Охранник ударил его по лицу.

– Потише, парень. Ты чересчур разорался.

Я встал между ними.

– Что там насчет шерифа?

– Он был на перевале, когда я вел грузовик. Сидел в своем чертовом «меркьюри» и притворился, будто не видит меня. Даже голову не повернул, когда я проезжал мимо. Теперь я понимаю, он сделал это нарочно, чтобы мне пришили убийство.

– Никто тебе ничего не пришьет, если ты говоришь правду.

– Да ну? Вы все у него на поводке.

– Только не я. И мне приходилось перерезать поводки и покрепче.

– Ради кого? Ради таких, как я?

Это был трудный вопрос.

Дейнло заглянул в комнату.

– Что у вас тут за шум?

– Ничего особенного. Уэстмор здесь?

– Он ушел.

– Ушел?

– Да, по делам.

Я шагнул в коридор.

– Нашел время уйти.

– У него была причина. Майер ждет его в здании суда. – Он с довольным видом засунул за пояс большие пальцы. – Я только что арестовал Майера.

– По какому обвинению?

– В убийстве. Вчера вечером я пришел к Майеру домой и попросил разрешения пошарить там. Я притворился, что ищу следы его дочери. Он не возражал. Вероятно, не знал, что можно сделать со старыми пулями. Их было полным-полно в его подвальном тире. Я выковырял их из досок, куда он приколол мишени. Большинство были настолько расплющены, что толку от них никакого. Но несколько пуль сохранились достаточно хорошо для обследования под микроскопом. Я только недавно закончил с ними возиться. Некоторые были выпущены из револьвера 38-го калибра. А одна так хорошо сохранилась, что я смог сравнить ее с пулями, извлеченными из жертв. Они выпущены из одного и того же оружия – в том числе та, которая убила Энн Майер.

– Вы уверены?

– Могу доказать это в суде. Потом я покажу вам увеличенные микроснимки. Я могу это доказать, даже если мы никогда не найдем оружие. У Майера был револьвер 38-го калибра, зарегистрированный на его имя. Я спросил о нем, когда арестовал его. Он сказал, что у него револьвера нет, и наплел мне какую-то небылицу.

– Какую?

– Сказал, что прошлой осенью одолжил его дочери и так и не получил назад. Врет, конечно.

– Вчера я тоже так думал. Но теперь я в этом не уверен.

– Не сомневайтесь – врет. У него нет выхода. Он не имеет алиби ни на одно из убийств. В воскресенье, когда прикончили Энни, старик весь день был один и запросто мог съездить на озеро. Майер заявляет, что его алиби на четверг может подтвердить старшая дочь. Но она была у него дома с пяти вечера, а он вернулся только после семи. Он сам это признает – говорит, что ездил прокатиться после работы. На время убийства Керригана у него тоже нет алиби.

– Но нет и мотива.

– Есть. Акиста и Керриган оба путались с Энни. – Его тонкий нос наморщился, словно учуяв худший запах, чем йодоформ. – А Майер сам едва не изнасиловал собственную дочь.

– Любопытно, – заметил я. – Вы рассказывали об этом шерифу?

Дейнло впервые выглядел смущенным.

– Я еще не видел его. Мне не хотелось вынуждать его арестовывать своего тестя. Я решил действовать через его голову и все сообщил Уэстмору.

– И Уэстмор с вами согласился?

– Конечно. А вы разве нет?

– Я хочу еще кое-что выяснить. Майер ездит на «линкольне», не так ли?

– Да. У него есть и другая машина – старый «шевроле», которым он пользуется для перевозок.

– Зеленый седан?

– Да. Я собираюсь заняться этими машинами. Наверняка одну из них видели вблизи места одного из преступлений.

– Могу избавить вас от лишних хлопот. Поговорите с заключенным в этой комнате. Спросите его о машине, в которой Акиста ехал в четверг.

Дейнло повернулся к двери. Я двинулся в другую сторону.

Глава 31

Хильда Черч открыла входную дверь и робко выглянула наружу. В стеганом хлопчатобумажном халате она походила на обычную молодую хозяйку дома в пригороде, которую оторвали от утренней уборки. Но в ее полупрозрачных, бледно-зеленых, как вода в глубинах океана, глазах застыло напряжение.

– Ваш муж дома, миссис Черч?

– Нет. Боюсь, что нет.

– Я подожду его.

– Но я не знаю, когда он вернется.

– Это не важно. Я должен кое-что обсудить с вами.

– Простите, но сейчас мне не хочется ни с кем говорить.

Она попыталась закрыть дверь, но я придержал ее.

– Вам лучше впустить меня.

– Нет. Пожалуйста, не надо. Брэндон рассердится, если придет домой и обнаружит здесь вас. – Она налегла на дверь всей тяжестью. – Прошу вас, уйдите. Я скажу Брэндону, что вы приходили.

– И все-таки я войду, миссис Черч.

Я толкнул дверь плечом и открыл ее. Женщина отступила в гостиную и остановилась, искоса глядя на меня. На ее шее нервно пульсировала жилка.

Я двинулся к ней. Она сделала еще шаг назад, двигаясь неуклюже, как будто тело не поспевало за ее мыслями. Остановившись у кофейного столика из красного дерева, она склонилась над ним, передвинув в центр белую фаянсовую пепельницу.

Стол, ковер и вся комната сверкали чистотой. Белая и черная мебель была расставлена с геометрической аккуратностью. Сквозь раздвижные стеклянные двери я мог видеть обнесенный белой стеной патио, где пламенели яркие цветы. В центре клумбы с пурпурными лобелиями тянуло к солнцу восковые цветы карликовое лимонное дерево.

– Что вам от меня нужно? – прошептала Хильда.

Свет из патио падал ей на лицо. Она так походила на мертвую, что я с трудом верил в реальность ее существования. Смерть состарила Энн Майер, сделав сестер почти близнецами. Время словно затормозило и повернулось назад. Беспомощная жалость, которую я испытывал к Энн, проникла мне в кровь как наркотик. Теперь я жалел нереальную женщину, стоящую, глядя на безупречно аккуратный кофейный столик.

Она сама не сознавала, что делает. Я должен был вернуть к действительности ее, а заодно и себя самого, хотя предпочел бы выстрелить ей в голову.

– Вы убили вашу сестру из револьвера вашего отца. Хотите поговорить об этом сейчас, миссис Черч?

Хильда посмотрела на меня. Сквозь водянистые зеленые глаза я словно читал ее мысли, скользящие подобно теням неведомых существ.

– Я любила сестру, – заговорила она. – Я не хотела...

– Не хотели, но сделали.

– Это был несчастный случай. Револьвер выстрелил случайно. Энн молча посмотрела на меня, потом упала на пол...

– Почему же вы застрелили Энн, если любили ее?

– Это ее вина. Она не должна была уезжать с ним. Я знаю мужчин – вы, как животные, не в состоянии сдерживаться. Но женщины – другое дело. Она не должна была позволять ему... с тех пор, как это случилось, я все время об этом думала. Даже не могла выкроить время, чтобы поспать. Целую неделю я думала и убирала дом. Потом ходила к отцу, убирала у него, возвращалась сюда и снова убирала. Кажется, я так и не смогла навести здесь полный порядок, зато твердо решила, что во всем виновата Энн. За это нельзя порицать отца... я хотела сказать Брэндона – он мужчина.

– Не понимаю, как это произошло, миссис Черч. Вы помните это?

– Не слишком хорошо. Я все время думала – у меня не было времени вспоминать.

– Это случилось в воскресенье?

– В воскресенье рано утром, на озере. Я поехала туда поговорить с ней. Она была настолько легкомысленна, что не сознавала, какое зло причиняла мне. Было нужно, чтобы кто-нибудь привел ее в чувство. Я не могла позволить, чтобы это продолжалось. Я должна была что-то сделать.

– Значит, вы тогда знали об этом?

– Я знала уже несколько месяцев. Я видела, как Брэндон смотрит на Энн и как она себя ведет. Когда он сидел в кресле, она норовила пройти близко от него и коснуться юбкой его колена. А потом они стали тайком вместе уезжать на уик-энд. В прошлую субботу они снова это проделали. Брэнд сказал, что у него встреча в Лос-Анджелесе. Я позвонила в отель и узнала, что его там не было. Он был с Энн, правда, я не знала где. А после полуночи сюда заявился Тони Акиста и поднял меня с кровати, хотя я все равно не спала. Когда он все мне рассказал, я сразу представила себе их двоих в летнем доме у озера...

Она прижала руки к груди.

– Продолжайте, – сказал я. – Что вам сообщил Акиста?

– Он следовал за Энн к озеру Перидида и видел ее с Брэндом. Они лежали на медвежьей шкуре. В камине горел огонь, и они были голые. Тони сказал, что Энн смеялась и звала Брэнда по имени. Тони был пьян и ненавидел Брэнда, но я знала, что он говорит правду. После его ухода я просидела всю ночь, думая, что мне делать. Когда зазвонили колокола к утренней мессе, это было для меня знаком. Пока я ехала к озеру и разговаривала с Энн, они все время звенели у меня в ушах, словно мои свадебные колокола. Мне пришлось кричать, чтобы слышать себя. Они не умолкали, пока револьвер не выстрелил...

Она вздрогнула, словно пуля пронзила ее плоть.

– Где был ваш муж, когда это произошло?

– Его там не было. Он ушел, прежде чем я туда добралась.

– Где вы взяли оружие? У вашего отца?

– Это был револьвер отца. Но его дала мне Энн.

– Ваша сестра?

– Да. – Хильда кивнула маленькой птичьей головой. – Я знала, что он у нее. А когда револьвер оказался в моей руке...

– Почему она отдала его вам?

– Не знаю. Честное слово. Не могу вспомнить. – Ее лицо было лишено всякого выражения. – Я пытаюсь припомнить, но только вижу перед собой лицо Энн и слышу звон колоколов. Револьвер выстрелил, и я пришла в ужас, оставшись там наедине с ее телом. На секунду мне показалось, будто это я лежу мертвой на полу. Я убежала.

– Но вы вернулись?

– Да, в понедельник. Я хотела... хотела обеспечить Энн достойные похороны. Мне казалось, что если я смогу ее похоронить, то не буду постоянно вспоминать, как она лежала там...

– И Керриган наткнулся на вас с телом сестры?

– Да, он пришел, когда я пыталась перенести Энн в ее машину. Мистер Керриган предложил помочь мне. Он сказал, что не может допустить, чтобы она оставалась здесь, так как его заподозрят в убийстве. Он отвез меня в лес, где я могла ее похоронить. Но этот ужасный старик шпионил за нами. – В ее глазах мелькнул гнев – мимолетный и бессмысленный, как гнев ребенка. – Это его вина, что я не смогла достойно похоронить сестру. Из-за него я упала и повредила колено.