И еще были маленькие Пайны.

Гнусавые толстушки, младше Селии. Дороти и Мейбл. Единственным, что занимало их в жизни, была еда. Они вечно переедали и перед уходом их тошнило. Иногда Селия ходила к ним обедать. Мистер Пайн был тучным мужчиной с красной физиономией, его жена — высокой, костлявой, с чудной смоляной челкой. Они были очень друг к другу привязаны и тоже любили поесть.

— Персивал, очень вкусная баранина, очень и вправду вкусная.

— Еще кусочек, дорогуша. Дороти, еще кусочек?

— Спасибо, папочка.

— Мейбл?

— Нет, папочка, спасибо.

— Ну, что такое? Баранина очень вкусная.

— Надо похвалить Джайлса, дорогой. (Джайлс был мясником).

Ни Пайны, ни Мейтланды не оставили в жизни Селии особого следа. По-прежнему самыми интересными были для нее те игры, в которые она играла одна.

Как только Селия стала прилично играть, она долгие часы проводила в классной комнате, перебирая старые, обтрепанные и пыльные, кипы нот и читая их. Старые песни: «Вниз по долу», «Песня о сне», «Мы со скрипкой». Она пела их, голос ее взмывал ввысь и звенел как колокольчик.

Она очень гордилась своим голосом.

Маленькой девочкой она заявила, что выйдет замуж за герцога. Няня не возражала против такого намерения, но только при условии, что Селия научится быстрее съедать свой ужин.

— Потому что, лапочка, в благородных домах дворецкий заберет твою тарелку еще до того, как ты успеешь все съесть.

— Заберет?

— Да, в благородных домах приходит дворецкий и забирает тарелки, поели люди или нет.

После чего Селия наспех проглатывала еду и начинала готовиться к жизни герцогини.

Теперь она впервые поколебалась в своем намерении. Может, она все-таки и не выйдет замуж за герцога. Нет, она станет примадонной — такой, как Мельба.

По-прежнему большую часть времени Селия проводила одна. Хотя к ней приходили на чай Мейтленды и Пайны, они казались ей менее всамделишними, чем ее «девочки».

А «девочек» Селия создала в своем воображении. Она знала о них все: как они выглядят, во что одеваются, что чувствуют и что думают.

Первой была Этельред Смит — высокая и очень смуглая и очень-очень умная. К тому же прекрасно умела играть. Она вообще все умела. У нее была «фигура» и она умела одеваться — носила полосатые блузки. У Этель было все, чего не было у Селии. Она олицетворяла собою идеал Селии. Потом была Энни Браун. Лучшая подруга Этель. Белокурая и нерешительная и «хрупкая». Этель помогала ей готовить уроки, а Энни во всем слушалась Этель и восхищалась ею. Следующей появилась Изабелла Салливен, с рыжими волосами и карими глазами, красивая. Была она богатой, гордой и противной. Всегда была уверена, что обыграет Этель в крокет, но Селия делала так, чтобы этого не случилось, хотя порою чувствовала себя премерзко, когда намеренно заставляла Изабеллу пропускать шары. Элзи Грин была ее кузиной — бедной родственницей. Она была темнокудрая, голубоглазая и очень веселая.

Элла Грейвс и Сью де Вит были намного младше, им было по семь лет. Элла была очень серьезной и очень прилежной, волосы у нее были каштановые и густые, а лицо — самое обыкновенное. Она то и дело получала призы за арифметику, потому что занималась старательно. А Сью была очень светленькая — Селии все не удавалось установить, как та выглядит и какой у нее характер. Вера де Вит, сводная сестра Сью, была самой романтической в школе. Ей было четырнадцать лет. У нее были волосы цвета соломы и глаза цвета незабудок. Ее прошлое было окутано тайной — лишь в конце Селия узнала, что при рождении ее подменили и что на самом-то деле она была леди Верой, дочерью одного из самых знатных аристократов в государстве. Была там и новенькая девочка — Лена, и больше всего Селии нравилось играть в то, как Лена приходит в школу.

Мириам смутно догадывалась о существовании «девочек», но никогда ничего не спрашивала, и Селия была ей за это очень благодарна. В сырую погоду «девочки» устраивали концерт в классной, каждая должна была исполнить что-то свое. Селию разбирала досада от того, что когда она играла за Этель и хотела сыграть особенно хорошо, пальчики ее путались, а когда играла за Изабель, которой давали самые трудные пьески, все шло как по маслу. «Девочки» играли также и в криббидж, и опять Изабель везло, что раздражало Селию.

Когда Селия приезжала погостить к бабушке, та порой водила ее на спектакль в Музыкальную комедию. Они ехали до станции на извозчике, дальше поездом до вокзала Виктория и потом на обед — в Магазин армии и флота, до которого тоже добирались на извозчике; в этом магазине, в продовольственном отделе, бабушка совершала множество покупок по длинному списку, и ее всегда обслуживал один и тот же старичок. Потом они поднимались в ресторан и обедали, заказывая напоследок «маленькую чашечку кофе, но в большой чашке», чтобы можно было долить побольше молока. А потом шли в кондитерский отдел и покупали полфунта шоколадных конфет с кофейной начинкой и уж тогда садились на извозчика и ехали в театр, и бабушке все это доставляло ничуть не меньшую радость, чем Селии.

Часто после спектакля бабушка покупала Селии партитуру. Это открывало для «девочек» новые широкие возможности. Теперь они становились звездами музыкальной комедии. У Изабеллы и Веры было сопрано, голос Изабеллы звучал сильнее, зато у Веры — мелодичнее. У Этель было великолепное контральто, у Элси — тоненький прелестный голосок. Энни, Элле и Сью доставались небольшие роли, но у Сью постепенно развился голос, и ей стали давать партии субреток. «Сельская девушка» была любимым мюзиклом Селии. «Под кедрами гималайскими» казалась ей самой прекрасной арией на свете. Она пела ее и пела — до хрипоты в голосе. Вере досталась роль принцессы, поскольку она могла ее спеть, а роль героини — Изабелле. «Сингали» была другой любимой опереттой, потому что в ней была хорошая партия для Этель.

Мириам, страдавшая головными болями, — а спальня ее находилась как раз под той комнатой, где стоял рояль, — в конце концов запретила Селии играть больше трех часов подряд.

2.

Сбылась детская мечта Селии. Появилось у нее платье с гофрированной юбочкой, и она стала оставаться после занятий специально для «танцев с юбочкой».

Теперь она вошла в круг избранных. Не надо будет больше танцевать с Дороти Пайн, у которой было всего-навсего обыкновенное белое платье, в таких ходят в гости. Девочки в платьях с гофрированными юбочками танцевали только друг с другом — если, конечно, им не хотелось проявить «доброту». Селию поставили в пару с Джейнет Мейтланд. Джейнет танцевала прекрасно. Они сговорились всегда танцевать вальс вместе. Стояли они вместе и на выходе, но тут их иногда разлучали, поскольку Селия была на полторы головы выше Джейнет, а мисс Макинтош нравилось, чтобы пары выглядели симметрично. Поскольку было модно танцевать с малышней. Старшие девочки выбирали себе малюток. Шесть девочек оставались для «танцев с юбочкой». Селии было очень горько от того, что ее ставили во второй ряд. Ладно — Джейнет — тут Селия не возражала, потому что Джейнет танцевала лучше всех, но Дафна танцевала скверно и ноги у нее часто заплетались. Селия считала, что так нечестно, но ей и в голову не пришло, почему мисс Макинтош так делала, — да потому, что в первый ряд ставили девочек ростом пониже, а более высоких — во второй.

Мириам волновалась, как и Селия, решая, какого цвета сделать гофрированную юбочку. Они долго и горячо обсуждали это, не упуская из виду того, во что будут одеты другие девочки, и в конце концов выбрали цвет пламени. Больше ни у кого такого платья не было. Селия пришла в восторг.

С тех пор, как умер муж, Мириам редко выезжала и редко принимала гостей. Она поддерживала связь только с теми, у кого дети были возраста Селии, да еще с несколькими старыми друзьями. Однако та легкость, с какою она оказалась «вне круга», ее немножко огорчала. Вот что значит деньги! Где все те люди, которые не могли нахвалиться ею и Джоном! Теперь они едва вспоминали об ее существовании. О себе она не очень беспокоилась — она была всегда застенчива. Только ради Джона становилась общительной. Он любил, чтобы в доме бывали гости, любил выезжать. Он даже и не догадывался, что Мириам это просто ненавидела, — так хорошо исполняла она свою роль. Теперь от этого она была избавлена, но ей было обидно за Селию. Когда девочка подрастет, ей нужно будет общество.

Вечера, которые они проводили вместе, были самой счастливой порой и для матери и для дочери. Ужинали они рано, в семь часов, а потом шли наверх, в классную, и Селия вышивала, а мать ей читала. Чтение вслух нагоняло сон на Мириам. Голос ее делался странным и хриплым, она начинала клевать носом.

— Мамочка, — с неодобрением говорила Селия, — ты сейчас уснешь.

— Нет, нет, — возмущалась в ответ Мириам. Она садилась в кресле очень прямо и страницы две-три читала ясно и отчетливо. Потом вдруг говорила:

— По-моему, ты права. — И захлопнув книгу мгновенно засыпала.

Спала она минуты три. Потом просыпалась и с новой энергией принималась за чтение.

Иногда Мириам вместо чтения рассказывала истории из своей же жизни. О том, как она, дальняя кузина, приехала жить к бабушке.

— Мама моя умерла, и после ее смерти денег не было, бабушка была очень добра и предложила меня удочерить.

Она, пожалуй, немного суховато отозвалась о доброте бабушки — была эта сухость не в словах, а в тоне. Таилось за этим воспоминание об одиночестве, которое выпало в детстве, тоска по родной матери. А потом она заболела и вызвали врача, который сказал: «Ребенка что-то мучает». — «Ну, нет, — решительно возразила бабушка, — она вполне счастливая и веселая крошка». Врач ничего не сказал, но когда бабушка вышла из комнаты, подсел на кроватку и стал говорить с Мириам тепло и доверительно: она вдруг не выдержала и призналась, что ночами подолгу плачет, лежа в постели.