— Ничего?! — изумился сэр Патрик.

— Ничего, — повторила леди Ланди с грозным видом и не менее грозными нотками в голосе. — Я своими руками применила все предписанные медициной средства; разрезала на ней кружева собственными ножницами; облила ее голову холодной водой; оставалась с ней, пока она не дошла до полного изнеможения. Я взяла ее на руки, прижала к своей груди; я выслала всех из комнаты. Я сказала ей: «Дорогое дитя, доверься мне». И как же были вознаграждены все эти материнские попечения? Я уже сказала вам: бессердечной скрытностью, вопиющим молчанием.

Сэр Патрик еще громче забряцал оружием.

— Наверное, она побоялась довериться вам, — сказал он.

— Побоялась! Боже праведный, — воскликнула леди Ланди, отказываясь верить собственным ушам. — Нет, вы не могли этого сказать. Или я что-то не так поняла. Я не ослышалась, вы сказали — побоялась?

— Я сказал, наверное, побоялась…

— Стойте! Я не могу позволить, чтобы мне в лицо говорили, будто я не выполнила свой долг перед Бланш. Нет, сэр Патрик. Я многое могу снести, но только не это. После всего того, что я сделала для Бланш, — я была ей больше, чем мать, я была ей старшей сестрой. Я трудилась, да, сэр Патрик, я трудилась не покладая рук, чтобы образовать ее ум (всегда в памяти сладостные строки поэта: «Воспитывать нежный ум нет прекрасней задачи, а также учить юнца, как стрелять!»); после всего, что я сделала — только вчера я возила ее в своем ландо смотреть самую замечательную феодальную древность Пертшира; после всех жертв, которые я принесла, услышать, что мое отношение к ней внушает ей страх, — это слишком жестоко. У меня, сэр Патрик, чувствительная, чересчур чувствительная натура: простите меня за то, что я прячусь в скорлупу, когда мне причиняют боль, простите, что я именно так чувствую, когда мне причиняет боль человек, которого я глубоко уважаю.

Ее милость прижала к глазам платок. Любой другой человек сложил бы оружие. Но не сэр Патрик. Он бряцал им все громче и громче.

— Вы меня совсем не поняли, — решительно возразил он. — Я хотел сказать, что Бланш боялась объяснить вам причину недуга. Причина эта — мисс Сильвестр.

Леди Ланди опять издала стон, на этот раз куда более громкий, и в ужасе крепко зажмурилась.

— Нет, я должна бежать отсюда! — завопила она не своим голосом. — Бежать куда глаза глядят! На край земли! Только бы не слыхать имя этой особы! Нет, сэр Патрик, нет, нет и нет! Только не в моем присутствии, только не в моей комнате. Пока еще я хозяйка Уиндигейтса!

— Мне очень прискорбно касаться вещей, которые режут вам слух, леди Ланди. Но цель моего посещения такова, что мне придется коснуться — самым безболезненным для вас образом — некоего события, которое произошло в доме без вашего ведома.

Леди Ланди тотчас открыла глаза, преобразившись в само внимание. Случайный наблюдатель пришел бы к выводу, что леди Ланди не чуждо вульгарное чувство — любопытство.

— Вчера, пока мы отдавали дань утренней трапезе, Уиндигейтс навестила некая гостья, — продолжал сэр Патрик, — она…

Леди Ланди схватила алую памятную книгу и дала знак сэру Патрику помолчать. Затем заговорила сама; слова вылетали из ее уст порциями, точно залпы из пушки.

— Я постараюсь как женщина с самообладанием, сэр Патрик, справиться с собой при одном условии: не называйте имени, не называйте пола. Говорите, если угодно, «особа», — открывая памятную книгу и взявшись за перо, леди Ланди продолжала: —Так эта особа посмела нарушить неприкосновенность моего жилища?

Сэр Патрик поклонился. Ее милость сделала запись в памятной книге, перо ходило с такой яростью, что бумага скрипела. Затем взглянула на сэра Патрика как прокурор на свидетеля.

— Какую часть моего дома осквернила вчера эта особа? Следите за своими ответами, сэр Патрик. Я намерена отдать себя под защиту мирового судьи. Я делаю мое заявление на основе ваших слов. Вы говорите, библиотеку? Запишем, библиотеку.

— Прибавьте, — сэр Патрик опять забряцал оружием, — что особа имела в библиотеке беседу с Бланш.

Перо леди Ланди вдруг впилось в бумагу, осыпав ее фонтанчиком чернильных брызг.

— В библиотеке? — задыхаясь, произнесла леди Ланди. — Я стараюсь справиться с собой, сэр Патрик. Из библиотеки что-нибудь исчезло?

— Ничего не исчезло, кроме самой особы. Она…

— Нет, нет, сэр Патрик! Я этого не вынесу! Любая женщина поймет меня — не вынесу!

— Приношу свои извинения, леди Ланди, я запамятовал, что «она» — запрещенное местоимение. Особа исчезла, как в воду канула, единственно прислав Бланш прощальное письмо. Все это очень повлияло на Бланш, чем и вызвано ее утреннее расстройство. Если вы примете все это во внимание и присовокупите еще свое мнение об этой особе, то вы поймете, почему Бланш не решилась довериться вам.

Сэр Патрик замолчал, ожидая ответа. Но леди Ланди так глубоко погрузилась в свое заявление, что ничего не слышала и не видела.

— Экипаж к дверям в половине третьего, — распорядилась она и, заканчивая писать, повторила последнюю строчку: «Обратиться к ближайшему мировому судье и отдать Уиндигейтс под защиту закона». — Прошу прощения! — воскликнула леди Ланди, вспомнив о присутствии сэра Патрика. — Если я упустила что-нибудь особенно огорчительное, подскажите, пожалуйста.

— Вы не упустили ничего, заслуживающего внимания, — откликнулся сэр Патрик. — Я сообщил вам факты, которые вы вправе знать, а теперь вернемся к медицинскому заключению нашего знаменитого друга. Итак, какой же он поставил прогноз?

— Диагноз, а не прогноз, — злобно выпалила леди Ланди. — У меня выскочила из памяти это слово. Теперь я его вспомнила. Прогноз — это совсем другое.

— Принимаю поправку, леди Ланди. Пусть будет диагноз.

— Но вы дали мне понять, сэр Патрик, что вы уже знаете диагноз. Бессмысленно еще раз повторять вам его.

— Мне бы очень хотелось сравнить свои впечатления с вашими, дорогая леди.

— Вы очень умны, сэр Патрик. Очень знающи. А я всего лишь бедная, необразованная женщина. Право, мои впечатления не стоят ваших.

— А мои впечатления таковы, леди Ланди, что наш замечательный друг рекомендовал Бланш не столько лекарства, сколько душевный покой. Надо отвлечь ее от горестных размышлений, и она исцелится. Это его слова, насколько я помню. Вы согласны со мной?

— Кто же может позволить себе не согласиться с вами? Утонченная ирония — ваш конек, это все знают. Но боюсь, вы зря расточаете перлы пред таким бедным созданием, как я.

Старый адвокат и на сей раз сохранил свое удивительное хладнокровие. Он отразил наскоки самой несносной женщины в мире собственным оригинальным методом самозащиты, проявляя еще большую несносность.

— Принимаю ваши слова как согласие, леди Ланди. Благодарю вас. А теперь перейдем к средству, которое могло бы, по мнению нашего друга, исцелить Бланш. Средство, по-моему, очень простое. Надо переключить мысли Бланш с мучительного для нее предмета на предмет менее мучительный. Вы покуда со мной согласны?

— Почему вы хотите взвалить всю ответственность на меня, сэр Патрик?

— Я очень высоко ценю ваше мнение, леди Ланди, — продолжал сэр Патрик. — Строго говоря, вся ответственность — и это бесспорно — лежит на мне. Я опекун Бланш…

— Благодарение богу! — леди Ланди вложила в этот возглас самое искреннее чувство.

— Я слышу в ваших словах неподдельную благодарность богу, — подхватил сэр Патрик. — Не могу ли я из этого заключить, что вы — как бы это лучше сказать — пребываете в некотором сомнении относительно возможности благотворно повлиять на Бланш, имея в виду нынешние обстоятельства?

Леди Ланди опять начала закипать, как и предвидел сэр Патрик.

— Вы могли бы из этого заключить другое, — сказала она жестко. — Взяв на себя заботу о Бланш, я взвалила на себя бремя воспитания неисправимо упрямой, испорченной и бессердечной девчонки.

— Вы сказали «неисправимо»?

— Да, неисправимо.

— Если случай столь безнадежный, дорогая леди, я, как опекун Бланш, должен найти способ избавить вас от этого тяжелого бремени.

— Это мой долг, и никто не может мешать мне исполнить его! — вознегодовала леди Ланди. — Разве что смерть!

— А если то, что я предложу, не идет вразрез с долгом? — продолжал сэр Патрик, — а напротив, окажется актом самопожертвования с вашей стороны? Помните, вы сказали, самопожертвование — это девиз женщин?

— Не понимаю вас, сэр Патрик. Будьте любезны, объясните свою мысль.

Сэр Патрик надел на себя новую личину — человека колеблющегося, нерешительного. Он бросил на невестку почтительный взгляд, вздохнул и покачал головой.

— Нет, нет! — воскликнул он. — Я не могу так много просить у вас.

— Если дело касается долга, можете просить у меня все, что угодно.

— Осмелюсь напомнить вам, щедрость человеческой души не безгранична.

— Но чувство долга женщины-христианки не имеет границ.

— Имеет, уверяю вас.

— Сэр Патрик, после того, что я вам сказала, ваше упорство граничит с дерзостью.

— Не говорите так, леди Ланди. А позвольте лучше задать вам вопрос. Допустим, все будущее человека зависит от вашего «да», но все ваши принципы, все взлелеянные вами понятия требуют сказать «нет». Неужели вы станете уверять меня, что вы способны растоптать свои принципы и идеи, если этой жертвы требует от вас чисто абстрактный Долг.

— Да, да, разумеется, — леди Ланди в один момент воспарила на пьедестал добродетели. — И без малейшего колебания.

— Вы убедили меня, леди Ланди. Вы ободрили меня, и я продолжаю. Позвольте спросить вас в свете только что вами сказанного, посчитаете ли вы своим долгом исполнить предписание одного из самых крупных медицинских светил в отношении здоровья Бланш?