Дороти Л. Сэйерс - Неестественная смерть

Не то чтобы Паркер мысленно выражался столь высокопарно. Он просто подумал: «Десять к одному, что она отправилась в Лондон. Всем им кажется, что так безопасней».

Мисс Уиттакер, конечно, хорошо знала Лондон, ведь она работала в Королевской общедоступной больнице, а следовательно, район Блумсбери был знаком ей в первую очередь. Никто лучше Паркера не знал, как редко лондонцы сходят со своих привычных персональных орбит. Если только за время работы в больнице кто-нибудь не рекомендовал ей знакомого адвоката, практиковавшего в другом районе, скорее всего, она обратилась в одну из контор Блумсбери или Холборна.

К несчастью Паркера, весь квартал так и кишел адвокатами. Грейс-Инн-роуд, собственно здание Грейс-Инн, Бедфорд-Роу, Холборн, Линкольнс-Инн — медные таблички виднелись повсюду, как грибы после дождя. Вот почему в тот жаркий июньский день Паркер чувствовал себя уставшим и сытым поисками по горло.

С нетерпеливым ворчанием отодвинув тарелку с остатками яичницы, он расплатился у стойки, вышел и направился к Бедфорд-Роу, обозначенной в его списке как очередной маршрут сегодняшних поисков.

В первой же попавшейся на пути конторе, принадлежавшей некоему Дж. Ф. Триггу, ему повезло. Секретарь в приемной сообщил Паркеру, что мистер Тригг только что вернулся с обеда, свободен и готов его принять. Входите, пожалуйста.

Мистер Тригг оказался приятным моложавым мужчиной лет сорока с небольшим. Он предложил мистеру Паркеру сесть и спросил, чем может быть полезен.

В тридцать седьмой раз Паркер начал разыгрывать свою заранее заготовленную партию:

— Я нахожусь в Лондоне временно, мистер Тригг, и некий мужчина, с которым я познакомился в ресторане, рекомендовал мне вас, когда узнал, что мне требуется юридический совет. Он представился, но я, к сожалению, забыл его имя, впрочем, это ведь не так важно, правда? А дело вот в чем. Мы с женой приехали в Лондон навестить ее двоюродную бабушку, которая весьма серьезно больна. Можно сказать, что она при смерти. Старушка, видите ли, всегда очень любила мою жену, и считалось само собой разумеющимся, что после ее смерти деньги унаследует миссис Паркер. Сумма значительная, и мы… нет, конечно, мы не ждали ее смерти, но в некотором роде рассчитывали, что это поможет нам обеспечить свою старость. Вы же понимаете? У старушки больше нет никаких родственников, поэтому, хотя она иногда и заводила разговоры о завещании, мы особо не волновались — были уверены, что так или иначе моя жена унаследует все. Но вчера речь об этом зашла у нас в беседе с одним другом, и он нас огорошил, сообщив, что принят новый закон или какой-то там еще документ, согласно которому, если двоюродная бабушка моей жены не оставит завещания, то моя жена ничего не получит. Кажется, он сказал, что все отойдет Короне. Я подумал, что такого не может быть, но жена занервничала, поскольку это затрагивает интересы и наших детей, и попросила меня проконсультироваться с юристом, так как ее бабушка может скончаться в любую минуту, а мы не знаем, подписала она завещание или нет. Вот я и хотел уточнить, каковы наследственные права внучатой племянницы в свете новых установлений.

— Полной ясности в этом вопросе нет, — ответил мистер Тригг, — но мой вам совет: выяснить, существует ли завещание, и если нет, незамедлительно позаботиться о нем, пока наследодательница дееспособна для его подписания. В противном случае есть очень реальная опасность того, что ваша жена потеряет наследство.

— Похоже, вы хорошо знакомы с этой проблемой, — улыбнулся Паркер. — Наверное, после принятия нового закона вам неоднократно приходилось иметь с ней дело.

— Я бы не сказал, что неоднократно. Не так уж часто бывает, что единственной близкой родственницей наследодателя остается внучатая племянница.

— В самом деле? Ну да, наверное. А не помните ли вы, мистер Тригг, интересовался ли кто-нибудь у вас этим вопросом летом тысяча девятьсот двадцать пятого года?

На лице мистера Тригга появилось весьма озадаченное, пожалуй, даже тревожное выражение.

— А почему вы об этом спрашиваете?

— Не волнуйтесь, мистер Тригг, можете отвечать спокойно, — сказал Паркер, доставая свое служебное удостоверение. — Я — офицер полиции и имею основания интересоваться данным вопросом. Я выдал проблему за свою личную, поскольку мне сперва требовалось ваше непредвзятое профессиональное мнение.

— Понятно. В таком случае, инспектор, полагаю, я имею право выдать вам информацию о клиенте. Ко мне действительно обращались с этим вопросом в июне тысяча девятьсот двадцать пятого года.

— Вы помните, при каких обстоятельствах?

— Очень хорошо помню. Едва ли я мог бы забыть их — вернее, их последствия.

— Интересно. Пожалуйста, расскажите мне все и как можно подробнее.

— Разумеется. Одну минуту. — Мистер Тригг выглянул за дверь и сказал: — Бэдкок, я буду занят с мистером Паркером, никого не принимать. Итак, мистер Паркер, я к вашим услугам. Хотите закурить?

Паркер принял предложение, раскурил свою видавшую виды вересковую трубку и стал попыхивать ею, между тем как мистер Тригг, прикуривая одну сигарету от другой, разворачивал перед ним весьма занятную историю.

— Думаю, — начал мистер Тригг, — это случилось пятнадцатого или шестнадцатого июня тысяча девятьсот двадцать пятого года. Ко мне зашла дама, интересовавшаяся точно тем же вопросом, что и вы, только она представилась подругой заинтересованного лица, имени которого не пожелала раскрыть. Да, я могу довольно точно ее описать. Высокая и статная, с очень чистой кожей, темными волосами и голубыми глазами — привлекательная девушка. Помню, у нее были красивые брови, почти прямые, довольно бледный цвет лица и наряд какой-то летний, но очень элегантный — кажется, вышитое льняное платье, я не знаток в подобных вещах — и белая соломенная шляпа с широкими полями.

— Похоже, вы хорошо ее запомнили, — вставил Паркер.

— Да, у меня неплохая память, но кроме того, мне довелось встретиться с этой дамой еще несколько раз, как вы сейчас услышите. В тот первый визит она — почти так же, как и вы, — сообщила мне, что не живет в Лондоне и что ей меня рекомендовал случайный знакомец. Я ответил, что не люблю давать советы навскидку. Закон, как вы, вероятно, помните, тогда только-только прошел последнее чтение, и я еще недостаточно его изучил. По беглом прочтении я понял, что некоторые важные положения его неизбежно будут вызывать разные толкования. Я сказал посетительнице — кстати, она назвалась мисс Грант, — что хотел бы проконсультироваться со специалистом прежде, чем дать совет, и спросил, не сможет ли она зайти на следующий день. Она ответила, что сможет, встала, поблагодарила меня и протянула руку. Пожимая ее, я заметил странный шрам, который пересекал все ее пальцы с тыльной стороны, — словно когда-то она поранилась соскользнувшим инструментом вроде резца. Тогда я, разумеется, не придал этому никакого значения, но впоследствии наблюдательность моя оказалась полезной.

Мисс Грант, как договаривались, явилась на следующий день. Я успел посоветоваться с коллегой — специалистом в нужной области, и дал ей тот же совет, какой вам сегодня. Судя по всему, он ее озадачил, а может, еще и расстроил.

«Как несправедливо, — посетовала она, — что семейные деньги могут вот так просто отойти государству. В конце концов, внучатая племянница — достаточно близкое родство».

Я пояснил: если предполагаемая внучатая племянница сможет предоставить свидетелей, которые подтвердят, что покойная всегда намеревалась оставить деньги именно ей, то государство, скорее всего, уступит наследство или выделит из него соответствующую долю согласно воле покойной. Тем не менее решение будет полностью зависеть от суда, и если выяснится, что между наследодательницей и наследницей когда-либо имели место ссоры или разногласия, судья может принять решение не в пользу внучатой племянницы.

«В любом случае, — сказал я клиентке, — я не утверждаю, что внучатая племянница в соответствии с новым законом исключается из числа наследников, я только знаю, что это может произойти. Так или иначе, до вступления закона в силу остается еще полгода, и может случиться всякое».

«Вы хотите сказать, что тетушка может умереть? — уточнила она. — Но ее физическое состояние не так уж опасно — в отличие от «умственного», как выражается ее сиделка».

Она расплатилась и ушла, а я про себя отметил, что «двоюродная бабушка подруги» вдруг превратилась в «тетушку», и решил, что эта клиентка каким-то образом лично заинтересована в деле.

— Полагаю, так и было, — согласился Паркер. — А когда вы увидели ее в следующий раз?

— Как ни странно, я случайно наткнулся на нее в декабре того же года в Сохо, когда зашел перекусить на скорую руку перед спектаклем, куда собирался. Маленькое заведение, которое я обычно предпочитаю в таких случаях, было переполнено, и мне пришлось сесть за столик, где уже сидела дама. Когда я пробормотал обычное: «У вас не занято?», она подняла голову, и я сразу же узнал ту свою клиентку.

«О, как поживаете, мисс Грант?» — приветствовал ее я. Но она весьма натянутым тоном ответила: «Боюсь, вы обознались». «Прошу прощения, — сказал я еще более натянутым голосом, — моя фамилия Тригг, и в июне вы заходили ко мне в адвокатскую контору на Бедфорд-Роу. Но если я помешал, прошу меня извинить». Тогда она улыбнулась, ответила: «Простите, я вас не сразу узнала» — и разрешила сесть за ее столик.