Дороти Л. Сэйерс - Неестественная смерть

— Значит, он был убит? Должно быть, это явилось страшным горем для его родителей.

— Да, сэр, страшным. Вообще все было ужасно, потому что бедный мистер Стивен, у которого всю жизнь и так все не ладилось, совсем сошел с ума и застрелился. И впрямь он должен был окончательно свихнуться, чтобы сотворить такое, но что еще хуже, он и свою дорогую жену застрелил. Вы должны это помнить, сэр, об этом тогда писали в газетах.

— Что-то смутно припоминаю, — без зазрения совести солгал Питер, чтобы не преуменьшать значения местной трагедии. — А молодой Джон, он ведь, как я полагаю, не был женат?

— Нет, сэр. Это тоже печальная история. Он был помолвлен с молодой леди — медсестрой одного из английских военных госпиталей, насколько мы знали, и собирался жениться на ней во время следующего отпуска. В те жуткие годы вообще все шло наперекосяк.

Старушка тяжело вздохнула и промокнула глаза платочком.

— Значит, мистер Стивен был единственным сыном Доусонов?

— Ну, не совсем, сэр. Еще были близняшки. Такие милые детки, но они прожили всего два дня. Они родились через четыре года после мисс Харриет — ну, той, которая вышла за мистера Джеймса Уиттакера.

— Да-да, я помню. И таким образом два семейства породнились.

— Да, сэр. Мисс Агата, мисс Харриет и мисс Клара Уиттакер вместе учились в одной школе, и миссис Уиттакер как-то раз пригласила сестер Доусон приехать к ним вместе с мисс Кларой — погостить во время каникул, вот тогда-то мистер Джеймс и влюбился в мисс Харриет. Она, на мой вкус, была не такой хорошенькой, как мисс Агата, зато жизнерадостнее и бойчее, ну и к тому же мисс Агата вообще не признавала флирта и подобных глупостей. Бывало, говорила мне: «Бетти, я собираюсь стать старой девой, и мисс Клара тоже, и мы будем жить вместе и станем счастливыми без всяких назойливых глупых мужчин». Так оно и вышло, сэр, как вы знаете, потому что у мисс Агаты, даром что она такая тихая, был очень твердый характер. Уж если она что решила, ее не переубедить — ни уговорами, ни угрозами, ни посулами — ничем! Сколько раз я пыталась, когда она была еще ребенком (я тогда помогала иногда в детской, сэр). Она могла или распалиться, или начать дуться, но даже тогда ни за что не меняла своего детского мнения.

Перед мысленным взором Уимзи возникла картинка: беспомощная больная старушка, которая стоит на своем, несмотря на все увещевания поверенного и ухищрения племянницы. Незаурядная по-своему женщина, надо признать.

— Значит, практически весь род Доусонов пресекся, надо понимать? — спросил он.

— О да, сэр. Теперь осталась только мисс Мэри, но она, разумеется, Уиттакер, а не Доусон. Это внучка мисс Харриет, единственный ребенок мистера Чарлза Уиттакера. Она тоже была совсем одна, когда переехала жить к мисс Доусон. Мистер Чарлз с женой разбились в одной из этих жутких машин — Господи, Господи! — как будто нам так было на роду написано: переживать одну трагедию за другой. Кто бы мог подумать, что мы с Беном всех их переживем?

— Не грусти, мать, — сказал Бен, кладя руки ей на плечи. — Господь оказался на удивление милостив к нам.

— Это правда. У нас трое сыновей, сэр, две дочери, четырнадцать внуков и трое правнуков. Хотите взглянуть на их фотографии?

Лорд Питер ответил, что очень хочет, а Паркер только утвердительно что-то буркнул. В течение последовавшего довольно долгого времени перед ними разворачивались подробные истории жизни всех детей и их многочисленных потомков. Как только в рассказе появлялся малейший зазор, Паркер с надеждой шептал на ухо Уимзи: «Спроси: что там насчет кузена Аллилуйи», но прежде чем тот успевал вставить вопрос, следовало продолжение бесконечной семейной саги.

— Ради бога, Чарлз, — свирепо огрызнулся шепотом Питер, когда миссис Коблинг отправилась за шалью, которую внук Уильям прислал ей аж из пролива Дарданеллы, — кончай повторять «Аллилуйя, Аллилуйя», мы не на молельном бдении!

Когда были выражены подобающие восторги по поводу заморской шали, разговор естественным образом перекинулся на дальние края, на туземцев и чернокожих, и тут лорд Питер как бы невзначай спросил:

— А кстати, у Доусонов не было каких-нибудь родственников за границей?

— Вообще-то да, — ответила миссис Коблинг с ноткой возмущения в голосе. — У мистера Генри имелся брат, мистер Пол. О нем не любили вспоминать. Он был ужасным позором для семьи. Дело в том, — тяжелый вздох, переход на почти шепот, — что он сделался папистом и ушел в монахи! (Стань этот Пол убийцей, его преступление, судя по всему, не считалось бы таким тяжким.) Мистер Генри всегда винил себя за это.

— А в чем же здесь его вина?

— Ну, как я уже говорила, жена мистера Генри, моя дорогая хозяйка, была француженкой и, разумеется, паписткой. В этой вере она выросла и другой не знала, а замуж вышла очень молоденькой. Но мистер Генри вскоре сделал ее настоящей христианкой, она отказалась от своего идолопоклонства и стала прихожанкой местной церкви. Но мистер Пол… вот он-то влюбился в одну из ее сестер, а та дала религиозный обет, как они выражались, и постриглась в монахини. Сердце мистера Пола было разбито, и тогда он переметнулся к Великой Блуднице[157] и… — снова пауза и шепот: — стал монахом. Ох и заваруха тут была! А он дожил до глубокой старости и до сих пор жив, насколько нам известно, но продолжает жить во грехе.

— Если он жив, — пробормотал Паркер, — то, вероятно, и является настоящим наследником. Он доводится Агате Доусон дядей и ближайшим живым родственником.

Уимзи нахмурился и вернулся к беседе с миссис Коблинг.

— Нет, я не мог иметь в виду мистера Пола, — сказал он, — потому что тот родственник мисс Агаты, о котором я слыхал, настоящий иностранец — по правде говоря, он весьма темнокожий, почти черный, во всяком случае, так мне говорили.

— Черный?! — в ужасе воскликнула старушка. — О нет, сэр, этого не может быть. Если только… Господи милосердный, если только не… ну да! Бен, как ты думаешь, может такое быть?.. Ну, Саймон, помнишь?

Бен покачал головой:

— Я мало что о нем знаю.

— Как и все мы, — горячо подхватила миссис Коблинг. — Он уехал давным-давно, но в семье сохранилось о нем предание. «Непутевый Саймон» — так они его называли. Он уплыл на какие-то острова, в названии которых есть слово «Индия», много лет назад, и никто не знал, что с ним сталось. Вот будет занятно, если окажется, что он женился на местной чернокожей женщине, и тогда это может быть — о Господи — его внук, если не правнук, потому что Саймон приходился дядей мистеру Генри, а это было так давно.

Уимзи испытал разочарование. Внук «непутевого Саймона», разумеется, являлся слишком дальней родней, чтобы оспаривать наследство у Мэри Уиттакер. И тем не менее он сказал:

— Как интересно. А куда именно он отправился, в Ост-Индию или Вест-Индию?[158]

Этого миссис Коблинг не знала, но помнила, что это имело какое-то отношение к Америке.

— Жаль, что мистер Пробин не живет больше в Англии. Он мог бы рассказать вам о Доусонах больше, чем я. Но в прошлом году он ушел на пенсию и уехал в Италию или еще куда-то там.

— А кем он был?

— Он был поверенным мисс Уиттакер, — сказал Бен, — а также вел и все дела мисс Доусон. Славный был джентльмен, только уж такой хитроумный — ха-ха! Никогда ничего не выдаст. Но эти адвокаты, они везде одинаковые, — добавил он лукаво, — сами вы́знают что хочешь, но ни словечка не скажут.

— Он жил в Крофтоне?

— Нет, сэр, в Крофтон-Магне, в двенадцати милях отсюда. Теперь его практика перешла к фирме «Пойнтер и Винкин», но они — люди молодые, про них я почти ничего не знаю.

Услышав к тому времени все, что могли сообщить им Коблинги, Уимзи и Паркер начали постепенно сворачивать беседу и в конце концов благополучно отбыли.

— Итак, кузен Аллилуйя — пустой номер, — сказал Паркер.

— Может, да, а может, и нет. Существование какой-то связи не исключено. Но, разумеется, кандидатура покрывшего себя позором «паписта» Пола более многообещающа. Очевидно, что птичка, которая нам нужна, — мистер Пробин. Ты понял, кто он?

— Тот самый таинственный нотариус, полагаю.

— Ну конечно. Он знает, почему мисс Доусон было необходимо составить завещание. И мы теперь направляемся прямиком в Крофтон-Магну на встречу с господами Пойнтером и Винкином, чтобы услышать, что они об этом скажут.

К сожалению, господа Пойнтер и Винкин ничего сказать не смогли. Мисс Доусон отказалась от услуг мистера Пробина и передала все свои дела новому поверенному. Фирма «Пойнтер и Винкин» никогда не имела никаких контактов с семьей Доусонов. Тем не менее они готовы охотно сообщить адрес мистера Пробина — Фьезоле, вилла «Бьянка». Им очень жаль, что они не в силах больше ничем помочь лорду Питеру Уимзи. Всего хорошего.

— Коротко и неясно, — прокомментировал итог встречи его светлость. — Что же, перекусим на скорую руку и напишем письмо мистеру Пробину, а также моему доброму другу епископу Ламберту из миссии Ориноко, чтобы получить какие-нибудь сведения о кузене Аллилуйе. Как поется в песенке: не сдавайся, улыбайся! Помнишь у Инголдсби[159]: «Ветры дуют, ветры дуют, устремляемся вперед! Ветры дуют, ветры дуют, вдаль погоня нас зовет!» А знаете ли вы Джона Пила?[160] А также: «Ты знаешь ли край, где лимонные рощи цветут?..»[161] Ну, если не знаешь, не огорчайся — ты всегда можешь помечтать о том, как отправишься туда в свой медовый месяц.

Достопочтенный прелат, епископ Ламберт из миссии Ориноко оказался человеком практичным и добрым. Лично он не был знаком с преподобным Аллилуйей Доусоном, но предполагал, что тот служил в миссии Табернакля[163] — общины английских сепаратистов[164], которая проводила весьма полезную работу в тех краях. Он пообещал связаться с лондонской штаб-квартирой этой общины и сообщить результат лорду Питеру. Спустя два часа секретарь епископа Ламберта дозвонился до миссии Табернакля и получил исчерпывающую информацию: преподобный Аллилуйя Доусон находится в Англии, и его можно найти в Степни, в здании миссии. Престарелый священник живет в очень стесненных обстоятельствах — этим фактом епископ был весьма опечален. «Нет-нет, не стоит благодарности, всю работу сделал мой исполнительный секретарь. Было очень приятно услышать вас, надеюсь, у вас все в порядке. Ха-ха! А когда же лорд Питер соизволит поужинать с епископом?»