Вдруг она рванулась к кровати и натянула на себя простыню. Челюсть у нее отпала, открыв бледные нижние десны. Ей стоило больших усилий произнести:

― Чего вам надо?

― Не вас, Флори. Не бойтесь.

Воздух в комнате был спертый, пропитанный запахом дешевого алкоголя и духов. У кровати стояла наполовину опорожненная бутылка муската. Тряпки Флори валялись на полу, на кресле, на туалетном столике. Я догадался, что она срывала их в пьяной ярости, перед тем как окончательно отключилась.

― Кто вы? Вас прислал Джулиан?

― Ассоциация отелей наняла меня, чтобы выявлять фальшивые регистрации. ― Я не упомянул, что оставил эту работу уже десять лет назад.

Она затараторила, касаясь подбородком туго натянутого края простыни:

― Я не регистрировалась. Это все он. А потом, мы ничего не делали. Он привез меня сюда вчера вечером и напоил вином. А потом ушел, и я его больше не видела. Я ждала его полночи. А он не вернулся. Почему я должна отвечать?

― Давайте заключим соглашение. Никаких взысканий, если вы мне посодействуете.

На ее лицо легла тень подозрения.

― Что значит, посодействую?

Ее тело беспокойно заерзало под простыней.

― Просто ответите на мои вопросы. Мне нужен Десмонд. Похоже, он от вас сбежал.

― А который час?

― Половина второго.

― Половина второго дня?

― Ага.

― Точно сбежал! Он обещал меня прокатить. ― Она села на кровати, придерживая простыню на пышной груди.

― Где вы его встретили?

― Я его не встречала. На прошлой неделе он пришел в приемную доктора. Да, в прошлую среду вечером. Я как раз кончала уборку. Доктор уже ушел, то ли в библиотеку, то ли еще куда, и я там была одна.

― А где находилась миссис Беннинг?

― Наверно, наверху. Да, она была наверху со своей подружкой-негритянкой.

― Люси Чэмпион?

― Точно. Странные у людей бывают друзья. Эта Люси заглянула к ней поболтать, и они поднялись наверх. Десмонд сказал, что ему нужна именно я. Стал заливать, будто набирает санитарок на Гавайи за четыреста долларов в месяц! А я, идиотка, уши развесила! Все ему выложила про тех, на кого работаю, и он тут же пригласил меня в ресторан и давай меня охмурять и расспрашивать про миссис Беннинг и про эту Люси. А я ему сказала, что с Люси в одной люльке не лежала, чтоб все про нее знать, и с миссис Беннинг тоже. А он выспрашивает и выспрашивает: и когда она вернулась к мужу, и крашеные ли у нее волосы, и действительно ли они женаты, и всякую такую ерунду.

― И что вы ему рассказали?

― Я рассказала, как она вернулась две недели назад в воскресенье. Прихожу в понедельник на работу, а она уже там. Доктор говорит: «Познакомься с моей женой. Она была в санатории». А я думаю, вот уж не похожа на больную... ― Флори прикусила язык. ― Больше я ничего не сказала. Я догадалась, что дело попахивает шантажом, меня на удочку не поймаешь.

― Это сразу видно. А можно было еще что-то сказать?

― Нет, больше нечего. Я ничего не знаю про миссис Беннинг. Она для меня женщина-тайна.

Я изменил тактику.

― Почему она вас вчера вечером выгнала?

― Она меня не выгоняла.

― Почему вы тогда уволились?

― Не захотела больше на нее работать.

― Но вчера вы на нее работали.

― Ну да, до того как она меня выгнала... то есть до того как я уволилась.

― В субботу вы целый день были на работе?

― До шести часов. Я ухожу в шесть, если нет ничего непредвиденного. То есть, уходила.

― Миссис Беннинг никуда не отлучалась?

― Ближе к вечеру выходила ненадолго, сказала, что купит еды на воскресенье.

― Когда она ушла из дома?

― Около пяти, незадолго до пяти.

― Когда она вернулась?

― Уже после моего ухода.

― А доктор?

― Насколько я знаю, он был дома.

― Он не выходил с женой?

― Нет, он сказал, что хочет вздремнуть.

― Когда вы опять встретились с миссис Беннинг?

― Никогда.

― Вы встретились с ней в кафе «У Тома» около восьми.

― А, да. Да. Я совсем забыла. ― Она смешалась.

― Она дала вам деньги?

Флори помолчала.

― Нет. ― Но что-то заставило ее повернуться и посмотреть на красный клеенчатый кошелек на туалетном столике.

― Почему она их вам дала?

― Она ничего мне не давала.

― Сколько вы получили?

― Только расчет, ― пробормотала она. ― То, что мне были должны.

― Сколько?

― Триста долларов.

― Не многовато ли для расчета?

Флори подняла тяжелый взгляд к потолку, а потом опять вперила его в красный кошелек на туалетном столике. Она смотрела на него с таким пристальным вниманием, будто он был живой и собирался взлететь.

― Это премиальные. ― Она нашла-таки слово. ― Она дала мне премиальные.

― За что? Вы ей не нравились.

― Это я вам почему-то не нравлюсь, ― пропищала она детским голоском. ― Я не сделала ничего плохого. Не пойму, за что вы на меня взъелись.

― Вы мне страшно нравитесь, ― соврал я. ― Только дело в том, что я собираюсь раскрыть несколько убийств. Вы важная свидетельница.

― Я?

― Вы. Она покупала ваше молчание? О чем вы не должны были болтать?

― Раз я свидетельница, мне придется вернуть деньги? Мои премиальные?

― Нет, если не будете про них трепаться.

― А вы никому не скажете?

― Мне это ни к чему. За что она вам заплатила, Флори?

Я терпеливо ждал, слушая ее дыхание.

― За кровь, ― сказала она. ― Я обнаружила несколько капель крови на полу приемной. Я их стерла.

― Когда?

― В понедельник две недели назад, когда я впервые увидела миссис Беннинг. Я спросила доктора про кровь, и он сказал, что в воскресенье ему пришлось принять туриста, порезавшего палец. Я об этом больше и не думала, пока миссис Беннинг вчера мне не напомнила.

― Как та мамаша, которая заклинала детей не совать в нос горох.

― Что за мамаша? ― заинтересовалась Флори.

― Это такая сказка. Суть в том, что стоило ей отвернуться, дети тут же засунули в каждую ноздрю по горошине. Бьюсь об заклад, вы рассказали Десмонду про кровь, как только миссис Беннинг повернулась к вам спиной.

― Вовсе нет. ― По специфической скулящей интонации я сразу определил, что да. Приходится пользоваться и такими методами, когда тебе постоянно пудрят мозги.

Она увела разговор в сторону:

― Кстати, его настоящее имя не Десмонд, а Хейст или что-то вроде того. Я мельком видела его водительское удостоверение.

― Когда?

― Вчера вечером в машине.

― В «бьюике»?

― Ага. Лично я думаю, он его украл. Но я тут совершенно ни при чем. Он приехал на нем забирать меня с квартиры. И вешал мне на уши лапшу, будто он его нашел, представляете? Еще сказал, что «бьюик» стоит пять тысяч, а может, больше. Я ему сказала, что это что-то многовато для подержанной машины, а он только рассмеялся.

― Это был зелено-салатный двухдверный «бьюик-седан» сорок восьмого года?

― В годах я не понимаю. Это был «бьюик» с двумя дверцами, именно такого цвета. Он его украл, правда?

― Думаю, он действительно его нашел. Он не говорил, где?

― Нет. Но, видно, в городе. В ужин у него не было машины, а в десять часов он прикатил за мной на «бьюике». Где парень может найти машину?

― Хороший вопрос. Одевайтесь, Флори. Я отвернусь.

― Вы меня не арестуете? Я никаких беззаконий не делала... не совершала.

― Я хочу, чтобы вы попробовали опознать человека, и все.

― Какого?

― Еще один хороший вопрос.

Я подошел к окну и попытался его открыть. Жаркий вонючий воздух, закупоренный в четырех стенах, спирал мне дыхание. Рама поднялась на четыре дюйма и навеки заклинилась. Окно выходило на север, в сторону муниципалитета и отеля «Миссионер». По оцепеневшим под солнцем улицам тащились редкие пешеходы, ползли, тяжело пыхтя, редкие машины. За спиной я слышал дзиньканье дерущей волосы расчески, тихие чертыхания Флори, шуршание и щелчок эластичного пояса, легкий шорох шелковых чулок, стук каблуков по полу и шум льющейся в раковину воды.

Прямо под окном пыльный голубой автобус загружал пассажиров: беременную мексиканку со стайкой полуголых коричневых детишек, мужчину в рабочем комбинезоне, который мог быть их папашей, старика с палочкой, отбрасывавшего на тротуар трехногую тень, и двух молодых солдат, казалось заранее утомленных любыми путешествиями, по любой долине и под любым небом. Очередь медленно двигалась вперед, как пестрая змея, опьяневшая от солнца.

― Я готова, ― сказала Флори.

На ней была батистовая блузка и ярко-красный жакет. Зачесанные назад волосы открывали лицо, казавшееся более строгим под бело-красным макияжем. Она смотрела на меня с тревогой, сжимая красный клеенчатый кошелек.

― Куда мы сейчас?

― В больницу.

― Он в больнице?

― Посмотрим.

Я снес в вестибюль ее чемодан. Оказалось, что Хейс заплатил за комнату вперед. Престарелый администратор телеграммой не поинтересовался. Игроки в бридж-контракт проводили нас на улицу понимающими взглядами.

В машине Флори задремала. Я поехал через город в больницу. Улицы и дома в мареве зноя, за взвесью пыли и москитов, то и дело залеплявших ветровое стекло, представлялись мне похмельными галлюцинациями Флори. Асфальт под колесами был мягким, как плоть.

В морге стоял холод.

Глава 25

Она вышла дрожа, прижимая к груди красный кошелек, как оголенное трепещущее сердце. Я поддерживал ее под локоть. У служебного выхода она вырвала у меня руку и самостоятельно пошла к машине. Она ковыляла, увязая высокими каблуками в гравии, ослепленная ярким светом.

Когда я сел за руль, она посмотрела на меня с ужасом, как на прокаженного, и отодвинулась к противоположной дверце. Ее глаза походили на черные стеклянные шары.