Дермот был взвинчен. Войдя в спальню, он игриво, как послышалось Селии, спросил:

– Как делишки?

В другое время Селия поняла бы, что игривость его мнимая, но сейчас ее будто ударили по лицу. Она повернулась навзничь и зарыдала.

Дермот извинялся и старался объяснить.

Под конец Селия уснула, держа его за руку. Убедившись, что она вправду спит, он с облегчением отнял у нее свою руку и пошел в детскую. Джуди пила молоко. Она радостно замахала отцу ложкой.

– Привет, па. Во что будем играть? – Джуди не любила терять времени.

– Во что-нибудь не слишком шумное. Мама спит.

– Давай в лото?

И они стали играть в лото.

2

Жизнь шла по-прежнему, хотя и не совсем.

Внешне Селия не выказывала своего горя. Но внутри у нее словно что-то сломалось. Она была как часы с испорченной пружиной. Дермот и Джуди чувствовали перемену и были ею недовольны.

Через две недели после похорон Мириам Дермот сказал, что хочет пригласить на выходные друзей. Селия, не успев осознать, что делает, закричала:

– Нет, только не сейчас! Я этого не вынесу.

Впрочем, она немедленно раскаялась, просила у Дермота прощения и говорила, что, мол, конечно, пусть его друзья приезжают. Они приехали, но визит прошел без особого успеха.

Несколько дней спустя Селия получила письмо от Элли. Письмо ее неприятно поразило.

«Дорогая Селия, – писала Элли. – Я считаю, что должна сообщить тебе (прежде чем до тебя дойдут слухи), что Том сбежал с девушкой, которую мы встретили на пароходе по пути в Индию. Я пребываю в ужасном горе и расстройстве. Наш брак был таким счастливым, Том обожал детей. Все произошло как в дурном сне. Сердце мое разбито, и я не знаю, что теперь делать. Том был идеальным мужем, мы даже ни разу не поссорились».

Селию очень опечалили неприятности подруги.

– Сколько на свете горя, – сказала она Дермоту.

– Какой мерзавец, должно быть, этот ее Том, – заметил Дермот. – Знаешь, Селия, ты, кажется, считаешь меня эгоистом, но ведь бывают мужья и похуже. Согласись, что я хороший, надежный, верный муж. Разве не так?

Было что-то комичное в его словах. Селия рассмеялась и чмокнула его в нос.

Еще через три недели Селия поехала домой, взяв с собой Джуди. Предстояло пересмотреть и разобрать все вещи в доме. Селия испытывала ужас перед этой задачей, но, кроме нее, некому было этим заниматься. Войти в дом и не увидеть приветливой маминой улыбки казалось ей немыслимым. Если бы только Дермот мог поехать с ней! Дермот пытался подбодрить ее в своей оригинальной манере:

– Это развлечет тебя, Селия. Ты найдешь много интересных вещей, о которых совсем забыла. В это время года там особенно хорошо. Смена обстановки пойдет тебе на пользу. А мне нужно быть на работе.

Дермот нес какую-то чушь. Он знать ничего не хотел о том, как она страдает. Он шарахался от горя, как пугливая лошадь. Селия разозлилась на него впервые в жизни.

– Ты говоришь так, будто я еду на каникулы! – закричала она в гневе.

– Ну, вроде того, – пробормотал он, пряча глаза.

Нет, он не добрый, он жестокий и бездушный, думала Селия. Страх и одиночество тисками сжали ей сердце.

Каким холодным стал мир без мамы!

3

Следующие несколько месяцев были для Селии полны хлопот.

Прежде всего предстояло решить, что делать с маминым домом – продать или оставить. Дом находился в плачевном состоянии, поскольку у мамы не было денег для ремонта. Требовалась большая сумма, причем немедленно, иначе дом грозил рухнуть. В любом случае, пока он не будет отремонтирован, на него не найдется покупателя.

Селию терзали сомнения.

Она бы с радостью сохранила его, но здравый смысл подсказывал, что продавать все равно придется. Дом не мог служить им жильем (даже если бы Дермот захотел), потому что находился слишком далеко от Лондона. Селия об этом и не заикалась: ценность жилья Дермот определял по наличию или отсутствию поблизости хорошего поля для гольфа.

И все же Селия сентиментально цеплялась за старый дом. Сколько усилий прилагала мама к тому, чтобы сохранить его для нее. Она сама когда-то отговорила маму от продажи. Мама думала, что здесь будут жить ее дочь и внуки…

А что думала по этому поводу Джуди? Наверное, ничего. Она, как и Дермот, была лишена сентиментальности. Такие люди живут там, где им удобно. Под конец Селия решила спросить Джуди. Селия часто чувствовала, что Джуди в свои восемь лет более разумна и практична, чем ее мать.

– Ты получишь много денег, если продашь дом, мама?

– Нет. Он очень старый и далеко от города.

– Тогда не продавай. Мы будем приезжать сюда летом.

– Тебе нравится здесь, Джуди? Или в Лодже тебе лучше?

– Нет, дома очень тесно. Я люблю жить не в коттеджах, а в больших-больших домах, как этот.

Селия рассмеялась.

Джуди была права. Лучше подождать с продажей. Может быть, люди скоро раскупят все коттеджи в пригородах и появится спрос на такие развалины в глуши. Она решила произвести лишь самый необходимый ремонт и попробовать сдать дом в аренду.

Заботы о судьбе дома отвлекали Селию от грустных мыслей. Но потом настала очередь самого страшного – предстояло разобрать вещи. Если уж пускать жильцов, то нужно сначала навести порядок. Некоторые комнаты не отпирались годами. Там хранились старые шкафы, комоды, серванты… Память о прошлом.

4

Память…

Шкафы, набитые старой одеждой… В ящиках – письма и фотографии. Вот черная лакированная шкатулка с аистом на крышке, любимая в детстве. Внутри – сложенные письма. Одно от мамы: «Здравствуй, моя драгоценная крошка…» По лицу Селии заструились жгучие слезы.

Розовое вечернее платье с бутончиком на плече – одно из первых. В последний раз она надевала его, будучи такой еще неуклюжей застенчивой дурочкой.

Письма, адресованные бабушке, – целый сундук. Должно быть, она привезла их с собой из Уимблдона. Фотография пожилого джентльмена в инвалидном кресле. Надпись: «Ваш навеки преданный поклонник» и инициалы. Ах, эти бабушкины «мужчины»! Всех видов, даже в инвалидном кресле.

Деревянная кружка с двумя котятами, которую ей на день рождения подарила Сюзанна.

Дермот сказал бы: «Зачем разбирать это старье? От него одно расстройство. Собери все и сожги». Это было бы самым разумным, но она отчего-то не могла так поступить. Ах, если бы здесь был Дермот…

Селия отперла еще несколько ящиков.

Стихи. Листы бумаги, исписанные маминым плавным почерком. Чернила совсем выцвели. Мама сочинила эти стихи в юности. Селия пробежала глазами одно стихотворение: чувствительные, высокопарные вирши, по моде того времени. Но что-то – неожиданный образ, оригинальность фразы – выдавало в них мамино авторство.

«Джону в день его рождения…»

Вот и сам папа – веселый, с бородой. Вот дагерротип, где он запечатлен серьезным безбородым мальчиком. Юность – зрелость – как загадочно и страшно. Когда, интересно, человек больше всего похож на себя? А она сама? Какой она станет в будущем?

Что ж, будущее ее вполне предсказуемо. Дермот получит повышение, они купят большой дом, заведут еще одного ребенка – или двух… Дети будут болеть. Характер у Дермота совсем испортится… Джуди превратится в бойкую интересную барышню. Она сама поблекнет и растолстеет. Эти двое станут относиться к ней с легким презрением: «Это же глупо, мама». Глупость труднее скрывать, если уходит красота. Хотя… Они достаточно долго прожили в браке, чтобы красота успела потерять значение. Теперь они уже одной крови – она и Дермот. Они породнились, оставаясь совершенно разными людьми. Она любит его за непохожесть. Пусть ей известно, как он поступит в том или ином случае, но почему он так поступает – для нее загадка. Наверное, у него такие же мысли в отношении нее. Хотя нет, он же никогда не раздумывает о поступках окружающих. Выходить замуж нужно только по любви. Она была бы счастлива с Дермотом, даже если бы они всю жизнь прожили в крошечной квартирке без кухарки и горничной. Но Дермот, конечно, этого бы не допустил. Он не из таких. В будущем они, возможно, переедут в Долтон, поближе к клубу. Ее мечта о путешествиях останется мечтой. Ей не увидеть ни Китая, ни Индии, ни Персии, где названия городов звучат как музыка – Исфахан, Тегеран, Шираз… Господи, какая тоска! И зачем ей это все – дом, муж, дети, заботы? Иногда она готова бежать от них куда глаза глядят… Маму тоже посещали подобные мысли.

В следующем ящике лежали письма. Письма ее отца к ее матери. Она развернула верхнее – написано за год до смерти.


«Милая Мириам! Я с большим нетерпением ожидаю твоего приезда. Мама чувствует себя хорошо и пребывает в прекрасном расположении духа. Зрение у нее слабеет, но она по-прежнему вяжет горы ночных носков для знакомых джентльменов.

У меня состоялась долгая беседа с генералом по поводу Сирила. Он говорит, что мальчик не глуп, но к военному делу равнодушен. С Сирилом я тоже разговаривал. Надеюсь, он задумается.

Любовь моя, постарайся приехать к пятнице, чтобы мы могли вместе отметить нашу двадцать вторую годовщину. Мне трудно выразить словами, что ты для меня значишь, моя дражайшая жена. Я не устаю благодарить Бога за то, что Он послал мне тебя. Поцелуй за меня нашу крошку.

Преданный тебе муж, Джон».


Снова слезы наворачивались на глаза.