Уимси молчал; его мысли, явно, блуждали где-то далеко. Спустя некоторое время он сказал:

— Да. Мы ведь совершенно случайно узнали, что да Сото в это время выступал в Зимнем Саду. Но теперь я хочу посмотреть на это дело с совершенно иной точки зрения. Это касается письма. Подлинное ли оно? Написано оно на обычного сорта бумаге, без водяных знаков, и могло прийти откуда угодно, и ничего не доказывать; однако, если оно действительно пришло от иностранного джентльмена по имени Борис, то почему написано по-английски? Несомненно, русский язык был бы более надежным и правдоподобным, если этот Борис и в самом деле русский монархист. И потом еще — вся эта откровенная чушь о жестоких Советах и Святой Руси — настолько неопределенна, поверхностна и притянута зауши. Что-то непохоже, что это письмо отправлено опытным серьезным конспиратором, проделавшим действительно тяжелую большую работу. Не упоминается ни имен, ни подробностей переговоров с Польшей… а с другой стороны, бесконечно употребляются слова о «прославленной прародительнице» и «Ваше Высочество». Это неправдоподобно и не по-деловому. Это выглядит так, словно некто весьма поверхностно знакомый с идеей и способами совершения революции действительно пытается подыграть этому бедняге насчет его исключительного происхождения.

— А по-моему, все не так, — заметила Гарриэт. — Это напоминает некую деталь, которую я вставила бы в детективный роман, если бы не разбиралась в России и особенно не волновалась бы по этому поводу, а единственно хотела бы внушить основную мысль — что некто — конспиратор.

— Вот оно что! — воскликнул Уимси. — Вы совершенно правы. Это могло выйти прямо из одного из этих пуританских романов, которые так обожал Алексис.

— Конечно, теперь нам известно, почему он обожал их. Не удивительно. Они являлись частью его мании. Мне кажется, что мы должны были догадаться об этом.

— И вот еще что. Вы заметили, что первые два абзаца письма зашифрованы крайне небрежно? Фразы написаны кое-как, словно человек, писавший их, не очень-то беспокоился, поймет ли Алексис правильно. Но вот та часть, где наш любезны Борис доходит до конкретных указаний, выглядит иначе. Он начинает отделять концы фраз лишней Q's и лишней X's так чтобы быть уверенным, что в шифре не будет ошибки. Утюг становится в его мыслях более важным, нежели Святая Русь и рассерженная Польша.

— Фактически, вы считаете, что это письмо напоминает приманку.

— Да. Но трудно быть совершенно уверенным даже в том, кто его послал и зачем. Если, на самом деле, это Велдон, как мы подумали первоначально, тогда нас по-прежнему беспокоят все его алиби. Если же не Велдон, тогда кто? Если мы расследуем серьезный политический заговор, тогда какую роль в нем играет Алексис? Кто он? Почему кому-то понадобилось избавляться от него? Если, конечно, он не был какой-то действительно важной персоной, во что очень трудно поверить. Он не мог даже и вообразить себе, что он один из членов русского Царского Двора — ведь у него совсем не тот возраст. Знаете, мы часто слышим рассказы о царевиче, оставшемся в живых после революции, но ЕГО звали Алексей Николаевич, и не Павел Алексеевич. И он совершенно другого возраста — и кроме того, никогда не было никаких сомнений по поводу его происхождения от Николая I. Ни в одной книге Алексиса не имеется никакой пометки, которая рассказала бы нам, кого он из себя вообразил и кем он мог быть на самом деле. Не так ли?

— Ни одной.

Уимси собрал со стола бумаги и поднялся.

— Я передам это Глейшеру, — сказал он. — Эти бумаги заставят его обо всем призадуматься. Мне бы хотелось увидеться еще кое с кем, кто время от времени занимается кое какой работой. Вы поняли, что близится время для чая, а мы еще даже не принимали ленч?

— Время проходит быстро, когда оно занято приятным, — нравоучительно проговорила Гарриэт.

Уимси надел шляпу, положил бумаги на стол, открыл рот, чтобы заговорить, затем передумал, снова взял свои вещи и шагнул к двери.

— Пока! — дружески сказал он.

— Пока! — в то ему откликнулась Гарриэт.

Он вышел. Гарриэт осталась сидеть, глядя на закрытую дверь.

— Что ж, наконец сказала она. — Слава Богу, он не просил сейчас же выйти за него замуж. И будет совсем хорошо, если он выкинет эту мысль из головы.

Она, должно быть, остро переживала это, если повторила замечание несколько раз.

Уимси быстро проглотил какую-то невкусную пищу в ресторане, затем отправился в полицейское управление, передал расшифрованное послание суперинтенданту Глейшеру, которого оно весьма сильно озадачило, и выехал на своем автомобиле в Дарли. Его по-прежнему беспокоили совпадения относящиеся к Велдону и его отсутствие на Хинкс-Лэйн в самый критический момент. Уимси обратился к мистеру Полвистлу.

— О, да, милорд, — сказал тот учтиво. — Во всем был виноват провод, подающий высокое напряжение. Мы повозились с магнето, но оно работало превосходно, со свечами тоже оказалось все в порядке, так что мы немного еще покопались в машине, и тут молодой Том говорит: «Ну, — говорит, — одно я могу сказать. Дело туг в проводах». Правда, Том?

— Точно. У нас есть мотоцикл, и прежде у нас были неприятности с этими проводами из-за изоляции, которая все время перетиралась о корпус. Я сказал: «А как насчет проводов высокого напряжения?» И мистер Мартин отвечает мне: «Это мысль!» и не успел я произнести слово «нож», как он снял провода с клемм и вытащил их. «Давайте поглядим, сэр», — говорю я. «Да стоит ли беспокоиться, смотреть на эти чертовы штуки», — говорит он. «Да вы ничего и не сможете сделать, просто глядя на них. Засунем новую пару проводов да и дело с концом». У меня было несколько проводов высокого напряжения в сумке, я укрепил новую пару и соединил их, и как только я это сделал, машина тут же заводится, как новенькая. Знаете, милорд, я думаю, повреждение было в изоляции, понимаете? За день до того как мистер Мартин начал жаловаться на плохое зажигание и ход, произошло короткое замыкание и каким-то образом провода сплавились вместе, а окончательное замыкание произошло в четверг.

— Весьма вероятно, — заметил Уимси. — Вы потом осмотрели поврежденные провода?

Том почесал голову.

— Вот вы меня сейчас спрашиваете… я не знаю точно, что случилось с этими проклятыми проводами. Припоминаю, что видел, как мистер Мартин и покачивал, и держал их в руке, но вынимал он их или оставил, не помню…

— А! — победоносно воскликнул мистер Полвистл. — А я помогу вспомнить. Когда мистер Мартин принялся заводить мотор, он сунул поврежденные провода в карман… так еще аккуратно… а вот когда доставал носовой платок, чтобы обтереть пальцы от масла, провода выпали на траву. Я поднял их, вижу, он даже не заметил этого, и я кинул их в свою сумку, которую всегда ношу с собой. Я человек аккуратный, и считаю, что все когда-нибудь может пригодиться для мотоцикла или еще чего-нибудь подобного. Они и по сей день лежат там, если их не употребили неизвестно для чего.

— Мне бы хотелось взглянуть на них.

— Нет ничего проще, — сказал мистер Полвистл, предъявляя Уимси небольшую сумку инструментов и роясь посреди большого количества разнообразного хлама. — Ничего нет проще… Они тут. Это просто доказывает, что я крайне бережливый и аккуратный человек, — добавил он.

Уимси взял из его рук пару проводов.

— Гм… да… похоже они сплавились вместе как раз там, где подходят к клеммам. — Резким движением Уимси развел провода в стороны. — А в изоляции никаких повреждений, хотя… вероятно… Хэлло, хэлло!!!

Он легко провел пальцем вдоль одного из проводов.

— Вот она, ваша неприятность, — сказал он.

Мистер Полвистл также провел пальцем вдоль провода, и тут же отдернул руку с резким восклицанием.

— Довольно острое, — пробормотал он. — Что это?

— Наверное, самая крупная швейная иголка, — ответил Уимси. — Дайте-ка мне перочинный ножик поострее и мы вскоре увидим.

Когда изоляция вскрылась, то причина короткого замыкания стала предельно ясна. Через провод проходила иголка и внезапно обрывала его таким образом, что даже не оставалось видимых следов ее присутствия. Когда оба провода находились рядом, стало ясно, что иголка пройдет через них насквозь, таким образом очень эффективно произведя замыкание и прерывая зажигание автомобиля.

— Так вот оно что! — возмущенно произнес мистер Полвистл. — Подумать только! Чтобы джентльмен разыграл такую грязную шутку! А ведь это могло ударить меня! Как ТЫ проглядел, Том, что два провода проколоты вместе таким образом?

— Никто не смог бы разглядеть этого, когда провода были закреплены на месте, — сказал Уимси. — Они бы выбились из-под клеммы.

— И мистер Мартин выдернул эти провода так внезапно, — оправдывался Том, — они так стояли, чтобы я не увидел… Конечно, если бы я первый взял их в руки…

Он с укором посмотрел на мистера Полвистла, который не обратил на этот взгляд никакого внимания.

— Интересно, милорд, как вы пришли к такой мысли? — спросил мистер Полвистл.

— Я наблюдал такое прежде. Например, это очень удобный способ задержать мотоциклиста в начале гонки.

— А когда вы пришли сюда разузнать об этих проводах, вы рассчитывали обнаружить иголку, милорд? — поинтересовался Том.

— Нет, Том. Я был уверен, что не найду ее. Напротив, я пришел сюда, чтобы убедиться и доказать, что ее там не было. Послушайте, вы оба, никому ни слова об этом.

— Ни слова, милорд? Но нам непременно надо узнать, что это был за дьявол, который так подурачился с машиной этого джентльмена?

— Нет. Если это необходимо, я сам займусь этим. Но возможно, что этот трюк мог разыграть некто, связанный с убийством на Утюге. Поэтому лучше никому не болтать об этом. Поняли? Ком-то очень не хотелось, чтобы мистер Мартин тем утром уехал в Уилверкомб.

— Понятно, милорд. Ладно. Мы не скажем ни слова. Но тем не менее, все это очень подозрительно.