Дороти Л. Сэйерс - Неестественная смерть

— Понимаю.

— Очень хорошо. Итак, до 1837 года слово «потомки» ничего особенного не означало. Выражение «завещаю что-то некоему лицу и его потомкам» просто давало этому лицу пожизненное право на имущество. Ситуацию с наследованием изменил Закон о завещаниях тысяча восемьсот тридцать седьмого года.

— Только в той части, которая касалась наследства по завещанию, — уточнил мистер Мерблс.

— Совершенно верно. После тридцать седьмого года слово «потомки» в завещании стало означать «наследника по происхождению», то есть ad infinitum. С другой стороны, де-факто слово «потомки» сохранило свой старый смысл — или недостаток смысла. Ха-ха! Все пока ясно?

— Да, — ответил мистер Мерблс. — И при отсутствии завещания на личное имущество…

— К этому я как раз и подхожу, — сказал мистер Тоукингтон.

— …слово «потомки» продолжало означать «наследников по происхождению» вплоть до тысяча девятьсот двадцать шестого года, — закончил свою мысль мистер Мерблс.

— Стоп! — сказал мистер Тоукингтон. — Потомки ребенка или детей покойного, разумеется, принадлежали к «потомкам ad infinitum», но потомки людей, не являющихся детьми покойного, уже не причислялись к его потомству. И это положение оставалось в силе до тысяча девятьсот двадцать шестого года. А поскольку в новом законе не содержится никаких утверждений, его опровергающих, думаю, мы должны считать, что оно продолжает действовать. Ха! А теперь позвольте спросить! В рассматриваемом нами случае претендентка на наследство не является ни ребенком покойной, ни потомком ребенка покойной, ни ребенком покойной сестры покойной? Соответственно, согласно новому закону, она, полагаю, исключается из числа наследников. Ясно? Ха!

— Ваша мысль мне понятна, — сказал мистер Мерблс.

— Более того, — продолжил мистер Тоукингтон, — после тысяча девятьсот двадцать пятого года «потомки» по завещанию или де-факто не являются «потомками ad infinitum». По крайней мере, в законе это прописано четко, и в данной части закон 1837 года отменен. Не то чтобы это имело непосредственное отношение к нашему делу. Но это может служить обозначением тенденции современной интерпретации и влиять на ход мыслей судьи при решении вопроса о толковании термина «потомки» в свете нового закона!

— Преклоняюсь перед вашей непревзойденной эрудицией, — сказал мистер Мерблс.

— Так или иначе, — вставил Паркер, — любая неопределенность в этом вопросе порождает мотив для убийства не меньший, чем уверенность в грядущем отсутствии прав на наследство. Если даже Мэри Уиттакер только предполагала, что может потерять деньги, доживи ее двоюродная бабушка до тысяча девятьсот двадцать шестого года, она вполне могла поддаться искушению устранить ее чуть раньше — чтобы исключить сомнения.

— Это весьма вероятно, — согласился мистер Мерблс.

— Расчетливо, очень расчетливо, ха! — добавил мистер Тоукингтон. — Но вы понимаете, что все эти ваши построения зависят от того, знала ли Мэри Уиттакер о новом законе и его возможных последствиях для себя до октября тысяча девятьсот двадцать пятого года.

— Не вижу причин, по которым она не могла этого знать, — сказал Уимзи. — Сам я прочел об этом в «Ивнинг баннер», кажется, это было за несколько месяцев до того — приблизительно тогда, когда закон проходил второе чтение. И вспомнил я о той статье, когда услышал фразу об исключении из числа наследников давно пропавших дальних родственников. Мэри Уиттакер точно так же могла ее прочесть.

— А если прочла, она наверняка обратилась за консультацией к юристу, — предположил мистер Мерблс. — Кто ее адвокат?

Уимзи покачал головой.

— Не думаю, что она, имея голову на плечах, стала бы обращаться к нему, — возразил он. — Видите ли, если бы она это сделала и адвокат сообщил ей, что она, возможно, не получит ничего, если мисс Доусон либо не составит завещания, либо не скончается до января двадцать шестого года, а после этого старушка вдруг неожиданно умерла бы в октябре двадцать пятого, разве у ее поверенного не возникли бы вопросы? Это было бы неосмотрительно с ее стороны. Я думаю, она под вымышленным именем пошла к какому-нибудь стороннему юристу и задала ему кое-какие невинные вопросы.

— Скорее всего, — согласился мистер Тоукингтон. — А у вас определенный криминальный талант.

— Во всяком случае, задумай я совершить преступление, я бы действовал с разумной предосторожностью, — парировал Уимзи. — Удивительно, какие оплошности порой допускают убийцы. Но я высоко оцениваю интеллект мисс Уиттакер. Бьюсь об заклад, она-то как следует замела следы.

— А ты не думаешь, что мистер Пробин мог упомянуть об этой проблеме, когда приезжал и старался уговорить мисс Доусон составить завещание? — предположил Паркер.

— Я не думаю, — решительно заявил Уимзи, — а практически уверен, что он пытался втолковать старушке суть дела, только ее так пугала сама мысль о завещании, что она наверняка не дала ему и слова сказать. Но, по моим представлениям, старик Пробин слишком тертый калач, чтобы внушать наследнице, что для нее единственный шанс получить свои денежки — это позаботиться о том, чтобы ее двоюродная бабка не дожила до вступления в силу нового закона. Вот вы бы сказали такое кому-нибудь, мистер Тоукингтон?

— Нет, если бы сам это знал, — ухмыльнулся мистер Тоукингтон.

— Это было бы крайне непрофессионально, — согласился мистер Мерблс.

— В любом случае это нетрудно выяснить, — сказал Уимзи. — Пробин живет в Италии, я как раз собирался писать ему, но, может, лучше это сделать вам, Мерблс? И между прочим упомяните, что мы с Чарлзом хотели бы знать, как найти того, кто мог консультировать мисс Уиттакер по этому делу.

— Надеюсь, ты не забыл, — заметил Паркер, — что, прежде чем выяснять мотив убийства, обычно находят доказательства того, что таковое имело место? Пока нам известно лишь то, что после тщательных посмертных исследований два квалифицированных врача подтвердили смерть мисс Доусон от естественных причин.

— Чарлз, кончай твердить одно и то же. Мне это надоело. Ты как тот «гордый Ворон старых дней». — И он процитировал: — «…в пышной важности своей он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей, он взлетел — и сел на ней»[175]. Вот подожди, опубликую я свой эпохальный труд «Справочник убийцы, или Сто один способ причинить внезапную смерть», тогда увидишь, что меня на мякине не проведешь.

— Ну-ну, — хмыкнул Паркер.

Однако на следующее утро он отправился-таки к главному комиссару и доложил, что находит основания всерьез заняться делом Агаты Доусон.

Когда Паркер вышел из кабинета комиссара, его остановил дежурный офицер.

— Вас какая-то дама спрашивала по телефону, — сообщил он. — Я сказал ей позвонить в десять тридцать. Сейчас уже почти время.

— Как ее имя?

— Некая миссис Форрест. Она не сказала, что ей нужно.

«Странно», — подумал Паркер. Его изыскания в этой части были настолько малоплодотворными, что он практически исключил миссис Форрест из тайны гибели девицы Гоутубед — просто держал ее где-то на задворках памяти на будущее. Ему даже пришла в голову забавная мысль, что дама с опозданием обнаружила пропажу бокала и ей требуются его профессиональные умения. В этот момент, прервав эти размышления, его позвали к телефону. Звонила миссис Форрест.

— Это детектив-инспектор Паркер? Простите, что беспокою вас, но не могли бы вы дать мне адрес мистера Темплтона?

— Темплтона? — переспросил Паркер, в первый момент не сообразив, о ком речь.

— Разве фамилия того джентльмена, который приходил с вами, не Темплтон?

— Ах да, конечно. Прошу прощения, я… просто это дело ускользнуло из моей памяти. Так вам нужен его адрес?

— У меня есть кое-какая информация, которая, думаю, может его заинтересовать.

— Вот как? Миссис Форрест, вы вполне можете передать ему ее через меня.

— Не вполне, — промурлыкал голос на том конце провода. — Понимаете, вы — лицо официальное, а я предпочла бы написать мистеру Темплтону в частном порядке, предоставив ему самому решать, делиться ли с вами этой информацией.

— Понимаю. — Паркер лихорадочно соображал: Пикадилли, 110а — не тот адрес, который следовало бы сообщать миссис Форрест как адрес «мистера Темплтона». Письмо может не дойти, или, того хуже, она вздумает отправиться туда сама и обнаружит, что тамошний портье не знает никакого мистера Темплтона. Это наверняка ее насторожит, и она скроет информацию.

— Как вы понимаете, — сказал Паркер, — я не имею права сообщать адрес мистера Темплтона без его разрешения. Но вы можете ему позвонить…

— О да, конечно. Он есть в телефонном справочнике?

— Нет… Но я дам вам его личный номер.

— Большое спасибо. Еще раз простите за беспокойство.

— Никакого беспокойства. — И он назвал ей номер телефона лорда Питера.

Повесив трубку и выждав секунду-другую, он сам набрал этот номер.

— Слушай, Уимзи, — сказал он, — мне звонила миссис Форрест. Она хотела написать тебе, но я не дал ей твоего адреса, а дал номер телефона, так что, если она позвонит и спросит мистера Темплтона, не забудь, что это ты.

— Отлично. Интересно, что понадобилось от меня нашей прекрасной леди?

— Возможно, ей пришло в голову, что следует рассказать более правдоподобную историю, и она решила кое-что добавить к ней с целью усовершенствования.

— Тогда есть вероятность, что она выдаст себя: предварительный набросок зачастую бывает более убедительным, нежели окончательное полотно.