— Что такое?

— Своего рода перефразирование вашего собственного вызывающего воинственного клича: не будьте ослом. Убийца использовал ту, другую смерть, но не для того, чтобы убийство показалось невероятным и сверхъестественным. Было слишком много пустых разговоров о «воспроизведении невозможных ситуаций» и о том, что «заставляет людей прыгать с балконов» и так далее. Ничего такого не происходило и даже не замышлялось. Разве что если вы не думаете, что виновной является Одри Пейдж.

Брайан яростно запротестовал. Доктор Фелл убрал выкуренную трубку в боковой карман и повернулся к Хатауэю:

— Если вы не верите в это, значит, не существует никакой реальной параллели между смертью Гектора Мэтьюза и убийством Евы Ферье. Позвольте зачитать вам несколько слов из заключения доктора Бутэ — полицейского хирурга, производившего вчера днем вскрытие тела миссис Ферье и вчера же ранним вечером предоставившего отчет об этом.

Пошарив во внутреннем нагрудном кармане, доктор Фелл извлек оттуда блокнот, такой же помятый и потертый, как его старый костюм из альпаки, и продолжил:

— «Нитробензол, — я цитирую Бутэ, — представляет собой светлую маслянистую жидкость, которую можно легко приобрести во Франции, особенно в приграничных районах, благодаря его широкому применению в самых различных областях. Умышленно распыленный в растворенном виде в цветах с выраженным запахом, он не может быть выявлен ни жертвой, ни кем-либо другим, подошедшим к цветам слишком близко или слишком долго вдыхающим эти испарения».

— Но ведь все это я вам уже говорил! — рванул воротник Хатауэй.

— Да, говорили. «Маловероятно, чтобы, вдыхая испарения, жертва осознавала это, — я продолжаю цитировать доктора Бутэ. — Испарения действуют медленно и со временем производят эффект, сходный с алкогольным возбуждением».

— И это я вам тоже говорил!

— «Испарения действуют медленно — отнюдь не несколько секунд, — поэтому совершенно определенно нельзя провести параллель со смертью Гектора Мэтьюза, последовавшей в результате несчастного случая».

— Ну…

— Рассмотрим другие отличия. Ни один убийца, отравивший букет роз вчера рано утром, не мог предвидеть приход Одри Пейдж и то, что за этим последовало. Миссис Ферье, как и тот уличный торговец из Стоквелла, надышавшаяся ядовитых испарений, повела себя так же, как и он. Она ругала мисс Пейдж, угрожала ей, пошла вслед за ней на балкон и при последнем спазме от яда подбежала прямо к перилам балкона. Если бы ни одна из этих вещей не произошла, вопрос балкона и не возник бы. Думаю, это очевидно.

— Конечно очевидно, — согласилась Паула. — Но что хотел сделать убийца?

— Он хотел убить ее нитробензолом, и сделать это как можно более очевидно, чтобы никто не смог его заподозрить. Этот яд ассоциировался с ее, а не с его жизнью. Ее должны были найти мертвой, лежащей на полу. Доказательство смерти от вдыхания испарений нитробензола обнаружили бы через двадцать четыре часа, что и произошло на самом деле. Таким образом, естественным предположением должно было стать то, что ее отравили тем же способом, которым, должно быть, отравили Мэтьюза. И никто никогда не раскрыл бы…

— Не раскрыл бы что?

— Мотивы убийцы, — ответил доктор Фелл. — Ему пришлось убить ее очень быстро, иначе она выдала бы его.

— Она выдала… — Паула остановилась. — Я не понимаю!

— А вы понимаете, сэр Джералд?

— Нет, не понимаю.

Доктор Фелл закрыл глаза.

— Мой друг Обертен, — сказал он, — возложил на меня такую тяжкую обязанность, которую мне до сих пор не доводилось исполнять. Я должен сделать это, хотя и мог бы отказаться. Мне очень не хотелось бы срывать еще одну маску, чтобы показать неприятное лицо человека, которого вы сами наверняка когда-либо видели. Мисс Кэтфорд, вы спрашивали, чего хотел убийца. А вас когда-нибудь интересовало, чего хотела миссис Ферье?

— Конечно нет! Или, но крайней мере…

Паула снова замолчала, контролируя себя, и в глазах ее снова мелькнул страх. Тут заговорил Брайан, сражающийся с призраками:

— Она мечтала о новой жизни и постоянно об этом говорила. «Я много страдала, и вы это знаете. У меня может начаться новая жизнь; я даже смогу вернуться на сцену, причем с триумфом!» Наверное, никто из нас никогда не забудет, с каким восторгом она это говорила, и вообще ее настроение в ту ночь в «Отель дю Рон».

Доктор Фелл, неподвижно стоявший у стола в центре кабинета, открыл глаза и поднял свою трость с набалдашником.

— Вот именно, — произнес он с какой-то яростью. — Черт побери, это уже теплее! Не забывайте об «Отель дю Рон» и ее настроении во время нашей с ней встречи. Раз уж вы вспомнили об этом, делайте следующий шаг. Она могла бы начать новую жизнь, могла быть счастлива, с триумфом вернувшись на сцену (возможно, думая так, она ошибалась), и когда все это могло произойти?

— Она сказала, что когда закончит свою книгу и очистит себя от всех подозрений, связанных со смертью Мэтьюза.

— Это все, чего она хотела? Это все, что было мечтой и блестящей иллюзией Евы Ферье? — Доктор Фелл поднял руку, опережая реплику Брайана. — Прежде чем вы ответите, прошу вас подумать об этой женщине, какой она была на самом деле, а не какой ее обычно изображают. Я прошу вас подумать о той Еве, которую вы увидели в «Отель дю Рон»: красота ее уже увяла, нервы были взвинчены до предела, она жила только в мире фантазий.

Вспомните, что произошло с ней перед этим. Ева бросилась прочь из собственного дома — этого дома, вызвав такси. Буквально перед этим она читала чей-то дневник, после чего весь ее мир лопнул, словно мыльный пузырь, а иллюзии рассыпались в прах. В страхе и гневе покинула она свой дом. Почему?

Вы все трое видели ее в ту ночь четверга, без четверти одиннадцать, когда она ворвалась в отель. На меня произвели большое впечатление ваши такие разные описания этого события, которые вы дали полиции. Ева была одета в совершенно неподходящее блестящее платье, словно она хотела завоевать чье-то расположение, и духами в этот раз от нее пахло намного больше, чем обычно. Она направилась прямо в ресторан «Отель дю Рон». Почему? — Доктор Фелл продолжал стоять, подняв руку. — «Может быть, еще не все потеряно», — думала она, продолжая жить иллюзиями. Помните ее слова: «Я хочу, чтобы все мы были друзьями!» Услышьте этот крик, которым она взывала ко всем вам, и вспомните, что Ева Ферье, так же как и любая женщина, пережившая крушение мечты, еще на что-то надеялась. Помня все это…

— Помня все это, — резко перебил доктора Хатауэй, выпятив бороду, — мы, как вы считаете, должны сделать какие-то выводы?

— Да, должны, черт побери! — рявкнул доктор Фелл, надувая щеки. — Ева Ферье не совершала преступления, но она совершила то, что люди старой закалки до сих пор считают греховным проступком. А теперь в свете указанных фактов спросите себя: какой проступок совершила Ева Ферье? И что она больше всего хотела сделать?

— Ну и что же?

— Она совершила прелюбодеяние, которое уже длилось некоторое время, — заявил доктор Фелл. — Она была полна решимости развестись с мужем и выйти замуж за человека, которого любила.

— Что за ерунда? Она любила своего мужа, — прохрипел Хатауэй.

— Сэр, — ответил ему доктор Фелл, — вы в этом уверены?

— Она нам говорила…

— О да. Если учесть, что ей с любовником надо было какое-то время поддерживать отношения, делая вид, что между ними ничего нет, ей приходилось это говорить. Вы ведь, по-моему, сами рассказывали о том, как сильно она была встревожена, когда вернулась из ресторана отеля, подошла к вам троим и стала расспрашивать кое о ком?

— Она расспрашивала о своем муже!

— О нет, — возразил доктор Фелл.

И если Хатауэй по-прежнему ничего не понимал, то Паула все прекрасно поняла. Страшно побледнев, она отвернулась, закрыв лицо руками.

— Я с почтением допускаю, — сказал доктор Фелл, бросив взгляд на приоткрытую дверь, — что все могло быть и не так. Если бы Ева действительно искала своего мужа, то ни за что не пошла бы прямо в «Отель дю Рон». Я основываюсь на факте, который хорошо известен Брайану Иннесу. — Теперь голос доктора был хорошо слышен и за пределами кабинета. — Десмонда Ферье трудно смутить, испугать или вывести из себя. Я пытался сделать это, но безрезультатно. Он испугался только вчера днем, когда Обертен слишком «нажал» на него. Тогда Десмонд Ферье случайно выдал, что место, где он любит и всегда предпочитает обедать, — «Беарн». А дальше он совершил еще один промах, назвав имя человека, предпочитающего «Отель дю Рон». Это было большой ошибкой после его неистовых попыток защитить настоящего убийцу. — Доктор Фелл говорил так громко, будто адресовал свои слова тому, кто стоял внизу лестницы. — Нам больше не нужно продолжать расследование. В руках полиции дневник убийцы. Совершенно очевидно, что это не дневник Десмонда Ферье, и, поскольку еще только один человек живет на этой вилле, не надо быть слишком проницательным, чтобы понять…

За дверью в холле прокричали команду на французском языке.

Дверь в кабинет распахнулась, и кто-то быстро пробежал мимо доктора Фелла к левому высокому окну. Стол, стоящий посреди кабинета, с грохотом упал вместе со всеми вещественными доказательствами.

Показавшийся в дверях Гюстав Обертен отдал другую команду, и двое полицейских, появившихся с обеих сторон балкона, схватили человека, выбежавшего на балкон и пытавшегося спрыгнуть с него и, как Ева, разбиться насмерть. Позже Брайан Иннес не любил вспоминать последовавшие затем крики и потасовку.

— Кажется, наша стратегия, — заметил начальник полиции, — в конце концов оправдала себя.

— Не называйте это нашей стратегией, — взмолился доктор Фелл. — Ради бога, никогда не называйте это нашей стратегией. — Несколько мгновений он, тяжело дыша, смотрел на валявшиеся на полу кабинета обрывки резиновой маски, автоматический пистолет, две книги и разбившуюся вдребезги вазу с розами. — О да, — добавил он, обращаясь ко всем присутствовавшим. — Убийца — Филип Ферье.