— Вы с ним ссорились?

— Не больше, чем другие, может, даже меньше. У всех супругов, доктор, случаются такие моменты.

— И почему, считал Марк, вы решили выйти за него замуж? — спросил доктор. — Ведь он знал, что вы никогда его не любили. Не думает ли он, что это из-за его денег? Как вы объяснили ему, что изменили свое решение?

— Я… Я…

— Да, миссис Дуглас?

— Ну, сказала, что, до тех пор пока он не сделал мне предложение, я не осознавала, что неравнодушна к нему. Что всегда думала, будто он влюблен в Лорин. И что если он готов рискнуть, то я постараюсь дать ему то, чего он хочет, — любовь и привязанность.

— И вы думаете, он вам поверил?

— Я знаю только одно, доктор Смит, Марк очень хотел на мне жениться. В этом я никогда не сомневалась. Видимо, сказал об этом отцу, а судья подтолкнул его испытать судьбу и еще раз сделать мне предложение.

— Как вы считаете, миссис Дуглас, почему судья так желал видеть вас своей невесткой?

— Иногда мне кажется, просто потому, что он любил, чтобы все было так, как он того желает, — ответила Кей.

Доктор погрузился в молчание — столь долгое, что Кей отвернулась от камина посмотреть, не заснул ли он. Наконец Смит пошевелился в кресле и заговорил:

— Из того, что вы мне рассказали, миссис Дуглас, у меня начинает проступать портрет Марка. Должен признать, я еще не совсем отчетливо его вижу. Человек слишком застенчивый, чтобы дать вам понять, что любит вас, практически все это время ухаживает за Лорин. Затем, очевидно подбадриваемый отцом, набирается смелости просить вас выйти за него замуж. Принимает ваш отказ, в котором не должен был сомневаться, поскольку знал о вашем чувстве к Джеффу Корнуоллу. Должно быть, он сильно поразился, когда вы передумали. И что же должен был думать, этот неуверенный, застенчивый мужчина, долгое время не имеющий смелости признаться вам в своей любви, потому что знал, что вы любите другого? Даже когда вы приняли его предложение, он должен был понимать, что вы сделали это по другим причинам, а не потому, что не устояли перед его обаянием. Из-за его денег? Это не подняло бы вас в его глазах. Из-за его положения в обществе? Вряд ли это польстило его самолюбию, потому что сам он не заработал ни денег, ни положения. Что он чувствовал — скромный и необыкновенно застенчивый человек?

— Он казался очень счастливым, — сказала Кей.

— Не имеет значения, каким он казался, — несколько резко возразил доктор. — Он «казался» преуспевающим адвокатом, счастливо женатым, обладающим роскошью и надежностью, какие только может дать большое состояние, а вскоре превратился в потенциального массового убийцу, готового уничтожить жену и друзей, в человека, признавшегося в содеянном преступлении, в жертву злобного шантажиста. Меня не очень интересует, миссис Дуглас, каким он «казался». Внешнее впечатление от этого человека не представляется мне слишком надежным.

— Не знаю, доктор, как лучше это определить. Марк был очень терпеливым, очень нежным, когда мы поженились. Не торопил меня проявлять к нему пылкую любовь. Казалось, он — ну, вот опять казалось! — понимает бурю чувств в моей душе. В наш медовый месяц мы отправились в Мексику, а потом в Южную Америку. И приблизительно через месяц я почувствовала, что мне с ним легко, приятно. Он был очень мягким, застенчивым, чутким… Всегда легко приспосабливался к моему настроению.

— Приспосабливался?

— Все изменилось вскоре после нашего возвращения домой. Как вы знаете, почти сразу же умер его отец. Они были очень близки, поэтому я восприняла изменения в Марке как временные в результате утраты отца. Я… я знаю достаточно о вашей области, доктор, о психиатрии, чтобы понимать внутреннее потрясение, связанное со смертью родного человека.

— И как же Марк изменился?

— Он всегда был очень умерен в питье. А тут начались настоящие запои. Когда Марк напивался, он терял свою неуверенность и застенчивость и превращался в ужасную карикатуру на своего отца. Становился властным, оскорбительно требовательным по отношению ко мне и своим товарищам. Когда запой проходил, начинал терзаться от стыда и угрызений совести.

— Это ведь было приблизительно в то время, когда, как он говорит, появился шантажист, — заметил доктор. — Следовательно, даже в этом случае причины его поведения могли быть иными, чем вы думали. Напивался от отчаяния, но не потому, что не стало его отца, а потому, что существовала угроза его благополучию, может, даже свободе. То, что шантажист угрожал передать сведения о его преступлении окружному прокурору, дает понять, насколько была велика эта опасность.

— Каковы бы ни были причины, но после нашего возвращения из свадебного путешествия он стал совершенно другим человеком, — продолжила объяснение Кей, — беспокойным, вспыльчивым, постоянно расспрашивал меня о том, что я делала, с кем виделась, что мне сказали и что я говорила кому-то. У меня часто возникало чувство, когда Марк внезапно появлялся дома, что он какое-то время шпионил за мной, надеясь застать меня за чем-то постыдным… бог знает за чем! — Она вздрогнула и поплотнее укуталась в жакет. — Точно такое же ощущение я испытываю последние сорок восемь часов, что Марк постоянно подслушивает и подглядывает за мной.

— Подозреваю, это так, — согласился доктор, задумчиво потирая подбородок. — А то преступление, которое, как Марк говорит, он совершил, вы действительно не знаете, что это могло быть, миссис Дуглас?

— Господи, представления не имею!

— А до смерти отца он никогда не напивался?

— Никогда.

— Кажется, у судьи был необыкновенный характер, — пришел к выводу Смит. — Видимо, он скрыл кое-какие неприглядные поступки вашего деда. Наверняка покрывал и Марка. Но после его смерти сведения о совершенном Марком преступлении могли попасть в чужие руки… — Доктор задумался. — Если только не считать его замечания, что вы могли видеть, как он совершил это преступление.

— С того самого момента, как Марк сказал об этом в субботу вечером, я сломала себе голову, — призналась Кей. — Когда мы были в свадебном путешествии, не было и намека на какие-либо проблемы. После нашего возвращения — когда умер его отец и он так сильно и резко изменился — я могу отчитаться буквально за каждую минуту жизни Марка. С того дня, как мы поженились, не было дня, чтобы я его не видела, чтобы не знала, где он находился и как проводил время. В свои деловые поездки Марк никогда не отправлялся без меня. Всегда настаивал, чтобы я ехала с ним, даже если это была поездка всего на сутки. Вы ведь думаете, что сейчас, вспоминая обо всем, я наткнусь на какую-то странность в прошлом… Но ничего нет, буквально ничего!

— Вы так и не вспомнили другие случаи, когда ваша компания проводила время вместе, за исключением вечеринки в честь вашей помолвки и уик-энда, когда умер отец Марка?

— Нет, всегда либо был кто-то еще, либо отсутствовал кто-то из наших друзей. Видимо, были отдельные моменты, но не такие встречи, когда мы вместе проводили достаточно много времени.

— И все-таки Марк утверждает, что один из вас восьмерых видел, как он совершил преступление — или знает об этом, и что это не может быть никто другой, а только члены вашей компании. Преступление, которое может стоить ему свободы, столь серьезное, что он скрывает его ценой своего психического здоровья и ради его сокрытия теперь готов пойти на убийство. Если Марк готов отказаться от жизни, чтобы скрыть это преступление, тогда оно должно быть очень серьезным! Или, — и доктор слабо усмехнулся, — оно «кажется» ему таким серьезным. Какое же преступление равносильно убийству? Только убийство! Но Марк никого не убивал — по крайней мере, до сих пор!

В этот момент, как в фильме ужасов, дверь распахнулась, и на пороге возник Марк Дуглас со своим неразлучным автоматом. Его смертельно бледное лицо было покрыто бисеринками пота.

— Ники исчез! — хрипло объявил он.

Кей вскочила на ноги, в страхе глядя на мужа. Доктор медленно поднялся из кресла.

— Что значит исчез, Марк? — спросил он.

— Его нет, — ответил тот. За его спиной слышались возбужденные голоса. — Ники разговаривал в гостиной с Джорджем и Лорин, а потом ушел. Вот уже целых четверть часа его никто не видел!

— Вы думаете, он сбежал? — уточнил доктор Смит.

— А что еще?!

Марк стоял так, чтобы одновременно наблюдать за библиотекой и гостиной. Доктор Смит увидел всех остальных, столпившихся в дверях гостиной и взирающих на Дугласа с ужасом.

Марк поднял левую руку, взглянул на часы.

— Если он направился прямо по проселочной дороге, то через сорок пять минут доберется до трассы. Я хочу, чтобы его вернули через полчаса — с уверенностью, что он никого не видел и ни с кем не разговаривал.

— Тогда чего же мы ждем? — крикнул Джефф из другой комнаты. — Давайте все его догонять!

У Марка недовольно скривились губы.

— Не все, Джефф. Женщины и доктор Смит останутся здесь со мной. Если ты, Пол и Джордж не приведете Ника назад через полчаса… В общем, я вас предупреждал, что сделаю в том случае, если один из вас побежит за помощью.

— Ники беспокоится только о себе, Марк, — сказал Джефф. — Мы все согласились… сидеть здесь до конца… чтобы попытаться вычислить твоего шантажиста. Ты не можешь считать нас ответственными за побег Ники…

— А я считаю! — прервал его Дуглас и снова посмотрел на часы. — Не тратишь ли ты попусту время на разговоры, Джефф?

— Я могу быть полезен, Марк, если пойду с остальными, — предложил доктор Смит.

— Нет! — Лоб Марка блестел от пота. — Ни черта вы им не поможете. Вам безразлично, что здесь произойдет. А вот Джеффу, Джорджу и Полу не все равно. Здесь находятся женщины, которых они любят. — Он слегка повернул голову. — Не так ли, Джефф?

Часть третья