праздник или пикник. И вдруг, в разгар веселья, Селии становилось не по себе. Что-то было не так. Что? Ну конечно, Стрелок. Но теперь он не был собой, а был одним из гостей.