Теперь стало достаточно ясно, почему не отвечали на СОС, который должен бы быть принять во время радиосообщения либо самим мистером Перкинсом, либо его коллегами. Теперь также стало ясным, почему никто не задавал вопросов по поводу исчезновения мистера Перкинса. Мистер Перкинс был учителем Школы Лондонского Графства и получил отпуск на один сезон вследствие слабого состояния здоровья. Он был не женат, сирота, не имел никаких связей и проживал в общежитии поблизости от Тоттенхэм Корт-роад[70]. Он ушел из общежития еще в мае, заявив, что собирается в отпуск побродяжничать в свое удовольствие и не оставил адреса. Время от времени он собирался сообщать, сказал служащий общежития, куда пересылать письма. Когда произошел несчастный случай, письма от Перкинса не приходили с того времени, как он прислал последнее (29 мая из Тонтона[71]). Поэтому никому и в голову не пришло связывать с Перкинсом обращение по радио о СОСе, в котором упоминалась только его фамилия, и подумать, что именно мистер Джулиан Перкннс из общежития и нужен полиции. В любом случае после его последнего письма никто не знал даже предположительно, где он мог находиться. Полиция побывала в общежитии и получила всю корреспонденцию мистера Перкинса. Корреспонденция содержала в себе рекламу от дешевого портного, приглашение посетить скачки на Большой Национальный Приз и письмо от бывшего воспитанника, писавшего о деятельности бойскаутов.

По-видимому, было совершенно неправдоподобным, что мистер Перкинс является какого бы то ни было рода преступником, но кто знает? С ним беседовали, когда он возлежал в кровати, облаченный в тесный красный больничный халат, с взволнованным и небритым лицом, перевязанным бинтами, из-под которых с трагикомическим эффектом выглядывали его толстые очки в роговой оправе.

— Значит, вы отказались продолжить свою экскурсию и отправились в Дарли с этой молодой женщиной?

— Совершенно верно, сэр, именно так.

— Однако вы практически ничем не могли помочь ей?

— Нет. — Мистер Перкинс мял в руке простыню. — Она говорила что-то о том, чтобы ПОЙТИ присмотреть за трупом… но, разумеется… я не понял, что призывали меня делать. Я человек нездоровый, кроме того, начинался прилив. Я подумал…

Полицейский констебль Ормонд терпеливо ожидал. Вдруг мистер Перкинс отвел душу вспышкой признания.

— Мне не хотелось идти по той дороге, и это правда. Я боялся, что где-то может затаиться убийца.

— Убийца, э? Что заставило вас подумать, что речь шла об убийстве?

Мистер Перкннс сжался среди подушек.

— Эта молодая леди сказала, что так может быть. Боюсь, я не очень-то храбрая личность. Видите ли, с тех пор, как я заболел, я стал очень нервный, знаете ли… Да и физически я несильный человек. Мне совсем не понравилась эта идея.

— Конечно, вас нельзя упрекнуть за это, сэр, — заметил Ормонд. Обманчивая сердечность полицейского, очевидно, встревожила мистера Перкинса, словно он обнаружил нечто фальшивое в голосе собеседника.

— Значит, когда вы прибыли в Дарли, то почувствовали, что эта молодая леди попала в надежные руки и больше не нуждается в защите и вы ушли, не прощаясь.

— Да, да. Видите ли, я… мне не хотелось ни во что вмешиваться. В моем положении это неприятно. Учитель должен быть осторожен. И кроме того…

— Да, сэр?..

— Я обдумал это. И решил, что все это довольно подозрительно. Интересно, если молодая леди… ну, кто-то узнает о таких вещах… самоубийство и тому подобное… понимаете? Я почувствовал, что не могу ввязываться в дело подобного рода. По натуре я довольно робкий, и на самом деле НЕЗДОРОВ. С тех пор как я болею… А тут еще одно и другое…

Полицейский констебль Ормонд, у которого имелось чуточку воображения и сильное, хотя и незамысловатое, чувство юмора, прикрыл рукою усмешку. Внезапно он представил мистера Перкинса, обуянного ужасом, спотыкающегося на своих покрытых мозолями ногах и находившегося между двух огней, отчаянно спасающегося бегством из поля зрения маньяка-убийцы с Утюга, только для того, чтобы впоследствии быть преследуемым кошмаром, что он путешествовал с безжалостной, и наверняка безнравственной, распутной убийцей.

Ормонд лизнул грифель карандаша и начал снова:

— Ладно, сэр. Я понимаю суть вашего рассказа. Мда, весьма неприятная ситуация. Ну, а сейчас… только в порядке текущей работы… вы понимаете, сэр, что нам надо проверить перемещения всех, кто в тот день проходил по дороге вдоль берега. И не надо волноваться. — Карандаш оказался химическим и оставлял неприятный привкус во рту Ормонда. Он провел языком вдоль испачканных пурпурным цветом губ, напоминая навязчивому воображению мистера Перкинса огромного пса, смакующего сочную кость. — Где вы примерно находились около двух часов дня, сэр?

Рот мистера Перкинса открылся, челюсть отвисла.

— Я… я… я… — начал он дрожащим голосом. Вмешалась проходящая мимо сестра.

— Надеюсь, констебль, вы не пробудете здесь долго, — ледяным тоном проговорила она. — Не волнуйте и не расстраивайте моего пациента. А вы, номер двадцать два, выпейте-ка вот это, и постарайтесь успокоиться.

— Все в порядке, — произнес мистер Перкинс и отхлебнул глоток, после чего его лицо вновь обрело свой естественный Цвет. — Собственно говоря, я точно могу сказать, где я находился в два часа. Очень удачно то, что у меня были часы. Очень удачно. Я находился в Дарли.

— О, действительно, — произнес Ормонд, — это очень хорошо.

— Да, и я могу доказать это. Видите ли, я пришел из Уилверкомба. Там я купил некоторое количество каламиновой примочки, и думаю, аптекарь вспомнит меня. Знаете, у меня чрезвычайно чувствительная кожа, и у нас с ним произошла небольшая беседа по этому поводу. Не знаю точно, где находится эта аптека, но вы, вероятно, сможете разузнать. Нет, вообще-то я не знаю точно, сколько было времени. Пешком я отправился в Дарли. Это четыре мили, и заняло у меня немногим больше часа, значит, я должен был выйти из Уилверкомба что-нибудь около часа дня.

— Где вы останавливались в предыдущую ночь?

— В Уилверкомбе. В Труст-Хаусе. Вы точно найдете там мою фамилию.

— Довольно поздновато вы вышли, не так ли, сэр?

— Да, именно так; но я очень плохо сплю. Меня ночью немного лихорадило. Знаете, загар… Он так на меня действует. Это бывает со многими. У меня выступила сыпь, очень болезненная. Я уже говорил вам, что у меня чувствительная кожа. А в последнюю неделю так пекло. Надеялся, будет получше, но стало хуже, и бриться стало просто мукой. Действительно мукой! Так что я оставался в кровати до десяти, а в одиннадцать съел легкий завтрак и добрался до Дарли около 2-х часов. Я знаю, было два часа, поскольку я там спросил время у одного человека.

— Действительно? Это очень удачно. Но нам придется убедиться в этом.

— О да. Вы найдете его довольно легко. Это произошло не в самом поселке, а за ним. Там какой-то джентльмен разбил палатку. По крайней мере я называю его джентльменом, хотя не могу сказать, что он вел себя как джентльмен.

Полицейский констебль Ормонд чуть не подпрыгнул. Это был молодой человек, неженатый и полный энтузиазма и впадал в доходящее до поклонения состояние восхищения лордом Питером Уимси. Он боготворил его одежду, его машину и его сверхъестественное умение предсказывать. Уимси сказал, что на трупе найдут золото, и о чудо! так и произошло. Как только началось следствие, лорд Питер сказал, что окажется так, что у Генри Велдона будет алиби на два часа, и тут это алиби прибывает вовремя так же верно, как луна, прилив и отлив. Он сказал, что новое алиби окажется довольно хрупким, и… Полицейский констебль Ормонд решительно намеревался сломать его.

Довольно строгим тоном он поинтересовался, почему мистер Перкинс спрашивал время у случайного человека, а не в поселке

— В поселке я не подумал об этом, а потом спохватился. Да я там и не задерживался. Когда я вышел из поселка, то начал подумывать о ленче. Еще не доходя мили посмотрел на часы, и они показали без двадцати пяти два. Когда я снова посмотрел на часы, они по-прежнему показывали без двадцати пяти два, и я понял, что они остановились, так что я подумал, что время, наверное, ушло вперед. Я увидел нечто вроде маленькой тропинки, спускающейся к морю, свернул на эту дорожку и пошел вниз. Внизу я увидел открытое пространство, где стояли машина и небольшая палатка, и какой-то человек возился с машиной. Я поприветствовал его и спросил который час. Это был крупный мужчина с темными волосами, с красным лицом и в темных очках. Он ответил мне, что без пяти два. Я поставил правильно свои часы, поблагодарил его, а потом сказал, ну, просто что-то шутливое… типа того, какое приятное место он выбрал для стоянки. Он что-то довольно грубо проворчал, поэтому мне показалось, что он очень расстроился из-за поломки своей машины, так что я просто спросил его, причем очень учтиво — не сломалось ли что-нибудь. И это все. Я не мог понять, что его так сильно разозлило, но он крайне рассвирепел. Я начал было дружески увещевать его и сказал, что хочу всего лишь вежливости, а также желаю узнать, не смогу ли я как-нибудь помочь ему, на что он обозвал меня очень грубым словом и… — мистер Перкинс заколебался и покраснел.

— И что же? — осведомился полицейский констебль Ормонд.

— Он… мне очень не хочется говорить вам, но он забылся настолько, что напал на меня… — ответил мистер Перкинс.

— О! И что же он сделал?

— Он дал мне пинка, — сказал мистер Перкинс; его голос сорвался в писк —…в мой, так сказать, зад.

— Неужели?

— Да, он именно это сделал. Разумеется, я не отплатил ему тем же. Сами понимаете, это было бы неподобающе и недостойно. Я просто ушел, сказав ему напоследок, что надеюсь, он почувствует стыд за свое недостойное поведение, когда обдумает свой поступок. Очень сожалею, что мне приходится говорить вам это, но после этих моих слов он накинулся на меня, и я решил, что будет лучше больше не связываться с подобной персоной. Потому я ушел и принял свой ленч на пляже.