— Бланш мне все объяснила.

— Никуда отсюда не отходите и глядите в оба. Морского волка этому учить не надо. Согласитесь, подышать два-три часа этим чудесным воздухом — одно удовольствие. Вижу, вы уже приобрели самоновейшую пагубную привычку дымить сигарой — вот вам и занятие на ближайшее время. Следите за дорогами. Если она появится, не пытайтесь воротить ее, поговорите с ней — вполне невинно, заметьте! И постарайтесь запомнить человека, который ее везет. Если на экипаже указано имя владельца, тоже запомните. Вот, собственно, и все, что от вас нужно. Фу, как все-таки сигарный дым отравляет воздух! Что станется с вашим желудком, когда вы доживете до моих лет?

— Не буду жаловаться на судьбу, сэр Патрик, если сохраню ваш аппетит.

— Это ваше замечание кое-что мне напомнило. Я встретил на станции знакомое лицо, Эстер Детридж. Она покинула Уиндигейтс и поездом уехала в Лондон. С хорошей кухней в Уиндигейтсе кончено, теперь будем просто утолять голод. На этот раз хозяйка дома и кухарка поссорились всерьез. Я дал Эстер мой лондонский адрес и попросил зайти, если она надумает искать место. Немая кухарка, к тому же прекрасно готовит — да такому сокровищу цены нет! Ее нельзя выпускать из семьи! Вы обратили внимание на соус-бешамель за завтраком? Хотя, молодой человек, курящие сигары вряд ли ощутили разницу между соусом и просто растопленным маслом. Засим, мой юный друг, до свидания!

Он отпустил поводья, и пони бойко повернул в Крейг-Ферни. Если говорить о годах, то пони было двадцать лет, а седоку — семьдесят. Если же учитывать живость характера и силу духа, то в сторону гостиницы удалялись сейчас два самых юных создания в Шотландии.

Еще час промаялся Арнольд в томительном одиночестве; мимо него в том и другом направлении прошло несколько случайных прохожих, прокатил тяжелый фургон и бричка со старухой на козлах. Арнольд опять поднялся на ноги, чтобы размяться, походить немного по дороге. Когда он повернул второй раз, взгляд его устремился на дальний конец пустоши и ухватил одинокую фигуру путника, по-видимому, мужчины.

Арнольд прошел немного вперед. Путник явно двигался навстречу, шел он очень быстро, и скоро не осталось сомнений, что это мужчина. Спустя минуты три Арнольд был почти уверен, что узнал его. А еще через минуту стало ясно: только один человек обладал таким сильным телом, такой пластичностью движений и мог шагать так легко и стремительно. Это был Джеффри, герой предстоящего бега, возвращавшийся с дальней прогулки в Уиндигейтс.

Арнольд поспешил навстречу другу. Джеффри остановился, опершись двумя руками на палку, и стал ждать.

— Ты слыхал, что произошло в доме? — спросил, подойдя, Арнольд.

Инстиктивно он удержал следующий вопрос, готовый было сорваться с уст. В лице Джеффри он прочитал явную враждебность, причина которой была для него загадкой. Вид у Джеффри был такой, точно он заранее приготовился дать отпор всему и вся, что могло возникнуть у него на пути.

— Ты чем-то расстроен? — не мог не спросить Арнольд.

— Что там могло стрястись у них в доме? — вопросом на вопрос ответил Джеффри, чуть не оглушив Арнольда и вперившись в него самым жестким своим взглядом.

— Приходила мисс Сильвестр.

— Кто ее видел?

— Никто, кроме Бланш.

— Ну и что?

— Бедняжка была совсем без сил и в библиотеке потеряла сознание. Бланш привела ее в чувство.

— Что дальше?

— Мы все были в столовой. Бланш оставила ее одну, хотела тайно поговорить с дядюшкой. А когда вернулась, мисс Сильвестр и след простыл. С тех пор никто ее не видел и не слышал.

— В доме переполох?

— Никто ничего не знает, кроме Бланш…

— И тебя. А еще кто знает?

— Еще сэр Патрик и больше никто.

— Совсем никто? А что еще случилось?

Арнольд помнил наказ держать в строгой тайне начавшиеся поиски Анны. Что-то в тоне Джеффри, в его манерах насторожило Арнольда, и он, скорее всего неосознанно, словом не обмолвился о дальнейших действиях других участников этой истории.

— Больше ничего, — ответил он с самым невинным видом.

Джеффри с силой вонзил острие палки в податливую песчаную почву. Поглядел вниз на палку, затем быстро выдернул ее из земли и перевел взгляд на Арнольда.

— Пока! — бросил он и зашагал было дальше.

Арнольд двинулся следом и остановил его. Какой-то миг приятели молча смотрели друг на друга. Арнольд заговорил первый.

— Ты не в духе, Джеффри. Что так сильно тебя расстроило? Вы с мисс Сильвестр каким-то образом разминулись?

Джеффри молчал.

— Ты видел ее после того, как она ушла из Уиндигейтса?

Опять молчание.

— Ты знаешь, где сейчас мисс Сильвестр?

Джеффри стоял, крепко сжав губы, все с тем же выражением неприкрытой враждебности в лице и во всей позе. Румянец на щеках Арнольда стал сгущаться.

— Почему ты не отвечаешь мне? — тихо спросил он.

— Потому что мне все это осточертело.

— Что именно?

— Фокусы мисс Сильвестр. Мисс Сильвестр моя забота, не твоя.

— Легче на поворотах, Джеффри! Ты забыл, что сам впутал меня в эту историю и, между прочим, против моей воли.

— Помню, как не помнить. Ты меня засыпал упреками.

— Засыпал упреками?.

— Что, нет? Только и слышу, как ты меня облагодетельствовал. К черту благодетелей! Меня от них выворачивает наизнанку.

Была в Арнольде особая крепость характера, которую трудно различить под внешним добродушием и неискушенностью и которая редко проявляла себя. Но уж если проявляла, Арнольд шел в наступление на любого обидчика.

— Когда ты опамятуешься, — отчетливо проговорил он, — во имя старой дружбы я приму твои извинения. А пока ты не в себе, прекращаю с тобой всякие отношения. Больше мне нечего тебе сказать.

Джеффри стиснул зубы и сделал шаг вперед. Взгляды их скрестились. Арнольд смотрел твердо, точно бросал вызов, точно говорил — давай сразимся, если посмеешь напасть. Джеффри понимал и ценил в людях одну добродетель — мужество. И вот оно воочию перед ним — мужество противника, физически явно более слабого. Жестокий и бесчувственный во всем остальном, к людям мужественным Джеффри питал слабость. Он круто повернулся и зашагал прочь.

С поникшей головой и тяжестью в сердце стоял Арнольд вдали от всего живого, отдавшись во власть горьких размышлений. Друг, спасший ему жизнь, единственный человек, с которым связаны воспоминания о далеком беззаботном времени, тяжко оскорбил его и без колебания ушел, не выказал ни малейшего сожаления или раскаяния. Арнольд, простой, верный, привязчивый, был оскорблен до глубины души. Быстро удаляющаяся фигура Джеффри стала расплываться, терять очертания в этом вересковом мареве. Арнольд прикрыл ладонью глаза, пряча с мальчишеской застенчивостью набежавшие слезы, говорящие о чистоте сердца и делающие честь человеку, способному на такие слезы.

Пока Арнольд боролся с захлестнувшими его чувствами, на перекрестке дорог начало кое-что происходить.

Четыре дороги расходились почти под прямым углом на север, юг, восток и запад.

Арнольд стоял на восточном проселке, пройдя от каменной изгороди навстречу Джеффри ярдов двести — триста; западный проселок, огибая крестьянский дом, вел в соседний торговый городок. Дорога на станцию уходила в южном направлении, Уиндигейтс-xaус находился к северу от развилки.

Пока в глазах у Арнольда все еще стояли слезы, а Джеффри был шагах в пятидесяти до развилки, ворота усадьбы открылись, из них выехала бричка, которой правил мужчина. Обок его на козлах сидела женщина. Это была Анна Сильвестр, правил бричкой хозяин усадьбы.

Бричка сразу же свернула на проселок, ведущий в соседний городок, оставив позади развилку, дорогу на станцию и Арнольда, который шел в том же направлении. Проводив рассеянным взглядом, все еще затуманенным слезами, жалкий крестьянский экипаж, он свернул на дорогу, ведущую в Уиндигейтс, и скоро опять был у каменной изгороди. Он огляделся по сторонам, но бричка скрылась из вида — здесь проселок делал небольшой крюк, огибая усадьбу, крестьянский дом заслонял эту его часть. Верный обещанию, Арнольд опять присел на вереск у изгороди, бричка к этому времени стала не больше мухи и скоро совсем исчезла.

Вот так Анна ускользнула от погони. Пользуясь выражением сэра Патрика, нашла выход, там где мужчина бы растерялся. Крестьянин, видя бедственное положение Анны, пожалел ее и, собравшись по делам в соседний городок, взял с собой.

Таким образом ей удалось избежать три нежелательные встречи: с Джеффри, возвращавшимся в Уиндигейтс, с Арнольдом, честно наблюдавшим за развилкой, и со слугой сэра Патрика, караулившим ее на станции.


День близился к вечеру. Слуг уиндигейтского дома, прохлаждавшихся в парке в отсутствие хозяйки, всполошило на миг неожиданное появление одного из гостей. Мистер Джеффри Деламейн вернулся один, прошел прямо в курительную и, приказав подать себе еще стакан старого эля, сел в кресло с газетой в руках и закурил любимую трубку.

Очень скоро ему наскучило читать, и он впал в раздумье, вспоминая подробности встречи с Арнольдом.

Ситуация сложилась для него наилучшим образом, он даже не мог о таком и мечтать. Он внутренне приготовился после случившегося в библиотеке к страшному скандалу. И вот, пожалуйста, в доме тишь и гладь. Три человека, сэр Патрик, Арнольд и Бланш, которые догадывались, что Анна попала в серьезную беду, хранили ее тайну, как будто знали, что от их молчания зависит его, Джеффри, благополучие! И что самое чудесное — Анна не подняла шума, не побежала за ним, а таинственно скрылась, не проронив ни слова, а ведь могла бы погубить его.