Агата Кристи - Неоконченный портрет

Они бродили в полях и перелесках, питались бутербродами с чаем и до упаду веселились. Иногда, взбираясь на какой-нибудь холм, Селия цеплялась за Дермота и говорила шутливым тоном:

– Я люблю тебя, Дермот.

Дермот скакал по холмам, как козел, и Селия едва за ним поспевала. Он не возражал, поскольку цеплялась она за него в шутку, но выбивалась из сил всерьез.

Однажды Дермот предложил поиграть в гольф. Селия достала старые клюшки и принялась очищать их от ржавчины. Клюшки напомнили ей о Питере. Милый Питер! Нежность к нему навсегда останется в ее сердце. Питер был у нее в крови.

В глуши они отыскали не слишком дорогое поле для гольфа и стали приезжать туда по выходным. Селия играла очень плохо, и Дермот немногим лучше, зато им было весело. Впрочем, веселью довольно скоро пришел конец, потому что Дермот вознамерился научиться играть как следует. В игре, как и в работе, он неистово стремился к совершенству. Он накупил книг по гольфу и изучал их вечерами. Дома он практиковал удары. На поле они больше не играли, а до изнеможения тренировались загонять мячик в лунку. Дермот стал жить для гольфа. Селия тоже пыталась, но у нее не выходило. Дермот делал успехи, но игра Селии нисколько не улучшилась.

Она хотела, чтобы Дермот хоть немного походил на Питера, но странным образом любила его именно за то, что он другой.

3

Однажды Дермот пришел и сказал:

– Что, если в воскресенье я и Эндрюс поедем в Долтон, в гольф-клуб?

Селия ответила, что, мол, конечно, поезжай.

Он вернулся оттуда в полном восторге. Там отличное поле, и на следующей неделе Селия должна сама это увидеть. Женщины не могут играть по воскресеньям, но они просто вместе погуляют и посмотрят.

Через месяц он объявил, что хочет вступить в клуб.

– Удовольствие дорогое, но я ведь могу экономить на других вещах. В конце концов, гольф – единственное развлечение, которое у меня есть. Эндрюс и Уэстон – оба члены клуба.

– А как же я? – спросила Селия.

– Тебе нет смысла вступать в клуб. Женщины все равно не допускаются к игре по воскресеньям, а на неделе ты ведь не станешь ездить в Долтон одна.

– Я имею в виду, что же мне теперь делать без тебя по воскресеньям? Ты будешь играть с Эндрюсом и другими…

– Ну… Согласись, глупо платить членские взносы и не играть.

– Но мы же всегда проводили выходные вместе – ты и я.

– Разве ты не можешь заняться чем-нибудь другим? У тебя ведь много подруг.

– У меня никогда не было много подруг, а теперь и вообще нет ни одной. Те, что жили в Лондоне, вышли замуж и разъехались.

– Ну есть же Дорис Эндрюс, и миссис Уэстон, и другие.

– Они мне не подруги, а жены твоих друзей, а это не одно и то же. Как ты не поймешь, Дермот! Я люблю быть с тобой, я люблю гулять с тобой, играть в гольф. Я не пристаю к тебе, когда ты вечером приходишь усталый с работы, но я всегда жду воскресенья, чтобы провести его вместе с тобой. А теперь ты говоришь, что по воскресеньям тебя не будет.

И зачем эта идиотская дрожь в голосе и слезы в глазах? Селия изо всех сил старалась не заплакать. Она не хотела, чтобы Дермот снова назвал ее дурой.

Дермот был очень терпелив и последователен.

– Знаешь, Селия, это нечестно. Я никогда не мешаю тебе заниматься тем, чем ты хочешь.

– И чем же это я занимаюсь?

– Так займись. Я не стану возражать. В конце концов, когда мы поженились, мы решили, что каждый из нас будет свободен и другой не будет ему мешать.

– Мы ни о чем таком не говорили. Мы поженились, потому что любили друг друга.

– Да, правда. Но если я люблю гольф, это не значит, что я разлюбил тебя. Вовсе нет. Я люблю тебя по-прежнему. Но мужчина должен общаться с друзьями, заниматься спортом. Если бы я по воскресеньям встречался с другими женщинами, тогда было бы понятно, отчего ты волнуешься. А я просто и честно еду сыграть партию в гольф с Эндрюсом.

Она опять, наверное, говорит глупости… Желание Дермота было таким невинным, естественным. Селии стало стыдно.

Она еще не знала, как ей будет без него тоскливо по выходным. Она хотела быть Дермоту другом, а не только любовницей, и даже другом больше, чем любовницей. Раньше ей доводилось слышать мнение других женщин о том, что мужчинам женщины нужны только в постели и на хозяйстве. Выходит, они были правы? Неужели мужьям всегда скучно с женами?

Она как-то обмолвилась об этом. Дермот по привычке сказал, что думал:

– Да, Селия, мне кажется, что это правда. И женщины, и мужчины хотят дружить с мужчинами.

Вот оно что. Она вела себя глупо. Дермот был прав, а она не права. Когда Дермот услышал, что она признает свою вину, его лицо просияло.

– Ты у меня молодец, Селия. Я уверен, тебе самой это понравится. Ты найдешь себе друзей-фантазеров, таких же, как и ты. А я в этом деле бестолковый, ты же знаешь. И у нас снова будет мир. И я, наверное, буду играть только один день – субботу или воскресенье, а во второй мы с тобой будем гулять.

В следующую субботу он, довольный, уехал, а в воскресенье они отправились на прогулку. Но прежнего веселья уже не было. Селия знала, что душой Дермот в Долтоне. Уэстон пригласил его поиграть, но он отказался. Дермота раздувало от гордости и сознания своей жертвы.

Через неделю Селия сама предложила ему играть оба дня, и он с радостью согласился.

«Я должна полюбить гольф, – думала она, – или завести друзей».

Раньше Селия презирала «домашних» женщин, гордясь своей дружбой с Дермотом. Все эти наседки, погрязшие в хозяйственных заботах, испытывали лишь облегчение, когда их мужья уезжали куда-нибудь играть в гольф, потому что с их отъездом убавлялось хлопот: «Знаете, дорогая, прислуге легче убираться, когда Фреда нет дома». Мужчины – это кормильцы, но в доме от них одни неудобства.

Селия впервые поймала себя на мысли, что наседкой, наверное, быть не так уж плохо.

1

Как чудесно вернуться домой! Селия лежала, растянувшись на изумрудной траве. Земля под ней была теплая и живая. В вышине шелестел бук.

Таща за собой на веревочке деревянную лошадку, вверх по склону лужайки карабкалась Джуди. Джуди была прелестной малышкой с крепкими ножками, розовыми щечками, голубыми глазками и густыми каштановыми кудрями. Только вот от матери в ней ничего не было.

Джуди не любила сказки. Селию это невероятно огорчало, потому что она без усилий могла выдумать целый вагон сказок. Джуди совсем не умела фантазировать. Когда Селия рассказала ей о том, как в детстве она представляла реку вместо лужайки, а вместо обруча – бегемота, верхом на котором можно переплыть реку, Джуди только вытаращила глаза.

– Но здесь не река, а трава. И на обруче не ездят верхом, его катят.

Джуди решила, что ее мама в детстве была полной тупицей, раз не понимала очевидных вещей. Услышав такое, Селия оторопела. Сначала муж обвинил ее в глупости, а теперь и дочка!

В свои четыре года Джуди была полна здравого смысла, и это выбивало у Селии почву из-под ног. Она старалась выглядеть умнее в глазах дочери, но результат получался обратным.

Джуди была для Селии загадкой. Дочка отвергала все то, что мать любила в детстве. Она не могла и трех минут сама поиграть в саду, являясь в дом с сообщением, что ей скучно и нечего делать. Джуди уважала практические задачи. Дома она с удовольствием вытирала пыль, помогала заправлять постели и чистила для Дермота клюшки.

Дермот и Джуди неожиданно подружились. Хоть Дермот и считал, что Джуди слишком толстая, ему льстила ее преданность. Он разговаривал с ней серьезно, будто со взрослой. Вручая Джуди клюшку, он ожидал, что она почистит ее как следует. Когда Джуди спрашивала, хорош ли, например, домик, построенный ею из кирпичей, Дермот всегда говорил правду. Хвалил, если ему нравилось, и критиковал, если нет.

– Ты отобьешь ей охоту, – говорила Селия, – детей нужно поощрять.

Однако Джуди и не думала разочаровываться или обижаться. Она любила папу больше, чем маму, потому что ему труднее было угодить, а ей нравилось выполнять трудные задачи.

Дермот бывал груб. Он не беспокоился, если во время игр с ним Джуди получала ссадины, набивала синяки и шишки. Джуди тоже не обращала на это внимания. С мамой она играла неохотно.

Только когда она болела, она хотела, чтобы рядом была мама.

– Не уходи, мама. Посиди со мной. А папа пусть не подходит.

Дермот был вполне доволен, что больная Джуди не требует его присутствия. Он не выносил больных. При виде больных и несчастных он злился и терялся.

Джуди, как и Дермот, не любила, когда к ней прикасались, целовали или брали на руки. Один поцелуй перед сном от мамы она еще могла стерпеть, но не более того. Папа никогда ее не целовал.

Джуди отлично ладила с бабушкой. Мириам восхищалась ее энергией и сообразительностью.

– Она очень умная, Селия. Схватывает все на лету.

Мириам учила Джуди читать и писать, и обе получали большое удовольствие от уроков.

Но сердце Мириам было навсегда отдано Селии. Они любили друг друга сильнее, чем прежде. Когда Селия приезжала домой, она встречала маленькую пожилую женщину, грустную и поблекшую. Через день или два мама будто воскресала, на щеках играл румянец, в глазах появлялся блеск.

– Вернулась моя девочка, – весело и нежно повторяла она.